Судьба защитника «команды лейтенантов»: вырос без родителей, в 45-м дошел до Германии, выиграл 2 чемпионства и 30 лет работал в метро
Денис Романцов об Андрее Крушенке.
- С 1943-го по 1945-й Андрей Крушенок (20.07.25 — 20.07.2014) служил в пехоте, в дивизионной разведроте
- В ночь с 24.04 на 25.04.45, участвуя в разведоперации в районе северной окраины дер. Оберпауловец с задачей захватить пленного, Крушенок проявил храбрость
- Будучи в захватгруппе, он одним из первых подполз к вражеской обороне, по сигналу старшего группы ворвался в траншею с левой стороны блиндажа, уничтожил ручной пулемет противника вместе с прислугой и схватил выбежавшего из блиндажа гитлеровца
- В это время был тяжело ранен старший захватгруппы. Крушенок передал пленного другим, а сам вместе с красноармейцем Буториным остался выносить раненого с поля боя, по очереди прикрывая вынос раненого огнем из автоматов. Поставленная задача была выполнена
- Награжден Орденом Славы III степени
***
29 апреля 1991 года ЦСКА уступил «Спартаку» 0:2, и по совету бабушки — проигравших надо поддерживать, — а также из жалости к вратарю Еремину, разочарованно уткнувшемуся лбом в газон после гола Перепаденко, я стал болеть за армейский клуб. Первые десять лет боления получились мучительными: во-первых, я жил в Волгограде, и меня назойливо пытались заразить любовью к «Ротору» (я выстоял), а во-вторых, не успевал я полюбить какого-то игрока — Харина, Файзулина, Машкарина, Радимова, Самарони, — как он тут же уходил в другой клуб (не говоря уж про моего первого кумира Еремина, который погиб через полтора месяца после той игры со «Спартаком»). На этом мрачном фоне читать о легендарной «команде лейтенантов» было одно удовольствие: тексты Акселя Вартаняна и других историков о подвигах Боброва с Федотовым и пяти послевоенных чемпионствах наполняли гордостью и верой в трофейное будущее.
Летом 1999-го папа впервые привез меня в Москву и перед игрой с «Мельде» обратил мое внимание на — живого, настоящего — Валентина Николаева, беседовавшего у стадиона «Динамо» с другими ветеранами. Думаю, люди, не знающие, кто это, в этот текст и не зайдут, так что обойдусь без пояснений. Скажу лишь, что я к тринадцати годам знал о Николаеве достаточно, что робеть даже приблизиться к нему.
А когда через десять лет я поселился в Москве и начал брать интервью, в живых из «команды лейтенантов» оставались только запасной защитник Сергей Шапошников (четыре матча за два года), более известный как тренер, и другой защитник — Андрей Крушенок, известный куда меньше, но отыгравший за легендарный клуб сорок пять матчей и завоевавший две золотые медали. Мое первое предложение об интервью отвергла жена Андрея Селиверстовича, но упустить шанс поговорить с последним игроком основы ЦДКА я прямо совсем не мог, поэтому, выждав время, позвонил снова — в мае 2014-го. Накануне Дня Победы Крушенок не отказал:
«Я родился на Украине, в Кривом Роге, но детство провел в Тульской области. Тогда многие переезжали, на Украине-то не было особо рабочих мест. Кто куда мог пристроиться, туда и уезжали. Стали искать, где можно заработать, где можно жить. Рос я в плохих условиях. Тогда разве хорошие были? В тридцатые-то годы — одних выселяли, других увольняли, третьих вешали, четвертых стреляли».
Футболом Крушенок занялся в Тульской области, где, рано потеряв родителей, воспитывался братьями:
«Период был такой, что все в футбол стремились, — ну и я, думаю, попробую. А в 1943-м на войну попал. И до конца. Служил в пехоте, в дивизионной разведроте. Начал здесь — и дошел до Германии. В самом берлинском сражении наше подразделение не участвовало. Мы там были, но не участвовали. Только охраняли, чтоб с тыла наших не били. Мы брали живых немцев и провожали в свое подразделение. Раненых пытались спасать. Это не так просто было.
После взятия Берлина больше половины нашей роты осталось в Германии. Уходить оттуда было нельзя. Всякое могло произойти — и провокации разные, да и американцы побольше хотели захватить. Юра Нырков собрал из нас команду Оккупационных войск. Там еще Витя Чанов играл, Толя Родионов — все будущие игроки ЦДКА. Формы никакой не было — бегали в гимнастерках, сапогах».
