Кремлевские “поляны”

Пышные застолья по определению были чужды пролетарской власти. Но после наступления полной и окончательной победы социализма в Кремле стали возрождать традиции приемов царских времен, причем даже с элементами местничества, когда за столами рассаживали по чинам…

"Роскошь и излишества подрывают престиж Союза"

В советские времена бытовал такой анекдот. 1918 год, в стране голод. По Кремлю идет Ленин. И вдруг видит в окно, что его соратники пируют за роскошным столом. "И это профессиональные революционеры! -- возмущается Ильич.-- Люди с многолетним стажем подпольной работы! Шторы не могли задернуть!"


На самом деле кратковременная мода на обильные застолья возникла уже после смерти вождя мирового пролетариата. Как выяснилось, немалая часть его однопартийцев не была готова ждать светлого коммунистического завтра, ограничивая себя во всем в настоящем. Особенно в свете того, что недобитые в Гражданскую войну предприниматели, которым с целью оживления экономики разрешили взяться за старое и переименовали в нэпманов, жили на широкую ногу.

 

Но на те деньги, которые получали секретари уездных комитетов партии и красные директора, о красивой жизни можно было даже не мечтать. Кто именно из советских чиновников нашел остроумный выход из положения, теперь уже узнать не удастся. Но опыт начал быстро распространяться по стране. Во всех городах и весях стали праздновать всевозможные революционные праздники и отмечать действительные и мнимые юбилеи различных событий и выдающихся граждан.

Высокопоставленные гурманы не довольствовались только этим методом и стали завсегдатаями приемов и банкетов, которые давали в Москве немногочисленные иностранные дипломатические миссии и представители зарубежных фирм, намеревавшиеся наладить бизнес в СССР.

Но достаточно скоро количество питающихся на таких мероприятиях руководителей возросло настолько, что в 1923 году Политбюро ввело специальные ограничения: "Обязать зам. пред. СНК, наркомов и членов коллегий всех наркоматов, за исключением НКИД, НКВТ и Госбанка, под тем или иным предлогом отклонять приглашения дипломатических представителей на официальные обеды и банкеты, исключая экстраординарные случаи".


Правила рассадки гостей в Кремле были чрезвычайно жесткими. Тех, кого они не охватывали, иногда приходилось встречать стоя

Три года спустя партия обрушилась и на собственных дипломатов. В ноябре 1926 года руководство германской компартии сообщило в Москву, что прием, устроенный советским полномочным представительством в Берлине в честь очередной годовщины октябрьского переворота, был роскошен до неприличия.

А вскоре выяснилось, что столь же широкий прием был организован советскими дипломатами в Риге и Таллине. Возмущению советского руководства не было предела. Рассмотрением банкетного вопроса занялся лично генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Сталин. В принятом по его настоянию решении говорилось:

"Полпредам и торгпредам Германии, Латвии и Эстонии объявить строгий выговор за допущенные излишества и разгул в день 9-й годовщины, компрометирующие нашу Республику в глазах рабочих. Поручить НК РКИ собрать исчерпывающий материал по этому делу и представить проект мер о жестком регламентировании расходов всех полпредств и торгпредств, исходя из необходимости сократить их в два раза. Снять т. Боркусевича с работы в полпредстве в Риге".



Потом, правда, выяснилось, что немецкие товарищи несколько погорячились. Они не стали письменно подтверждать своих обвинений против полпреда Николая Крестинского, и ему в итоге удалось избежать выговора. Но принятые по предложению Наркомата рабоче-крестьянской инспекции (НКРКИ) в том же 1926 году ограничения в проведении банкетов и приемов оставили в силе:

"1. Разрешить устройство банкетов нашими полномочными представительствами раз в год -- в Октябрьскую годовщину. Всякие банкеты в другие революционные праздники категорически воспретить. Исключения могут быть допущены только с предварительного разрешения Наркоминдела.

2. При устройстве банкетов и приемов должна соблюдаться максимальная скромность, как из соображений режима экономии, так и для поддержания престижа рабоче-крестьянской власти. Приемы могут устраиваться только по деловым соображениям для создания и упрочения связи, имея в виду, что роскошь и излишества подрывают престиж Союза.

3. При рассылке приглашений высокопоставленным лицам из дипломатического корпуса из соответствующих министерств и буржуазных правительств должно быть строго проверено, не будут ли таковые игнорироваться со стороны этих лиц. В случае сомнений воздерживаться от подобных приглашений.

4. Категорически воспретить устройство банкетов как торговыми представительствами, так и хозяйственными и кооперативными органами СССР за границей.

