Выбор

Река изгибалась жирной, поблескивающей на солнце змеей вдоль густо заросших трущобами и небоскребами берегов. Благодаря трехметровым окнам апартаментов он мог представить, что находится там, среди торговцев, проституток, клерков, надежд и разочарований, запахов уличной еды, гомона пестрой толпы. Вид завораживал и манил. Незаметно появившаяся обслуга убрала остатки завтрака, но он даже не повернулся, продолжая вглядываться в картину, открывавшуюся из окон северной башни. Оказывается за прошедшее время он страшно привязался к этому виду. И сегодня все кончится. Точнее уже кончилось.

— Доброе утро.

В дверях стоял Максимилиан. Он несколько сдал в последние годы, но это был все тот же поджарый мужчина с мягкой уверенной улыбкой хоть теперь и с седыми висками.

— Разве доброе?
— Вижу, ты уже в курсе.
— Интернет почему–то не работает, так что я прочитал в утренних газетах. Все, правда, так и произошло?
— Нет, конечно.
— Я так и думал. Уж больно неуклюжая история, за километр пахнущая пропагандой.
— Как обычно, — пожал плечами Максимилиан.
— Значит, все? Это мой последний день тут?
— Последний.
— Мне теперь, наверное, придется изменить внешность. Мне оплатят пластическую операцию?
— Нет. Не придется, — Максимилиан медленно покачал головой. — Тело почти сгорело. Нельзя такое хоронить в открытом гробу.
— Так это был пожар? Да уж, — внутренне передернулся он.
— А нужно, — продолжал, словно не слыша собеседника, Максимилин. — Политическая ситуация требует пышных, всенародных прощаний.
— Можно сделать куклу.
— Времени нет. Нельзя позволить оппозиции перехватить повестку. Мероприятие завтра днем. Ты заменишь его.
— В гробу?

Он представил, как лежит на возвышении, среди торжественного, официального горя и софитов центрального телевидения. Члены семьи, боевые товарищи, видные партийцы, правительство в полном составе, простые граждане, с трудом сдерживаемые рыдания, прощальные слова, возможно, даже поцелуи и нескончаемая многочасовая очередь желающих, а ему нельзя будет ни нос почесать, ни водички попить, ни пернуть.

— Лежать неподвижно несколько часов.... Надо придумать что–то другое.
— Да и техника сейчас у всех такая, что потом кто–нибудь обязательно заметит как ты дышишь, потеешь или еще что.
— Вот–вот.
— Так что было решено, что ты заменишь его полностью. Сыграешь свою роль до конца.
— Я не.... Постой, что? Я не понял. Вы.... Вы хотите положить в его гроб мой труп?
— Ты понял правильно.
— Если это такая шутка, Максимилиан, то она очень плохая.
— Ты же знаешь, что они никогда не шутят. Мне жаль, но решение уже принято.
— Как это принято? Кем принято? Что за абсурд!
— Двадцать с лишним лет назад, когда ты согласился стать его двойником ты поклялся отдать, если понадобиться, за него жизнь. И вот сейчас такая надобность появилась.
— Нет, нет. Мало ли что там было двадцать лет назад. Идите вы нахер. Совсем с ума сошли? — он нервно заходил по комнате.
— Мне жаль, но другого выхода нет.
— Это какое–то безумие, — сдавленно пробормотал он, внезапно осознав всю серьезность происходящего. — Я буду лежать неподвижно сколько надо. Даже дышать на это время перестану.
— Слишком высокие риски, — Максимилиан покачал головой. — Они на это не пойдут.
— Максимилиан, друг мой, мы же столько лет вместе. Помоги мне!
— Мы не друзья. Это всего лишь моя работа.
— Тогда я....Тогда я..., — его мозг судорожно искал выход.
— Давай, я обрисую ситуацию. Похороны завтра днем и нужно время, чтобы все подготовить. Поэтому ты умрешь сегодня не позже полуночи. Это решенный факт. Как это произойдет — зависит от тебя. Если ты не будешь чудить и создавать проблем, то тебя ждет безболезненный и комфортный уход. Небольшой укол и ты просто уснешь. Без страха и боли. Обещаю, что в растворе будет морфий, чтобы твои последние мгновения были приятными.
— А что если нет?
— То ты все равно умрешь, только не так легко.
— А если я изрежу себе морду? Выброшусь в окно? Или.... Или....
— Тебя просто зашьют и загримируют. Только если бы ты сжег свое лицо, то смог бы им подгадить, но тебе не позволят устроить пожар.
— Как же так, Максимилиан? — он рухнул в отчаянии в кресло и обхватил руками голову.
— Ты знал на кого работаешь. Они могут дать многое, но в обмен потребуют все. Разве ты прожил плохую жизнь?
— Нет, конечно, но я рассчитывал протянуть еще немного.
— Единственное подлинное бессмертие заключено в наших генах. У тебя ведь есть дочь, подумай о ней. Смирись со своей участью и о ней позаботятся. Взбрыкнешь и, поверь мне, о ней позаботятся.

Он на мгновенье перестал думать о себе и вспомнил о дочери. Он был не лучшим отцом на свете. Они не общались уже года три и он даже не был до конца уверен, где она сейчас. Может, и они не знают.