Однажды к команде Оккупационных войск приехал ЦДКА:
«И военных повеселить, и усиление себе присмотреть. Сначала забрали Ныркова с Чановым, потом меня. Пришло уведомление — откомандировать в Центральный дом Красной армии. И весь разговор. Поехал я в Москву на поезде. Сообщение было хорошее — домчал быстро. Поселили меня в гостинице на площади Коммуны. Там тогда вся команда жила — квартир еще ни у кого не было. Селились — по два человека в номере. Я жил с Мишей Родиным, молодым полузащитником. Перед сезоном 1949 года травмировались два главных защитника — Кочетков и Нырков. Потом еще Чистохвалов вылетел — вся чемпионская оборона!
Наш тренер Борис Андреевич Аркадьев уговорил вернуться на поле 40-летнего Константина Лясковского, а тот с ЦДКА чемпионат Москвы еще в начале тридцатых выигрывал. А налево поставил меня — я к тому моменту всего полгода был в команде. Первую игру я провел на «Динамо» против сталинградского «Торпедо» — с Лясковским и Башашкиным, который раньше играл в полузащите.
Борис Андреевич был художником. С братом, известным фехтовальщиком, учился в Художественной академии. Когда прилетели в Индонезию на товарищеские матчи, мы блуждали по рынкам, покупали одежду и сувениры, а Аркадьев набирал кисти, краски и в свободное время занимался рисованием. Вообще, куда бы мы ни приехали, он старался отвести нас в музей — показывал знаменитые картины, рассказывал историю их появления.
Очень воспитанный, начитанный, культурный. Если хоть одно матерное слово проскочит, осекался и говорил, что это цитата из Александра Блока. Когда уезжал в сборную, его подменял Анатолий Тарасов».
В конце первого сезона Крушенка ЦДКА одержал крупную победу в Воронеже:
«В Москву возвращались на поезде. У Юры Ныркова день рождения был. Выпили немного шампанского. Демин проголодался — а наш массажист Степаныч вез в своем купе тушу барана. Демин прокрался к Степанычу, отрезал у барана ногу, приготовил ее в топке, поужинал и лег спать. Мы уж и забыли про этот случай, но массажист-то обнаружил пропажу и после следующей тренировки отказался нас массировать: «Говорите, кто ногу спер!» Пришлось Демину признаваться.
Еще Демин любил по пути на игру выйти на Ленинградке пораньше и в одиночку пройтись до стадиона «Динамо». Он и настраивался так, и людей развлекал. Народ приглядывался и поверить не мог, что это настоящий Демин. А кто верил, не могли понять, почему он один идет.
На игры с «Динамо» и «Спартаком» тогда по 70 тысяч собиралось. Умудрялись втроем на одном месте ютиться, а детвора через забор перелезала. Милиция не лютовала, пропускала — другого-то развлечения у людей не было. Болельщики встречали нас до и после матчей. Я поражался — мы, усаживаясь в автобус, иногда сами не знали, где будем играть (на «Динамо» или на «Сталинце»), а болельщики уже были в курсе и поджидали нас там».
После проигрыша сборной СССР югославам на Олимиаде-1952 Команды лейтенантов не стало:
«На нашу базу на Ленинских горах приехали военные — объявили, что ближайшая игра отменена, а нашу команду снимают с чемпионата и разгоняют. Я поверить не мог: такая величина — и вдруг раз и нет никого.
Надо было куда-то переходить. Меня сначала в ВВС определили, но тех почти сразу тоже расформировали. Министр железных дорог добился того, чтоб Аркадьеву разрешили работать. Тогда Борис Андреевич принял «Локомотив» и позвал к себе несколько человек из ЦДСА — меня, Порхунова, Родина, Мухортова. «Локомотив» в то время был середнячком, не особо запоминающимся, но с Аркадьевым дела получше пошли».
С Аркадьевым «Локомотив» первым в советском футболе освоил расстановку с либеро — еще до Эленио Эрреры:
«Я как обычно слева был, а чистильщиком работал Иван Моргунов. Три года я за «Локомотив» отыграл, а на четвертый они Кубок взяли. Я перестал играть в тридцать лет и ушел в депо Измайлово. Работать машинистом метро.
Тренером-то не так просто было устроиться. Желающих из бывших игроков хватало и без меня — а таких тренерских штабов, как сейчас, не было. В основном — главный тренер и один помощник. Решил, что лучше в депо Измайлово деньги заработаю. Зарплата там была хорошая. С тем, что «Локомотив» — железнодорожная команда, это никак не связано. Просто сам решил работать машинистом и пошел в метро устраиваться. Отработал тридцать лет — до пенсии. Был машинистом первого класса, ведущим машинистом. На меня там равнялись. Писали обо мне. Даже и сейчас вспоминают».
Андрей Селиверстович признался, что давно перестал ходить и на футбол, и на встречи ветеранов ЦСКА.
Напоследок мы вспомнили две игры Крушенка против «Спартака». Армейцы тогда оба раза победили. Все-таки это была легендарная команда.