5. Принять к сведению заявление НКРКИ СССР о том, что Наркоминделом сокращены кредиты на представительство всем полпредам на 50%. Предложить Наркоминделу строго следить за выполнением сего и категорически воспретить всем полпредствам тратить суммы из каких бы то ни было других источников, в том числе из источников торгпредств.

6. При встречах и приемах с представителями буржуазных стран и отдельных хозяйственных организаций избегать подражания буржуазным посольствам, как то: употребление особой одежды, смокинг, фрак, а также дорогой посуды, кроме тех случаев, когда это вызывается исключительной необходимостью.

7. Предложить Наркоминделу и всем другим командирующим за границу ведомствам дать своим представительствам и командируемым за границу работникам следующую директиву: каждое советское представительство является за границей органом государства рабочих и крестьян.

В силу этого представители Союза ССР в условиях не только своего личного, но и служебно-дипломатического обихода обязаны соблюдать ту простоту форм, строжайшую экономию и бережливость в расходах, какая вытекает из существа пролетарского государства".


С наступлением космического века роль Деда Мороза закономерно перешла к Юрию Гагарину

"А у вас рябчики есть?"

Суровое отношение к банкетам затем получило распространение и внутри страны. В 1928 году был положен конец празднованию бесчисленных юбилеев.

"За последнее время,-- говорилось в решении Политбюро,-- в центре и на местах наблюдаются многочисленные случаи празднования... При этом очень часто эти юбилеи принимают характер явно недопустимый и дискредитирующий нас в глазах широких рабочих и крестьянских масс.

Устраиваются торжественные заседания, совершенно не оправдываемые воображаемой важностью юбилея, и произносятся, а часто и печатаются, торжественные речи, устраиваются банкеты. ЦК категорически запрещает устройство юбилеев, торжеств и пр. без особого на то разрешения ЦК. О всяких предложениях и об устройстве того или иного юбилея партийный комитет должен обращаться за разрешением в ЦК не менее как за месяц..."

Исключений не делали даже для больших дипломатических приемов. К примеру, когда в 1932 году главный кремлевский хозяйственник Авель Енукидзе запросил разрешение на проведение банкета для аккредитованных в Москве дипломатов в Большом Кремлевском дворце, ему отказали.

А приемы в честь летчиков, моряков, полярников, героев пролетарского и колхозного труда в начале и середине 1930-х проводились скромно, а время от времени и совершенно по-домашнему -- высшее руководство страны и чествуемые лица с членами семьи.


Пока Раиса Горбачева не сменила П-образные столы на овальные, большинству кремлевских гостей не сиделось на месте

Ситуация радикально изменилась лишь после того, как Сталин избавился от явных и тайных политических противников. В конце 1930-х приемы стали весьма многолюдными. Наибольшее число приглашенных собиралось, когда чествовали военных. До Великой Отечественной войны появилась традиция устраивать приемы в честь выпускников военных академий, когда столами были заняты все залы Большого Кремлевского дворца, а речи Сталина и других руководителей транслировали приглашенным по радио.

Богатством столы не отличались, да и не все гости стремились наесться до отвала. Например, Лаврентий Берия -- то ли из брезгливости, то ли из страха быть отравленным -- на приемах практически ничего не ел.

"На банкетах в Кремле,-- вспоминал переводчик Сталина Валентин Бережков,-- за столом обычно рассаживались в следующем порядке: посредине садился Сталин, по его правую руку -- главный гость, затем переводчик и справа от него -- Берия. Так я нередко оказывался рядом с шефом госбезопасности. Он почти не прикасался к еде. Но ему всегда ставили тарелку с маленькими красными перцами, которые он закидывал в рот один за другим, словно семечки. 

Однажды предложил мне такой перчик -- и меня буквально обожгло, когда я прикоснулся к нему губами. Берия засмеялся и принялся настаивать, чтобы я проглотил. Пришлось сделать вид, что послушался. Затем незаметно выбросил под стол.

-- Это очень полезно. Каждый мужчина должен ежедневно съедать тарелку такого перца,-- назидательно поучал Берия".

Единственным исключением в гастрономическом плане стал банкет в честь Победы в 1945 году. Его участник дважды Герой Советского Союза летчик Виталий Попков рассказывал мне: 

"Во всех залах стояли накрытые столы с закуской, выпивкой. Мы пришли вместе с гвардии майором Николаем Кочмаревым. Он штурмовик, а на параде Победы шел у нас направляющим первой шеренги. Мы когда туда собирались, то решили, что пить не будем, а посмотрим на людей. Пришли, смотрим, а там еда, закуска -- какая хочешь, любая. Ну, мы сели, думаем, думаем, чего бы этакого попросить? 

