Именно после этой истории я разучилась говорить слово «мама»

Этой истории скоро пять лет.
А все как вчера.
Именно после этой истории я разучилась говорить слово "мама".
Я сейчас напишу ее и выпущу на волю. Выпущу из сердца навсегда.
Всех прощу, отпущу, проветрю душу от плесени обид.
Я расскажу ее тремя диалогами.
Иначе утону в подробностях.
А я не хочу. Эти подробности репьями сидят в моей памяти. Выдираются с кожей, со стыдом, с болью, с драмой.
К черту.
Просто диалоги. Мои диалоги.
С тремя главными героями
Все началось с того, что...
Мой почти трехлетний сын приболел.
Температура не поднималась, но он был немного вял.
Вероятно, резался последний зуб.
Педиатр сказала на ночь поставить свечку.
Я вела мероприятие и попросила мужа перед сном выполнить эту манипуляцию.
Сын очень не любил такую процедуру, но что делать.
Муж сделал все, как я велела.
Сын плакал, сопротивлялся, кричал: "не надо, не хочу".
После свечки быстро заснул.
Муж отчитался мне в вайбер: спит.
В соседней комнате в этот момент была моя мать, смотрела телевизор.
Утром она пошла и написала заявление в ОВД, что мой муж растлевает моего сына.
...

1.
У следователя была смешная фамилия. Пончарик. Нечто среднее между Пончиком и Смешариком. Было какое-то несоответствие фамилии и выбранной профессии.
Пончарику пошло бы работать клоуном.
Или мороженщиком.
А он - следователь.
Разгребает темные стороны человеческих душ.
Пончарик был молод, неженат и бездетен. Есть такое слово? Бездетен... Ну, пусть будет. Бездетен.
Он на допросе смущался меня. Разговаривал чуть виновато.
Долго подбирал слова.
Я его понимаю. Тема очень деликатная.
- Скажите, замечали ли вы, что ваш муж...
- Не замечала.
- Дослушайте вопрос.
- Зачем? Вы полгода спрашиваете одно и то же разными словами, - я вздыхаю, пытаюсь погасить в себе всполохи раздражения. - Послушайте, Сергей Ильич, я же сто раз сказала. Я ничего не замечала, кроме того, что мой муж - прекрасный папа. А моя мама - больной человек. У нее искаженная реальность, понимаете? Она стоит на учете в ПНД. Знаете, что такое ПНД?
- Знаю, я же не мальчик.
- Простите, если обидела. Моя мама...как бы это деликатно... видит тех, кого не существует. В шкафу у нее живут посаженные мною агенты. По дому бегают невидимые собаки. Ее мир населен злодеями.
- Я понимаю.
- Нет, вы не понимаете. Например, на днях она звонила мне в панике, что сиделка хочет ее отравить. Она уверена. И я ехала из другого города, чтобы успокоить ее. И в доказательство того, что сиделка никого не травит, я лично у нее на глазах попробовала еду, которую приготовила сиделка. После чего мама стала кричать, что значит, мы обе сговорились. И я тоже хочу ее отравить. А ем сейчас это рагу, потому что приняла противоядие. И с четверга она ест только вареные яйца. Выкидывает из лотков то, что готовит сиделка...
- Ольга Александровна...
- Она больной человек. Поймите. Она не ведает, что творит...
- Я понимаю. Но и вы меня поймите. Любое заявление, где пострадавшим числится ребенок, рассматривается и расследуется самым подробным образом. Ваша мать написала страшные вещи. Растление малолетних. Я не могу сделать вид, что этого заявления нет. Я обязан тщательно расследовать...
- Слушайте, больной человек с искаженной фантазией написал бред. А если она завтра напишет, что говорящие голуби напали на нее - тоже будете расследовать? Она мне уже говорила, что они с ней разговаривают и как-то странно смотрят на нее с балкона...
- Это наша работа.
- Вы же делаете ее уже полгода. Мы полгода живем в аду. Допросы, полиграфы, судмедэкспертизы... Что еще вы не выяснили?
- У меня инструкции.
- Слушайте, я тоже чиновник. Я очень хорошо знаю слово "инструкции". Но ведь здесь же люди, судьбы... Я не понимаю. Вы видите нас. Видите семью. Видите ребенка. Видите, как он любит папу. Вы взяли все заключения экспертов-психологов. Все в один голос говорят о том, что ребенок психически здоров и счастлив. Он социализирован. Вы взяли все характеристики. Из сада. Из кружков. Из бассейна. Вы проверили нас со всех сторон. Вы получили заключение детектора лжи. Что еще? Сколько можно?
- Ольга Александровна. Можно я честно? Я сам зае...ался. Если вы думаете, что мне это в кайф, вы очень ошибаетесь. Но после этого закона "Димы Яковлева" все так ужесточили ! У нас сплошные проверки. Вам просто не повезло. Вы попали в струю, заложники ситуации. Но я ничего не могу сделать. Я должен выполнять свою работу. У нас вон новое ЦУ пришло сверху. Теперь все дела, где пострадал ребенок, не важно как - обозвали его, ударили или убили - автоматически считаются уголовными... Поэтому я очень вам сочувствую. И Михаилу. Но не мешайте мне делать свою работу.
Я киваю. У меня текут слезы. Но Пончарика это не смущает. В его кабинете мало кто смеется.
- Замечали ли вы, что ваш муж испытывает сексуальное влечение к вашему сыну?
- Нет.
- А могло такое быть, что вы этого просто не заметили?
- Сергей Ильич. Мне 30 лет. Я хорошая мать. Я много времени провожу с сыном. И с мужем. У нас чудесная любящая семья. Которую уже полгода мучают нелепыми подозрениями. У моего мужа влечение ко мне. Я очень хорошо знаю, как оно выглядит. Сегодня жарко. Я без чулков. А вы не сводите глаз с моих коленок. Где мне написать заявление о сексуальном домогательстве следователя к подозреваемой?
- Вас никто ни в чем не подозревает.
- Вы задаете мне вопросы, из которых следует, что мой муж растлевает моего сына при моем молчаливом согласии.
- Это моя работа. Задавать вопросы.
Я выдыхаю.
- Простите. Простите меня. Давайте просто напишем: "Нет, не могла я не заметить такого страшного преступления, творящегося у меня под носом".
- Почему вы тогда экстренно сменили место жительства?
- По двум причинам. Потому что жить с матерью под одной крышей после такого невозможно. Мы наняли ей сиделку. И потому что, когда ваши сотрудники пришли в детский сад за характеристикой сына, они сказали зачем -то, что Даниного папу подозревают в растлении. И все теперь косо на нас смотрят. Типа, "дыма без огня не бывает"... Каждому же не объяснить...
- Еще вопрос. Ваш муж купает сына?
- Купает, конечно. Мы вместе его купаем. Очень любим эту процедуру.
- А вот когда он его несет после ванны в кровать, в полотенце, вы не замечали, не обнимает ли он сына за попу?
Внутри меня буря возмущения. Мне хочется перевернуть стол с бумагами и дать следователю пощечину.
Это его работа.
Это его работа.
Это его чертова работа.
Внутри бьется одно слово.
Без-де-тен.
Я тяжело молчу.
Мне нечего больше сказать.

