«Нельзя врать и нельзя думать, что все врут». Социолог «Левада-центра» Алексей Левинсон — о цинизме и порче нравов в обществе

Видеоверсия и расшифровка лекции с карельского баркемпа

 

Что такое цинизм

— Если про власть что-то говорят, и процентов [подтверждающих это] много, то власть довольна, а публика по-разному реагирует. Такая, как здесь, думаю, не очень радуется, но есть и та, которая думает: «О, хорошо!» Уровень одобрения Владимира Путина на посту президента Российской Федерации сейчас на уровне 66%, и он торчит на этом уровне почти год. Это я к тому, что сейчас [многие думают, что] происходит падение рейтинга Путина. Оно не происходит. Это отношения к теме доверия не имеет, это я вам сообщаю ради любопытства.

Вещь, о которой мне хотелось поговорить более серьезно и детально, — это цинизм. Я вот что понимаю под цинизмом. Буду говорить об этом длинно. Какой-то человек говорит вам что-то, и вы ему не верите, считаете, что он говорит неправду. Он лжет в расчете на то, что вы поверите, иначе зачем ему лгать. Теперь ситуация более сложная. Например, я вам сообщаю нечто, что является ложью. Вы видите и знаете, что это ложь. И я знаю, что вы знаете, что это ложь. Но тем не менее, я вам это говорю. Вот очень важная и интересная ситуация.

Зачем это может быть? В каких случаях? Если я такой же, как вы, вы меня не станете слушать, прогоните. Если я, предположим, представлю какую-то науку, вы мне опять скажете: «Что ты там несешь?» — меня здесь уже не будет. Если я проповедник или человек, который собирается вас учить чему-то, — такой вариант делает коммуникацию невозможной. Она возможна только в одной ситуации: если я — это человек, который обладает властью. Я вам говорю нечто, я знаю, что вы не верите, но я вам это говорю, потому что я обладаю определенными возможностями заставить вас сидеть, или стоять, или что-то делать, например, пойти и за меня проголосовать. И вы за меня проголосуете. Не потому, что я вам сообщил эту ложь, а по другим причинам. Ну, потому что вы думаете, что больше не за кого голосовать, или потому что вы думаете, что я лучше, чем кто-то еще, кто стоит у меня за спиной, или найдутся другие причины. По крайней мере, они не будут связаны с тем, что я вам сказал. Вот такую ситуацию я называю ситуацией цинизма.

Циничное отношение — я вам говорю что-то, вы не верите, я знаю, что вы не верите, тем не менее я вам говорю. Это не очень частая ситуация, но она встречается. Думаю, вы ее себе представляете из нашей политической реальности.

Зачем врать?

Тут очень важен вопрос о моральном состоянии участников этой коммуникации. Тот, кто говорит заведомую ложь, — понятно, что о нем думают на небесах, да? Он лжец, и ему нет прощения. Люди, которые не верят этой лжи, — в принципе, молодцы, что они ей не верят. Они разумные люди, и их честь не страдает нисколько.

А вот теперь давайте рассмотрим ситуацию другую. Есть я — человек, облеченный властью. Есть вы — люди, властью не обладающие, но зачем-то мне нужно вас иметь в качестве политических сторонников. И новость в том, что есть еще некие «они», вон там [вдалеке]. На самом деле я разговариваю как бы с ними. Ну предположим, это я разговариваю с иностранной делегацией. Или я поехал куда-то, сохраняя свою власть, к тем, кого мы называем «они». И там я говорю все то, о чем мы с вами говорили, все то, что вы считаете ложью. «Они» не знают [что это неправда]. А я «подмигиваю» вам: я им сейчас скажу, что наших там нет. Вы знаете, что наши там есть. Но вы вместе со мной готовы сказать, что наших там нет.