Маяковского вспомнили: 'Ешь ананасы, рябчиков жуй'. Спрашиваем у обслуживающих нас официантов: 'А у вас рябчики есть?'. Один говорит: 'Да, есть'. Пришлось подождать, пока их готовили. Принесли нам этих рябчиков на подносе, и к ним -- шампанское. Но к шампанскому мы даже не притронулись, а рябчиков попробовали. Неудобно было, люди бегали все-таки.



Вышли мы оттуда в шесть часов утра. В шесть вечера начали, полсуток спустя закончили. Хорошо все было организовано. Недалеко от входа были машины и стояли наблюдающие. Если кто-то там перехватил, его быстренько брали под белые ручки, вели в автомобиль и везли в казарму, где мы жили. Ну, мы до этого не дошли, выдержали, пошли на Красную площадь. Она была полностью заполнена людьми. Как раз начинался рассвет. 

Мы вышли, люди схватили Кочмарева, понесли, ведь он Герой Советского Союза. А он показывает на меня: вон, посмотрите, сзади идет дважды Герой. Несли не только нас. А мы все при орденах, так что над площадью стоял малиновый звон от орденов".

Цековское местничество
  
Настоящий расцвет кремлевских банкетов наступил при Хрущеве. На кухне это, правда, не сказалось. Ее ассортимент пополнился в то время в основном за счет украинских блюд. А вот количество приемов, торжественных обедов и прочих мероприятий превышало все разумные пределы. Мало того, не отличавшийся последовательностью Хрущев мог устроить банкет неожиданно для всех или пригласить на уже запланированное мероприятие немалое число нежданных гостей.

Установить хотя бы минимальный порядок в проведении приемов, приглашении и рассадке гостей в 1956 году попытался секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов. По его поручению комендант Московского Кремля генерал-лейтенант Веденин подготовил список приглашенных и схему их рассадки на приеме в честь Дня международной солидарности трудящихся. 

Роли международных трудящихся, с которыми солидаризировалось руководство СССР, исполняли послы соцстран. Но самым интересным было другое. Видимо, под влиянием Суслова Веденин распределил гостей не по государственной иерархии, а по партийной. За главным столом вместе с послами сидели только члены Президиума ЦК, как тогда называлось Политбюро.

Затем места распределялись между членами ЦК КПСС, кандидатами в члены ЦК. Еще дальше от первых лиц государства размещались члены Центральной ревизионной комиссии КПСС и руководители министерств и ведомств, не имевшие звания в партийной иерархии.


На банкетах в Кремле действовал тот же принцип, что и везде: чем дальше от начальства, тем теплее и дружественнее атмосфера

Исключение составляли лишь маршалы и руководители МИДа. Двух первых замов министра иностранных дел Андрея Громыко и Василия Кузнецова посадили на дальнем конце одной из сторон П-образного центрального стола, несмотря на то что оба были членами ЦК. Видимо, чтобы они поняли, что курировавший международные вопросы по партийной линии Суслов значит в их жизни и карьере намного больше, чем им бы хотелось.

А маршалов, несмотря на то что они были по большей части лишь кандидатами в члены ЦК, посадили близко к главному столу, перемежая их с зампредами Совмина и ведущими министрами. По удаленности от первых лиц они занимали места в соответствии с рангом в Минобороны. Поэтому первый замминистра Иван Конев сидел к Хрущеву ближе, чем другой первый зам Василий Соколовский или простой замминистра Иван Баграмян.

Кроме правильной рассадки целью Суслова и Веденина было ограничение числа участников банкета. Их количество, учитывая 12 послов, не должно было превысить 180 человек. Однако после мероприятия оказалось, что не прошенными заранее гостями на банкете оказались 20 сотрудников правительства и ЦК.



А кто-то -- видимо, Хрущев -- позвал еще секретарей московских обкома и горкома вместе с первыми секретарями всех московских райкомов общим числом 33 человека. Правда, два десятка приглашенных не пришли по болезни и другим причинам. Так что лишних людей оказалось не так уж и много.

Но главным итогом этого приема было другое. Суслов был известен как ревнитель традиций, в особенности созданных им самим. И придуманный им способ рассадки сохранялся даже после его смерти. Лишь с приходом к власти Горбачева его супруга, насидевшаяся в свое время на отдаленных от центральной части стола местах, изменила весь порядок.

Правда, одно нововведение -- безалкогольные приемы -- провалилось. На первом же из них генсек, не выдержав тяжелой тишины в зале, приказал разносить крепкие напитки. А вот другое не вызвало больших нареканий. Гости сидели за отдельными овальными столами. И каждый по-прежнему мог определить свое место в иерархии по расстоянию своего места от стола первых лиц.