«Духовные и назидательные письма о внутренней жизни и истинной сути христианства». Письмо XI
Предисловие переводчика
В настоящем письме Герхард Терстеген подробно рассматривает ключевой вопрос протестантской богословской мысли – соотношение закона и благодати. Раннепротестантская ортодоксия не избежала соблазна понимать это соотношение, а, следовательно, и вопросы искупления и спасения, несколько юридически. Терстеген, как и все пиетисты (и предшествовавшие им «неортодоксальные» протестантские мыслители, такие, как Швенкфельд, Вайгель, Арндт и мн. др.), переводил эту проблематику в сферу нравственно-аскетическую, чем объективно восстанавливал учение Древней Церкви в рамках протестантизма. Характерной особенностью аскетики Терстегена является то, что она, помимо отцов Церкви, находилась под сильным влиянием квиетизма (соотношение «деятельности» – «приимательности»); тем самым в аскетику вносился весьма ценный элемент, препятствующий излишней её формализации; это, несомненно, сохраняет свою актуальность и интерес и для сегодняшнего читателя.
Письмо XI: О различии между состояниями под законом и под благодатью, и между деятельностью и приимательностью
Дорогой во Христе брат!
Я совсем неспособен долго и подробно изъясняться. Моё внутреннее устроение и внешняя немощь не допускает ни того, ни другого; а на твои вопросы не ответишь кратким словом. Сочинения просвещённых душ, коими ты обладаешь в изрядном количестве, могут удовлетворить тебя в этом отношении гораздо больше, чем моё письмо. – Ты хочешь знать, в чём заключается точное различие между состояниями (как ты пишешь) действования, или закона, и приимательности, или благодати Господа Иисуса. То, что ты хочешь знать это именно в точности, есть на самом деле ошибка и преткновение в духовной жизни. Твоя добросовестность, не лишённая скрупулёзности, ищет найти опору и убеждённость в рассудке и слишком много опирается на него. Ты хочешь утвердиться на точности и отчётливости духовных понятий; но впоследствии это может привести к заблуждениям и препонам, когда действительность не будет совпадать с заранее составленной тобою концепцией. Все наши понятия, прежде чем мы опытно не пройдём их самим делом, крайне ненадёжны. По этой причине, а также потому, что руководство Божие в отношении разных людей чрезвычайно многообразно, я не хочу, и всегда избегаю говорить и писать о точной разнице между состояниями души – даже если бы я имел для сего должное просвещение и способности, коих мне весьма не хватает. Впрочем, по силам скажу, что могу; но исключительно для тебя, без передачи другим, поскольку из-за слабости головы я с трудом могу как следует выразить свои мысли.
Кажется, что ты принимаешь нахождение под законом и активность действования за одно состояние, и пребывание под благодатью Господа Иисуса Христа и пассивную приимательность также за одно и то же. Но по сути, и если исходить из Писания, это совсем разные вещи – хотя в некоем высшем смысле, в конце пути, они, вероятно, и могут смыкаться. Нахождение под законом описано в седьмой, а пребывание во Христе, или под Его благодатью – в восьмой главе Послания к Римлянам. Христианин может достичь сего последнего и быть под благодатью, и всё же ещё весьма далеко отстоять от собственно приимательного состояния, в котором душа уже больше не сама живёт и действует, но Иисус Христос в ней (Гал. 2, 20). По мере приближения души, стоящей под благодатью, к Богу чрез самоотвержение и молитву все её действования становятся духовнее, проще и постепенно идут на убыль, а действия Божии и влияние Духа Христова, напротив, всё больше умножаются.
Ещё раз повторю: для перехода души из состояния само-действия в состояние приимательности, то есть жизни Божией в нас, нет никакого иного средства и пути, как только, во-первых, отвержения воли, желаний и рассудка падше-самостной жизни (Мф. 16, 24), равно как и всего сотворённого (Мф. 19, 29; Лк. 14, 33), и, во-вторых, молитвы (Лк. 18, 1; 1 Фесс. 5, 17).
Тот, кто утверждает своё сердце и упование на чём-либо сотворённом, или на себе самом, тот не под законом и не под благодатью, но под падшей природой, и есть чадо мира сего. Тот, кто утверждает своё сердце и упование только на Боге во Христе Иисусе, тот христианин, тот под благодатью. Обращать своё сердце к падшему творению и одновременно думать уповать на Христа есть обман и лже-евангелие. Кто хоть и простирает своё сердце и внутренние стремления к Богу и ищет спасения души, но всё своё упование ещё не возложил на Христа, предпринимая разнообразные само-действия, чтобы стяжать мир и благочестие, тот под законом – во многих трудах, огрехах, страхе и беспокойстве совести, либо в самоослеплении и само-праведности. Все сии состояния имеют свои ступени и нередко перемешиваются и перепутываются в душе.
