В защиту музейной пыли
В мировом сообществе идёт переосмысление понятия «музей» Во всём мире музеи оказались в числе тех культурных институций, которые сравнительно быстро и безболезненно адаптировались к работе в условиях карантина. В Татарстане процесс виртуализации музейной жизни тоже начался задолго до эпидемии СOVID-2019. Многие музеи оцифровывают свои собрания и предоставляют доступ к ним как специалистам, так […]
В мировом сообществе идёт переосмысление понятия «музей»
Всегда интересно напрямую «пообщаться» с экспонатом.
Во всём мире музеи оказались в числе тех культурных институций, которые сравнительно быстро и безболезненно адаптировались к работе в условиях карантина. В Татарстане процесс виртуализации музейной жизни тоже начался задолго до эпидемии СOVID-2019.
Многие музеи оцифровывают свои собрания и предоставляют доступ к ним как специалистам, так и любителям искусства из любой точки планеты. Ну здорово же: сиди дома и наслаждайся хочешь мастерами Возрождения, хочешь – Ван Гогом или Уорхолом. На время карантина бесплатный доступ к своим медиаресурсам открыли Лувр, Эрмитаж, Британский музей, Третьяковская галерея, музеи Ватикана… Продолжать этот перечень можно долго. Но у всего есть и оборотная сторона. И если отвлечься от ситуации с коронавирусом, которая рано или поздно нормализуется, то, по мнению специалистов, новомодный формат, стирающий грань между настоящей и виртуальной реальностями, хорош в музее лишь до определённого предела. Например, директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, говоря о том, что музеи утратили «сакральность», имеет в виду в том числе порой чрезмерное их увлечение интерактивностью, планшетами и проекциями вместо подлинных экспонатов. Бывают выставки, на которых вообще не увидишь ни картин, ни раритетов, а только их цифровые копии. Таким образом нивелируется, теряет смысл само понятие подлинности музейного предмета. Хотя в надежде найти и прочувствовать эту самую подлинность мы, собственно, и приходим в музей. Это, кстати, одна из ключевых проблем, которая будет обсуждаться на Международном музейном форуме в Казани в сентябре нынешнего года. Если, конечно, тот же коронавирус не помешает этим планам.
Безусловно, новых веяний не избежать и относиться к ним можно по-разному, но очевидно, что функции музеев, их место и роль в нашей жизни претерпевают изменения. Дискуссия на эту тему идёт на уровне мирового музейного сообщества. Так, в сентябре прошлого года в Киото прошла XXV Генеральная конференция ИКОМ (Международный совет музеев), и основной вопрос, который там обсуждался, – это принятие нового определения слова «музей». Ни много ни мало.
На время карантина бесплатный доступ к своим медиаресурсам открыли Лувр, Эрмитаж, Британский музей, Третьяковская галерея, музеи Ватикана… Продолжать этот перечень можно долго. Но у всего есть и оборотная сторона. И если отвлечься от ситуации с коронавирусом, которая рано или поздно нормализуется, то, по мнению специалистов, новомодный формат, стирающий грань между настоящей и виртуальной реальностями, хорош в музее лишь до определённого предела.
Сейчас в мире придерживаются определения, принятого почти полвека назад, согласно которому музей — это «некоммерческая организация», которая занимается «хранением, исследованием, популяризацией и экспонированием материального и нематериального наследия человечества и среды его обитания». Однако, по мнению Международного совета музеев, объединяющего профессионалов из 141 страны, эта формулировка во многом устарела и не соответствует задачам современных музеев. А потому ИКОМ предложил принять новое определение, в котором говорится, что музеи — это «демократические, инклюзивные и полифонические пространства, созданные для критического диалога о прошлом и будущем». Кроме того, в предложенной формулировке есть такие слова: «Признавая и решая конфликты и вызовы времени, музеи сохраняют для общества эталонные артефакты и предметы искусства, сберегают и передают следующим поколениям историческую память и обеспечивают равные права и равный доступ к культурному наследию для всех людей». Их работа «основана на принципах участия и прозрачности и предполагает активное партнёрство с различными сообществами», «во имя человеческого достоинства, социальной справедливости, глобального равенства и благополучия в масштабах планеты».
