Cалтычиха-террористка: зачем «кровавая барыня» планировала взорвать дом в Москве

Дворянка Дарья Салтыкова, она же Салтычиха, замучившая до смерти десятки крестьян, считается одним из символов жестокости крепостного права. Но мало кто знает, что помещица-изуверка могла стать ещё и первой «террористкой» в истории России. В 1762 году она намеревалась взорвать дом, в котором гостил… дед поэта Фёдора Тютчева.

Любовь кровавой вдовы

Богатая помещица Дарья Салтыкова овдовела в 1756 году, когда ей было 26 лет. Именно после этого она стала совершать садистские преступления. Будучи страстной натурой, Салтыкова, судя по всему, завидовала молодым замужним женщинам. У своего крепостного Ермолая Ильина она убила одну за другой трёх жён. Некоторых невест Салтычиха замучила непосредственно перед свадьбой.

Сама же барыня нашла утешение в лице капитана Николая Андреевича Тютчева. В качестве землемера он проводил генеральное межевание земель по Большой Калужской дороге, в окрестностях которой находилось имение Салтыковой. Стоит отметить, что в доме помещицы офицер не был совсем уж чужим человеком. Один из его родственников, Иван Никифорович Тютчев, был женат на Аграфене Николаевне, родной сестре Дарьи Салтыковой.

С Тютчевым Салтыкова «жила беззаконно» больше года. Однако в конце концов капитан увлёкся жившей по соседству дворянской девицей Пелагеей Денисовной Панютиной. Одним из её преимуществ перед Салтыковой был возраст: Панютиной в 1762 году исполнилось 23 года.

Несостоявшийся теракт

Брошенная женщина задумала месть. 12 февраля 1762 года он отправила своего конюха Алексея Савельева в главную контору артиллерии и фортификации, чтобы тот купил пять фунтов пороху (2,2 кг). Взрывчатый порошок он смешал с серой и обмотал пенькой. Другой конюх, Роман Иванов, должен был принести кустарную бомбу к дому Панютиной, расположенному у Земляного города за Пречистенскими воротами. Неизвестно, хватило бы этого заряда пороха, чтобы дом взлетел на воздух. Сама Салтыкова рассчитывала спровоцировать пожар, чтобы капитан Тютчев сгорел вместе со своей невестой.

Задачей Иванова было сунуть взрывное устройство под застреху. Но внезапно конюх передумал участвовать в преступлении. Убить дворянина для крестьян того времени было немыслимым делом. На другой вечер Салтыкова повторила попытку, отправив вместе с Ивановым ещё одного конюха, Сергея Леонтьева.

«Если же вы того не сделаете, то убью до смерти, а её на вас не променяю», – напутствовала их барыня.

Когда посланные и на этот раз вернулись без результата, Салтыкова наказала их, приказав жестоко истязать батогами.

В апреле 1762 года Тютчев женился на Панютиной и собирался вместе с ней уехать в Брянский уезд. Салтыкова организовала засаду на коляску новобрачных – в кустах их поджидал десяток крепостных с дубинами и ружьями. Покушение сорвалось, так как Тютчев был предупрежден о планах бывшей любовницы – крестьяне прислали ему письмо. В деревню он поехал иным путём. Всё ещё опасаясь за свою жизнь, капитан обратился в Судный приказ, попросив выделить для своей поездки по служебным делам в Тамбов санный конвой «с дубьём».

В том же году вступившая на престол императрица Екатерина II дала ход следствию в отношении жестокой помещицы. Выяснились подробности преступлений Салтыковой, в т.ч. и покушения на Тютчева. «Бесчеловечная вдова», как её назвала Екатерина, была признана виновной в убийстве 38 человек и до конца дней содержалась за решеткой. По иронии судьбы, опекуном её сыновей стал никто иной, как Иван Никифорович Тютчев.

«Наши террористки не лучше Салтычихи»

Фёдор Иванович Тютчев родился через 2 года после смерти Салтыковой. Трудно сказать, насколько знаменитый поэт и дипломат был осведомлён о романе своего деда с московской «душегубицей». Кто знает, не держал ли он в уме эту историю, когда писал хрестоматийные строки «О, как убийственно мы любим, как в буйной слепоте страстей мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей»?

Исследователи считают, что Салтыкова страдала психическим заболеванием – эпилептоидной психопатией. Однако это не объясняет всех особенностей её поведения. Доктор философских наук Семён Экштут отмечал, что «русская женщина XVIII века на много десятилетий опередила своё время, действуя, как настоящая романтическая злодейка».

Характерно, что именно с Дарьей Салтыковой сравнивали революционерок начала XX века. «Наши террористки не лучше Салтычихи по своей жестокости и распущенности», – писал в 1907 году консервативный журналист и издатель Алексей Суворин.