— Послушай, — голос Максимилиана был полон мягкого участия, — Я понимаю, что все это сложно осмыслить и принять, но у тебя есть еще целый день. У тех, кто погиб сегодня утром в дорожных происшествиях, такого шанса не было. Ты можешь подготовиться, завершить дела, сделать, что всегда хотел.
— Да ты что? Какая, ****ь, удивительная возможность. Предлагаешь мне посетить Диснейлэнд или принять участие в королевских скачках?
— Покидать апартаменты нельзя. Телефон я у тебя заберу и доступ к интернету мы тебе тоже дать не можем. Сам понимаешь, вопросы безопасности. Но ты получишь все, что в наших возможностях. Здесь есть обширная библиотека, я могу принести кое–что. Есть один диалог Платона, он называется «Федон». В нем....
— Да иди ты со своей философией. Сократу в нем под сраку лет. Он там семидесятилетний старик с богатейшим наследием и репутацией. Сбежать для него было бы равносильно признанию вины, что бросило бы тень на все его учение. Да и сколько бы протянул старик без гражданства какого–нибудь полиса в Греции тех времен? А мне 51 и о моем существовании не знает никто. Сравнил тоже. И у него все равно был выбор жить или умереть, а какой оставили мне вы, уроды?
— Хорошо. Тогда, что скрасит твои последние часы?
— Музыка. Я хочу громкую музыку, двух девок не старше двадцати пяти, лучшего виски, кокаин. Много кокаина. Виагру. И сигары. Самое время снова начать курить.
— Это можно. Вот только девушки.... Если они увидят Президента живым после официального объявления о его смерти, то их придется ликвидировать, а ты ведь не такой.
— Не такой. А еще не такой тупой, как вы, солдафоны. Им можно завязать глаза или мне нацепить какую–нибудь маску. Что сразу убить, да убить? Нет, нельзя, чтобы правили военные. У вас же нет ни совести, ни фантазии, одни рефлексы. Псы, натасканные лаять и кусать. Вы же не способны к созиданию, параноидальные ублюдки. Вас надо держать на короткой цепи и ни в коем случае не пускать к рулю. Довели страну....
— Я все организую, — улыбнулся Максимилиан.

This is end возвещал из колонок Джим Моррисон третий раз подряд. Он курил у окна, глядя на реку, черной лентой рассекавшей на части город из огней, сирен и дорожного гула. Там праздновали жизнь и рассчитывали на утро. Он подошел к столику и налил еще виски. Девушки, обнаженные и прекрасные, измотанные секс марафоном спали на кровати в наркотическом забытьи, нежно обняв друг друга. Еще совсем дети. Какое дерьмо будущее приготовило для вас? Голова гудела пустотой и подбиравшимся похмельем. Он взглянул на себя в зеркало. Голый, немолодой мужчина с дряблым животом и худыми ногами в маске Ханумана. Какая ирония. Все справедливо. Он выбрал жизнь тени, а тень не может существовать сама по себе. Значит, его время пришло. До полуночи оставалась еще пара часов. Нужно растолкать девчонок, закатить последнюю гастроль.... Он насыпал две жирных дорожки и медленно вынюхал одну за другой. По телу прокатилась волна, мозг охватила шизофреническая активность. Нет. Нет. И еще раз нет. Не смиряться под ударами судьбы. Быть. Оказать сопротивление. Ему бы только выбраться отсюда. Дверь охраняют молодые стокилограммовые бычки, а у него одышка, больные колени и единственное потенциальное оружие — бутылка виски. Не вариант. Он подошел к окну и выглянул наружу. Между стеклом и рамой был небольшой зазор, образовывавший выступ сантиметров в пять–семь. Если он сможет пройти по этому карнизу примерно двадцать метров, то доберется до окна в коридоре, которое обычно приоткрыто и его точно никто не охраняет. А там служебный лифт, ведущий в гараж, где вряд ли посвящены в планы насчет него. Да это шанс. Практически нереальный, но шанс.

Тихо, стараясь не разбудить девушек, он оделся, положил в карман пакетик с порошком и выбрался наружу. Не смотреть вниз. Вжаться в стекло. Маленький шажок одной ногой. Теперь другой. Кокаин, смешавшись с адреналином, заставляли сердце колотиться так сильно, что казалось оно может выпрыгнуть из груди и разбить окно. Ладони предательски потели. Ветер порывами налетал на него, словно недовольный, что человек посмел оказаться на высоте, предназначенной для птиц и облаков. Еще шаг. Другой. У него получается. Сердитый ветер толкнул сильней и сбросил его вниз. Он взглянул в последний раз на реку, понял, что забыл снять маску, улыбнулся и закрыл глаза.

Вероника, зажатая между пассажирами автобуса, пряталась от толпы в смартфон. Лента была забита статьями и фотографиями с похорон диктатора. Временно исполняющий обязанности президента генерал обещал продолжить бла, бла, бла. Великое наследие бла, бла, бла. Ее это больше не касалось. В паспорте стояла рабочая виза, дома лежал контракт. Через две недели она уедет из этой страны навсегда. Ее ждала новая жизнь на новом месте. Внезапная боль пронзила бедро. Неуклюжая корова, стоявшая рядом, неловко повернулась, готовясь выйти и, видимо, задела ее острым углом сумочки. И даже не извинилась! Да и черт с ней. Вероника была слишком взбудоражена предстоящими переменами, чтобы обращать внимания на такие мелочи. Она проехала еще две остановки, вышла из автобуса, но не успела пройти и пару шагов, как почувствовала резкую тяжесть в груди, словно на нее положили бетонную плиту. Закружилась голова и стало невозможно сделать вдох. Надо передохнуть. Вероника села на скамейку и потеряла сознание.

Написал edduardi на microproza.d3.ru / комментировать