По словам делегата Киотской конференции, директора музея-заповедника «Остров-град Свияжск» Артёма Силкина, данное определение было выработано на основе 25 других, поступивших в президиум ИКОМ от представителей этой организации из разных стран. Новое определение, кстати, состоит из 100 слов, но, несмотря на развёрнутость формулировки, по мнению некоторых, всё-таки не исчерпывает само понятие музея. Это одна из причин, по которым большинство национальных комитетов, в том числе российский комитет ИКОМ, отказались принять предложенное определение и проголосовали за продолжение дискуссии.
Не остались в стороне от неё и татарстанские музейщики. Незадолго до объявления в республике особого санитарного режима в Казани, на дискуссионной площадке ЦСК «Смена» состоялось довольно бурное обсуждение, что такое музей сегодня: склад старых вещей или институт современного общества? Участники дискуссии — представители государственных и частных музеев, преподаватели и студенты казанских вузов, журналисты – не только сравнивали новое и старое определения музея, говорили о его плюсах и минусах, но и высветили ряд специфических проблем, касающихся России в целом и в особенности региональных музеев и связанных главным образом с лакунами действующего законодательства.
Сейчас в мире придерживаются определения, принятого почти полвека назад, согласно которому музей — это «некоммерческая организация», которая занимается «хранением, исследованием, популяризацией и экспонированием материального и нематериального наследия человечества и среды его обитания». Однако, по мнению Международного совета музеев, объединяющего профессионалов из 141 страны, эта формулировка во многом устарела и не соответствует задачам современных музеев
Скажем, должно ли государство помогать частным музеям и всегда ли они вправе вообще называться музеями? На этом, в частности, заострила внимание в своём выступлении помощник Президента РТ Олеся Балтусова. Частные музеи, как правило, не занимаются научной деятельностью и не всегда имеют коллекцию как таковую, хотя для музейного статуса это остаётся основополагающим критерием. Либо это небольшое частное собрание, предмет, так сказать, фамильной гордости, за возможность увидеть которое начинают брать деньги. Между тем, если что-то в новом определении и осталось неизменным, так это указание на то, что «музеи существуют не ради прибыли». Правда, непонятно, как это сообразуется с участившимися в последнее время призывами к тому, чтобы «музеи учились зарабатывать» и чуть ли не равняться на торговые центры в конкуренции за время и деньги посетителей.
А кроме того, существует нематериальное культурное наследие. Как с ним быть и с какими трудностями сталкиваются люди, которые вкладывают силы и личные средства в сохранение того, что нельзя взять в руки и положить под музейное стекло? Наглядный тому пример — казанский Музей чак-чака в Старо-Татарской слободе. Здесь рассказывают не только о национальной кухне, но и в целом о татарском быте, традициях, и даже не столько рассказывают, сколько погружают посетителей в ментальную атмосферу традиционного татарского дома. Маленький, уютный, этот частный музей довольно востребован у жителей и гостей столицы Татарстана, но при этом профессиональное музейное сообщество по-прежнему выражает сомнение, что этот, безусловно, оригинальный проект уместно называть музеем.
При всём нынешнем разнообразии музейных форматов и тех чудесах, которые сулит нам эра цифровых технологий, российские музеи, по словам одного из участников дискуссии, преимущественно остаются «царством подлинного предмета», вместе с которым музеи сохраняют не столько историю, сколько память прошлых поколений. А более прочного фундамента для будущего просто не бывает. И можно не сомневаться: когда закончится эпидемия, пройдут наши тревога и страхи, люди снова потянутся сюда – в настоящие, а не виртуальные музеи.