2.
Я у матери дома. Привезла продукты и деньги сиделке. Собираюсь уезжать. Диалог случился почти в дверях.
- Зачем ты написала заявление? - спрашиваю я у матери. - Зачем?
Я не могу произнести слово "мама". Оно застревает в горле.
- Написала и написала. Я свободный человек.
- Ходить и клеветать на людей - это признак свободы? Как странно ты ее понимаешь.
- Я тебе 10 лет говорю, что ты ошиблась с выбором мужчины . А ты не слышишь.
- Серьезно? То есть то, что я 10 лет живу с ним и не меняю мужика, не наводит тебя на мысль о том, что ты могла ошибиться?
- Ты ж наивная. Дура. А я вот написала на него заявление. И сейчас он раскроет свою низкую суть.
- Ты пошла и написала клевету на моего мужа.
- Будет знать.
- Что знать? Что за человек его тёща?
- Что не надо обижать моего внука.
- Твой внук - его сын. Он его не обижал.
- Дася плакал! И кричал "Не надо".
- Когда я вставляю ему свечки, он тоже плачет. И кричит : "Не надо". Я тоже педофил?
- Мои дети не плакали почему-то.
- Знаешь почему? Потому что не ты их растила. Откуда ты знаешь, плакала ли я и вообще, как меня лечили, если ты в 9 месяцев отвезла меня в другой город и забыла там на 13 лет?
- Начинается. Бедная. Несчастная. Жила в любви у моря. А мать пахала тут...В каменных джунглях. И мать плохая.
- Не переворачивай. Это ты начала. Ты рассказываешь о том, как твои дети не плакали. А я лишь напоминаю, что ты не можешь этого знать.
- У меня сердце рвется, когда плачет ребенок.
- А от того, что Мишу могут посадить ни за что, у тебя сердце не рвется?
- Он довел Дасю до слез. Будет знать.
- Ему три года. Дети часто плачут в его возрасте. Это нормально.
- Не нормально. У нормальных родителей не нормально. Вот и пусть твой муженек знает, что на него есть управа.
У меня болит сердце. Я понимаю, что никогда не смогу нормально разговаривать со своей матерью. Разговор - это бадминтон. Подал. Отбил. Но мы играем на разных этажах. Невозможно отбивать эти воланчики бреда. Так думаю я. И она тоже.
- Как тебе такое вообще в голову пришло? - спрашиваю я устало.
- Я по НТВ видела. Можно так любому жизнь испортить. Так сказали.
- Ты понимаешь, что испортила жизнь не только ему? А мне? И Дасе? Ты понимаешь, что по твоей милости мы ходим на судмедэкспертизы, где ребенка в динамике проверяют на "наличие механических повреждений в районе рта и ануса"? Ты понимаешь, что я трехлетнему ребенку вру, что это все для справки для бассейна? Ты знаешь, что такое жить в аду?
- Знаю. Я живу. В аду. Вы меня за идиотку держите? Твой муж умнее всех, да? Населил тут своих друзей. Я вам что, гостиница?
- Каких друзей?
- Своих! Двое в шкафу живут. Смеются по ночам. Один в холле. Храпит. В твоей комнате человек 10 сразу живёт. И не убирают за собой. Пахнут. И от них мухи!
- Какие мухи? - говорю я почти шёпотом. Я понимаю, что ее видения принимают совсем страшный оборот. И что моя мать представляет опасность. Прежде всего для себя самой. Надо обсудить с сиделкой, что делать дальше.
- Мухи! Ну везде же летают! Ну вот же! Ты слепая что ли? - мать машет руками, отгоняет невидимых мух.
Я тяжело молчу. Мне нечего больше сказать.