Новоначальная душа, пребывающая под законом и покаянно и с истинной верностью алчущая благодати во Христе, получает в той или иной мере, и даже весьма скоро, некое мимолётное вкушение благодати, порой весьма ощутительное и усладительное для души. Но и тогда душа ещё, собственно, не под благодатью Нового Завета и не во Христе (как она, вероятно, думает); это есть только привлечение от Отца к Нему (Ин. 6, 44), укрепление в покаянии, внутренней брани и отвержении мира. Иногда подобные ощущения могут в известной степени производиться самой душой, или происходить от естества; тогда это не что иное, как самообольщение. Но при должном порядке вещей душе, если она искренна и верна, после такого законнического начала действительно усваивается оставление её прошлых грехов Кровию Христовой, и в ней возникает тихая и прочная уверенность, а порой и более ощутимое внутреннее удостоверение в этом. Тогда она уже больше не под законом, но под благодатью; она во Христе, и её внутренне влечёт к Нему, к восприятию Его строя мыслей и чувств (Фил. 2, 5) и к общению с Ним.
Но это лишь первые шаги жизни во Христе; душа ещё не укоренена и не утверждена в Нём. Весь путь «переформирования» себя по жизни Христовой, по Его страданиям, смерти и воскресению здесь только начинается. Апостол Павел несомненно пребывал во Христе, однако даже он говорит: я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперёд, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе (Фил. 13–14).
Душа, только начавшая жить во Христе, опирается своим упованием ещё не всецело и исключительно на Него, но гораздо больше на саму себя, на вкушение благодати и пользование её дарами – просвещения, силы, добродетелей, – которые душа постепенно и неприметно усвояет себе, как своё собственное достояние. Тогда у неё начинает всё идти не так, как она хочет; её охватывает духовная тьма, пустота и сухость, она беспокоится и отчаивается и вновь возвращается под иго закона, в тысячеобразных страхах, заботах, тревогах и само-действиях пытаясь вновь вернуть себе своё былое отрадное состояние, – в то время как ей надо только всем сердцем и упованием, отринув свои чувства, прибегнуть исключительно ко Христу, всецело предать себя Ему и вверить Ему всё попечение о выходе из такого положения. Любой иной образ действий только низвергает душу в мучительную само-заботу и бесплодную само-деятельность. Если же она обратится ко Христу, то Бог многообразно снисходит ей и вновь даёт ей чувствовать благодать; но потом опять отнимает это чувствование – чтобы душа постепенно училась поистине оставлять саму себя (Лк. 14, 26), уповать только на Господа и предоставлять править собой только Его Духу. Таким образом, со многими перипетиями, большинство душ очищается и влечётся к Богу.
Другие избранные души, после того как они уже достаточно утвердятся в христианской жизни, в своё время подвергаются особому очищению, гораздо более серьёзному и скорбному – когда они, уже внутренне познавшие Бога и по этой причине не имеющие никакого покоя и отрады вне Его, лишаются не только ощущения благодати и богообщения, но и расположения ко всякому благу. Одновременно им со всей силой открывается глубоко укоренённая человеческая повреждённость, самость и совершенная неспособность самим исправить и хранить себя; у некоторых душ всё сие длится долго и охватывает всё их существо до самых оснований. Такое состояние сугубого внутреннего очищения во многих отношениях кажется похожим на состояние под законом; но на деле это совсем другое. Здесь душа поневоле должна стать приимательной – потерять себя (Мк. 8, 35) и целиком вверить и предать себя Богу; под законом же она деятельным образом сама борется с грехом, всячески ищет Христа и Его благодати и чает её во смирении. – Эти высокие состояния внутреннего очищения весьма многообразны, сообразно со свойствами души и с Божиими намерениями относительно неё. В таковых состояниях обнаруживается со всею ясностью, насколько тяжело человеку на самом деле покориться правде Божией (коей одной подобает честь), поистине отрешиться от всякого упования на себя и на что-либо своё и полностью и безоговорочно вручить себя одной благодати, не ожидая от себя ничего ни здесь, ни в вечности.
Если душа, с помощью Божией, выдержит это очищение, умаление (Мф. 18, 4) и умирание (Ин. 12, 24) и всецело отречётся от самой себя (Мф. 16, 24), то она столь же всецело приемлется Богом; Христос становится её праведностью и освящением (1 Кор. 1, 30) и источником всех её внутренних и внешних действий. Душа совсем нища, невзрачна и немощна – но одновременно всебогата, непобедима и дерзновенна; она пребывает в единении с Богом, Который живёт в ней, и она – в Нём (Ин. 15, 14; 1 Кор. 3, 16; Гал. 2, 20), как о том могут засвидетельствовать более опытные, нежели я, христиане.
