Про умного Брежнева...

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев о советском строе и коммунистической идеологии.

В начале 1970-х годов родной брат Брежнева, Яков Ильич, спросил того, верит ли он в коммунизм.

Как потом рассказывал сам Яков, Леонид Брежнев в ответ только и сказал: «Ты это о чём, Яша? Какой, <…нецензурно…>, коммунизм? Царя убили, церкви повзрывали, нужно же было народу за какую-то идею зацепиться…»

Канцлеру ФРГ Вилли Брандту при первой же встрече в 1970 году Брежнев рассказывал – с одобрением, от своего лица, как выражение своей позиции – антисоветские анекдоты.

Одним из них был следующий: «Приезжает агитатор рассказывать колхозникам про великие достижения коммунистической партии по части благосостояния народа. Вот, говорит, товарищи, вы теперь все едите досыта, у всех есть крыша над головой, и одежды хватает, и деньги есть новые ботинки каждый год покупать! Тут ему бабушка-старушка из угла отвечает (по воспоминанию Брандта, озвучивая её, Брежнев перешёл на фальцет) – Ох, и правда! Прямо как при царизме!»

Рассказывал Брежнев тогда Брандту и политические анекдоты о себе самом. Судя по другому воспоминанию Брандта, один из этих анекдотов был такой: «Вот он, Брежнев, предстанет после смерти на том свете перед Николаем Вторым, и тот его спросит:

– Ну что, Леня, как там у нас дела? Армия сильная, в мире нас боятся?

– Да, Коль, мы пол-Европы завоевали и ещё дальше продвигаемся.

– Вот и хорошо. А как внутри страны власть, Лёнь, крепко всех держит?

– Крепко, Коль, не хуже чем при царях.

– А водка опять хорошая, как при мне, 38 градусов?

– Нет, Коль, теперь и все 40!

– Слушай, Лёнь, и стоило из-за двух градусов делать революцию?!»

Тот же Брандт и его люди вспоминали, что при следующей их встрече в Москве Брежнев сказал Брандту как бы от себя: «Знаете, что бы сказал Маркс, если бы он был жив сегодня? – Пролетарии всех стран, простите меня!» Эта история разнеслась от Брандта по Германии и Восточной Европе. Венгерский коммунистический чиновник, слышавший её, сказал, что был глубоко потрясён.

Что Брежнев уже к концу 1930-х (если не ранее) относился к советской «религии» – самóй марксистско-лениниской партийно-коммунистической идеологии – именно так, как к злой пустой брехне (сам Брежнев употреблял слово «тряхомудия»), известно и из другой замечательной реплики, адресованной Яковлеву – тогдашнему начальнику идеологии, впоследствии большому антикоммунисту 1990-х годов. По воспоминанию Яковлева, он по этой реплике впервые понял, что советский высший начальник может ни черта не верить в религию, от лица которой правит. Яковлев пишет: «…Я лично удостоверился, что, когда Брежнев говорил о важности идеологической работы, он лицемерил. Во время одного из сидений в Завидово Леонид Ильич начал рассказывать о том, как ещё в Днепропетровске [в конце 1930-х годов] ему предложили должность секретаря обкома по идеологии. «Я, – сказал Брежнев, – еле-еле отбрыкался, ненавижу эту тряхомудию, не люблю заниматься бесконечной болтовней…» Произнося всё это, Брежнев поднял голову и увидел улыбающиеся лица, смотрящие на меня. Он тоже повернулся в мою сторону. «Вот так», – добавил он и усмехнулся» (Яковлев сам был тогда завотделом пропаганды ЦК, так что Леонид Ильич ещё и ему именно как начальнику от идеологии хотел поднести прилюдный букетик этой репликой). Передавалась и другая его фраза с тем же отношением к делу: «Идеология? Это не ко мне. У нас в партии есть для этой тряхомудии Суслов».

Невысокого мнения был генсек ЦК КПСС и об устойчивости советской системы и моральных качествах людей, воспитанных ею.

По воспоминаниям племянницы, Леонид Брежнев во время одного разговора сказал: «Да вы что, какие реформы! Я чихнуть даже боюсь громко. Не дай Бог камушек покатится, а за ним лавина. Наши люди, – говорил он, – не знают ни что такое истинная свобода, ни что такое капиталистические отношения. Экономические свободы повлекут за собой хаос. Такое начнётся… Перережут друг друга».

Александр Бовин, которому из Завидово в качестве презента от Брежнева привозили кабанятину, как-то в беседе с ним заговорил о трудности для низкооплачиваемых граждан прожить на зарплату. Брежнев ответил: «Вы не знаете жизни. Никто не живёт на зарплату. Помню, в молодости, в период учёбы в техникуме, мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда – один себе. Так все живут в стране».

Яков Брежнев, когда брат его курировал космическую отрасль (сам Яков называл космическую программу Хрущёва «голоштанными потугами к прогрессу»), сказал по поводу успехов СССР в космосе брату: «Лёня, нельзя летать в космос с голой задницей. Нужно её чем-то прикрыть, а то она слишком видна всему миру снизу» (что и было в некотором смысле выполнено буквально, когда Юрию Гагарину за успешный полёт в космос распоряжением Совета министров СССР выдали 6 комплектов нижнего белья). Леонид Ильич ответил: «Яша, это политика. Ты думаешь, мы не понимаем, что нам ещё рано в космос? Людей толком не можем накормить!» Это, конечно, не помешало ему в декабре 1961 года превыспренне произносить с официальной трибуны: «Кончается эра, когда человек был прикован к Земле».

Своей племяннице Любови Брежневой – когда уже как раз она нападала на него за отсутствие свободы выезда – Брежнев с сердцем ответил, однако, нечто прямо противоположное: «Тебя выпусти, других, а там, глядь, мы с Косыгиным одни останемся, да и тот при случае удерёт» (передается эта реплика и другими людьми в других вариантах: «отвернусь – а тут и он удерёт», «да и тот через недельку удерёт» – видимо, Леонид Ильич повторял это присловье не раз).