3.
Разговор с мужем.
- Оль, купи водки.
- Водки?
- Водки. Вод-ки. Владимир. Олег. Данила. Костя. Илья.
- Зачем?
- В смысле зачем? Зачем покупают водку?
- Ты не пьешь алкоголь.
- Я не пил алкоголь. Но я и на полиграфы раньше не ходил. А теперь хожу.
- Миш...
- Купи.
- Я не буду.
- Хорошо, я сам куплю.
- Ладно, куплю .
Я прихожу из магазина. Муж встречает в прихожей, забирает пакет с продуктами.
Я разуваюсь, захожу на кухню.
Вижу, что он выставил на стол бутылку водки. Ищет стопку.
У нас в семье никто не пьет алкоголь. Совсем никто и совсем не пьет.
Поэтому найти бокалы и стопки под алкоголь очень сложно.
- Я сегодня, Оля, отвечал на разные вопросы. Сначала безобидные. Про погоду. И природу. А потом, Оля, как бы между прочим у меня спросили, засовываю ли я свои гениталии в рот своему сыну...- Миша достал стопку. Под водку. Но передумал. Стал наливать водку в обычный стакан.
- Мне очень жаль, Миш. Прости меня.
- А ещё у меня спрашивали, возбуждает ли меня мой ребенок.
- Прости.
- Спросили, купаю ли я сына обнимаю ли я его за попу, когда несу из ванны.
- Господи....
- Люблю ли я целовать своего сына... Оль, я сказал правду. Я обожаю своего сына. И целую его часто. Но в контексте задаваемых вопросов это звучит как...признание в педофилии.
- Прости.
- Да хватит извиняться. Ты то тут причем.
- Ну, это же все из-за моей матери.
- Я предупреждал тебя. Много раз. Что твоя мать - манипулятор.
- Знаю.
- Знаешь? Что ты знаешь? Знаешь, я взрослый веселый мужик. Но на такие вопросы, Оль, я не смог ответить спокойно.
- Никто бы не смог.
Миша залпом стал пить водку. Он страшно морщился и пил. Выпил весь стакан. Долго и тяжело смотрел на меня через новые ощущения в организме.
Потом сказал:
- Я ее ненавижу.
- Она больна.
- Это, конечно, её оправдывает, да?
- Не оправдывает. Объясняет.
- Кому и что объясняет, Оль? Она сломала мне карьеру. СБ-шники из той конторы, в которую я собирался переходить, пробили, что по мне такая тема развивается. И на всякий случай решили не рисковать. Объяснишь им?
- Если бы была такая возможность...
Миша допивает водку и говорит, чеканя буквы:
- Я-её-ненавижу.
Я тяжело молчу. Мне нечего больше сказать.
....

Эти три диалога произошли в один день.
19 мая. 2013 года.
Тогда был очень жаркий день. Как сегодня.
Спустя месяц мы получили на руки долгожданный документ - отказ от возбуждения уголовного дела.
В этот день я второй раз в жизни видела мужа пьяным. Потому что он второй раз в жизни пил водку.
Из стакана...