Искра надежды вновь зажглась в сердцах ереванцев в ноябре 1808 г., когда сменивший Павла Цицианова главнокомандующий русскими войсками в Грузии и Дагестане генерал Иван Гудович предпринял штурм Ереванской крепости. Об этом пишет армянский журналист и исследователь Арис Казинян в своей книге «Ереван: С крестом или на кресте», являющейся попыткой фиксации и осмысления чрезвычайно пестрого спектра процессов, прямо или опосредованно слагавших характер развития данной территории, предопределив неизбежность превращения именно Еревана в главный центр Восточной Армении, а позже – в столицу восстановленного армянского государства. Однако ввиду того, что война принимала затяжной характер и поддерживать ее дальше - в новых политических условиях - не было возможности, он вскоре вынужден был отказаться от попытки завладеть неприступной фортификацией. На тот момент Россия вела параллельную войну с Османской империей, шли также боевые действия в Осетии, и вместе с тем находилась в преддверии наполеоновского вторжения. Поэтому русское командование приняло решение оставить амбициозную затею до лучших времен. Тем более, что девятилетняя война, в любом случае, оказалась успешной - в 1813 г. в карабахском местечке Гюлистан был подписан одноименный договор, по которому Персия признавала переход к Российской империи практически всех грузинских земель, а также большинства закавказских ханств: Бакинского, Кубинского, Карабахского, Шекинского, Ширванского, Гянджинского и части Талышского. «Касательно Эриванского ханства Россия признала его «в совершенной власти Персии». Война действительно оказалась удачной для России. Но только не для Еревана; ведь подписание Гюлистанского договора стало ударом по армянскому населению города. После неудачных штурмов крепости в 1804 и 1808 гг. и смещения центра тяжести военных действий в Восточное Закавказье оно вполне четко осознавало невозможность перехода города под юрисдикцию России. Но будет ли другая кампания?» – пишет Казинян, отмечая, что именно этот вопрос больше всего и тяготил ереванцев, тем более что сама преамбула Гюлистанского соглашения, именуемая «Трактатом вечного мира и дружбы, заключенного между Императором Всероссийским и Персидским государством», почти не оставляла места оптимизму. Уже первая статья договора однозначно констатировала: «Вражда и несогласия, существовавшие доселе между Российской империей и Персидским государством, прекращаются отныне впредь сим трактатом, и да будет вечный мир, дружба и доброе согласие между е. и. в. самодержцем всероссийским и е. в. шахом персидским, их наследниками и преемниками престолов и обоюдными их высокими державами», отмечает Казинян. А после «обоюдных государственных ратификаций разменными взаимными Полномочными» для многих стало ясно: в обозримом будущем Ереван может превратиться в мусульманский город. Гюлистанский мир был выгоден Российской империи, наконец-таки овладевшей Закавказьем и получившей, таким образом, возможность сконцентрировать свое основное внимание на Европе. «Кроме того, массовый отток христианского населения за пределы Ереванского ханства и - что особенно важно - успешное освоение ереванцами новых земель создавали благоприятные условия для их окончательного исхода из родного города. Ведь они получили возможность осваивать не только кавказские просторы, но и собственно армянские Сюник – на юге, Арцах – на востоке, Лори – на севере, вошедшие по Гюлистанскому миру в состав России», - пишет Казинян, отмечая, что армян в Ереване ждало лишь истребление, унижение, невыносимые условия жизни. Персидские правители искренне хотели верить, что в самом скором времени в наместничестве не останется ни одного христианина и Россия потеряет интерес к этой «чуждой, сугубо мусульманской земле», подчеркивает он. Подписание Гюлистанского мира создало объективные предпосылки для скорой трансформации Еревана в сугубо мусульманское поселение. Каджары пребывали в великой эйфории, в известной степени – они торжествовали. Хачатур Абовян оплакивал участь родного города. Абовян понимал, что Гюлистанский мир – это бойня ереванских армян. «Стоит обратить внимание на существенную деталь: угнетателей и ненавистников армян Абовян называет чаще «тюрками» и «кызылбашами», хотя город находился в составе не Османской империи, а Персии. Вопрос в том, что кызылбаши («красноголовые»), как и правящая тогда государством династия Каджаров, - объединение именно тюркское, а не собственно персидское (иранское), и подобное отношение армянского просветителя к пришлому элементу отражает общий для ереванских христиан подход. Иными словами - это характерное для того периода определение и, не будучи ретроспективой, вписывается в контекст доминирующих настроений», - пишет Казинян. Однако сохраняющаяся взрывоопасность ситуации в самом Ереване прекрасно осознавалась шахским двором, который понимал, что даже после подписания «вечного мира» с Россией, ни одна из сторон не застрахована от новой войны. «Соответственно упрочение тюркского элемента в городе, усиление его позиций и обеспечение количественного перевеса мусульман являлись – в аспекте Каджарских интересов – стратегической задачей, особенно на фоне однозначно прорусской ориентации армян и той активной роли, которую они сыграли в ходе последней кампании», - отмечает он. Твердое убеждение в неуязвимости своих позиций определяло формы и масштабы измывательств и надругательств над армянами. Армянское духовенство принуждалось сопровождать сардара и его брата Гасан-хана во время городских прогулок «строго по обряду»: с крестом и хоругвями, с колокольным звоном и пением шараканов - армянских духовных гимнов. Священники из Дзорагюха, Конда и Шахара принуждались выходить им навстречу, тогда как мусульманам (по тому же «законодательству от Гасана») предписывалось «всячески насмехаться над священнослужителями, кривить рожу и выкрикивать «Кэшиш бэла иш!» («Поп, а что делает!»)». В годы правления Гусейн Кули-хана предводителем ереванских армян был мелик Саак – выходец из дома Мелик Агамалянцев. Несмотря на то, что князь числился в составе персидского гарнизона и командовал специальным армянским отрядом, он оставался популярным и «любимым в народе». Хачатур Абовян характеризовал мелика Саака «спасителем ереванского населения, ежедневно избавлявшим от смерти сотни людей, защищавшим родной народ, ежедневно облегчавшим горе сотен неимущих армян и спасавшим их от нехристей». Продолжение следует. Напомним, что книга Ариса Казиняна «Ереван: с крестом или на кресте» рассказывает об общественно-политической истории Еревана и ереванской местности (как среды обитания) с периода провозглашения христианства по начало XIX в. В книге, помимо демонстрации основанных на архивных документах и источниках исторических фактов, рассматриваются основополагающие тезисы азербайджанской историографии и пантюркистской идеологии, призванной, фальсифицируя историю, как армянского народа, так и народов региона, присвоить их историческое, культурное и духовное наследие.