Сии высокие скорби и страдания, и блаженство по прошествии их, особенно свойственны тем избранным душам, кои имеют тяготение, или призывание Божие вовнутрь, дабы во внутренней жизни достигать совершенства. Это тяготение вовнутрь некоторые получают раньше, некоторые позже; обычно же оно обнаруживается после того, как у души отнимается её первоначальная ревность и сопутствующее ей вкушение даров благодати. Тогда её рассудочные размышления и само-деятельность вовне и внутри становятся ей невыносимыми и бессмысленными; напротив, она обретает в себе некое сокровенное стремление к внутренней и внешней тишине и отрешению от всего. Когда душа пребывает в простом, исполненном благоговения и любви устремлении внимания к Богу и к Его соприсутствию, она чувствует себя хорошо; как только же она начинает делать что-то ещё – рассуждать о духовном, понуждать себя на те или иные благочестивые подвиги или на устное молитвословие – это сразу ввергает её в разорение, беспокойство и тьму; вся внутренняя ея (Пс. 102, 1) хочет бросить всё и быть только у Бога, и т. д. Если душа выдерживает такую простоту безмолвия и упования на Бога, то чрез сие она становится способной к воспринятию большей и драгоценнейшей благодати – когда она любит Бога в отрешённости от всего и внутреннем мире и покое, и Бог со Своей стороны являет ей Свою любовь и открывается в ней. Тогда всё, что душа, казалось, утеряла, даётся ей снова, и намного больше и чище. Но и после сего, сообразно тому, каково Божие намерение о нас, Он ещё и ещё проводит душу различными путями очищения, смирения и умирания ветхому человеку (Еф. 4, 22) к Своей чистейшей божественной жизни и к более полному единению с Собою.
Я излагаю всё это в спешке, и с больной головой, так что я едва могу формулировать свои мысли; пишу поэтому, вероятно, много непонятного, что не относится к делу, если не вовсе неверного. Ты извлеки то, что идёт тебе на пользу, а прочее оставь без внимания.
Ещё хочу сказать: когда я говорю об оставлении тобою, или подобными тебе ду́шами, само-деятельности и само-заботливости, то я ни в малейшей степени не призываю к ложной свободе, праздности или привольной беспечности. Христианин, отдающий Богу своё сердце (Притч. 23, 26) и целиком вверяющий себя Ему, утрачивает суетливую заботу и страшливое беспокойство о себе, проистекающие от самолюбия; но он не может дать Богу сердце и одновременно жить в произвольной рассеянности и развлечении. Он держит себя отстранённым от всего, что не есть Бог и Божие; он любит молитву; он делает, вовне и внутри, всё, что угодно и любезно Богу. Он хочет быть верным Богу и точным в Его путях во всём – но только без мучительного само-попечения, а с возложением на Господа забот своих (Пс. 54, 23). Христианин не разглядывает постоянно самого себя, не предаётся непрестанным исследованиям своего состояния, не назначает себе всё время новых духовных упражнений, не желает по своему усмотрению стяжевать те или иные добродетели. Он несёт или терпит все свои душевные качества и расположения с миром – даже внутренние омрачения и нечувствия, страдания, немощи и искушения, во всём детски прибегая к Богу, с любовью благоговея пред Ним и прославляя Его в кротком и молчаливом духе (1 Петр. 3, 4). Но, конечно, он не попускает себе совершать никакого греха. Если же нечто таковое и случается на деле, или душа видит, что непроизвольно прорвался какой-либо грех, то христианин не впадает от этого в уныние, беспокойство и отчаяние, но сразу признаёт вину, исповедует свою падшесть пред Богом и претерпевает скорбь и уничижение от греха мирно. И таким образом из сего смирения рождается чистое упование на Бога, когда человек от себя не ожидает ничего, а всё – только от Бога.
Вот, дорогой брат, я написал много, но, возможно, ничего, что удовлетворит тебя; я, во всяком случае, мало доволен сим письмом. Молюсь, чтобы Господь Иисус Сам правил твоей душой и вёл тебя истинными и лучшими путями. Молись и ты за меня; я весьма в этом нуждаюсь. Остаюсь твоим немощным собратом.
Мюльхайм, 23 ноября 1740 г.
(2, III, 14)
Терсте́ген Герхард, Петр (Мещеринов), игумен — 17 апреля 2021
отсюда
отсюда