Чтобы это не выглядело все моей собственной выдумкой или сказкой, обратимся к конфликту на Донбассе, который начался в 2014 году. По результатам опросов, которые проводил «Левада-центр», возникла именно такая ситуация. «Добропорядочные» россияне (надеюсь, таких здесь не очень много) прекрасно понимали, кто и что делает в это время в столкновениях с украинской стороной. Кто там добровольцы, а кто регулярные российские части. Но они [люди] считали нужным вместе с властью говорить: «Их там нет». Было такое? Было.

Как отец небесный смотрит на того субъекта, который говорил, что их там нет, мы понимаем. А вот какими глазами он смотрит на тех россиян, которые соглашались: «Давайте говорить, что их там нет. Давайте будем солидарны с нашей властью, что кому-то мы будем врать». Тут ситуация цинизма распространяется на общество. И вопрос общественной морали, на мой взгляд, встает необычайно остро.

Я не проповедник, не моральный учитель, не писатель земли русской, у меня свои профессиональные обязанности. Но я как человек могу иметь мнение. Я считаю, я вправе это мнение высказать здесь. Мое личное, частное мнение состоит в том, что за последние если не 20, то 10 лет произошла огромная порча нравов в нашем обществе. Порча нравов — это старинное выражение, его долго не использовали, казалось, оно к нашей ситуации не имеет отношения. Я думаю, что теперь очень сильно имеет. Люди считают возможным лгать. 

За последние 10 лет доля людей, которые считают, что кругом многие говорят неправду, выросла. И [сегодня] это максимальный показатель за 10 лет. Кому мы можем верить? Мы, оказывается, власти верить не можем, и друг другу верить не можем. Поскольку этот показатель рос все 10 лет, я думаю, что надо связать с тем, как вела себя власть все эти годы. Я выражаю надежду, что все, что я говорил, не относится к людям, которые сидят передо мной на траве. И если это так, я вам низко кланяюсь. Нельзя врать и нельзя думать, что все кругом врут.

Про доверие к бизнесу

Я совершенно не считаю, что власть плохая, а бизнес очень хороший. То, что он сам терпит от власти притеснения, не ведет к его моральному усовершенствованию. Я сказал, что испорчены нравы, но нравы людей в бизнесе, быть может, испорчены в первую очередь. Дело не в том, что считается «не обманешь — не продашь» и прочее.  Известно, чтобы бизнес шел благополучно, ты должен выстроить специальные отношения с властью соответствующего уровня. Очень часто бизнесмены в небольших городах стремятся попасть в местное законодательное собрание, чтобы иметь депутатскую неприкосновенность. А это понятно зачем нужно. Так что тут с моралью плохо, как и в других местах.

Скорее надо говорить не о просто цепочках, а о замкнутых системах доверия. У нас есть доверие к тем, кого мы считаем своими, а к остальным — нет. Вот отличие нашей общественной ситуации от общественной ситуации в тех благословенных западных странах, где ты видишь человека на улице — ты должен априори полагать, что он хороший и не злодей. У нас это распространяется на тех, кого знаешь. Знаешь — значит, наш.

Почему люди все больше врут или соглашаются с теми, кто врет

Отсутствие презумпции правды широко распространилось. Быть начальником, быть журналистом — это скорее быть готовым говорить неправду, чем поклясться, что «я буду всегда говорить только правду и ничего, кроме правды».

Мне пришлось проводить исследование среди журналистов в одном крупном городе. Там сложилась типичная ситуация: был губернатор и был городской глава, они находились между собой в остром конфликте. У одного были свои газеты и у другого были свои газеты. Журналисты (иногда это одноклассники, однокурсники) разошлись по двум лагерям. Они друг про друга ничего плохого не думали, иногда они переходили из лагеря в лагерь. Но что они думали вообще: там, где ты работаешь, где тебе платят, там и будет правда этого дня. Ты будешь защищать этих. Если ты по какой-то причине перешел в другой лагерь, то твоя профессиональная обязанность — защищать тех. И это, они считали, и есть профессионализм — сегодня убедительно говорить, что это черное, а завтра говорить, что это белое, для этого надо что-то уметь и иметь в душе. На мой взгляд, это ужасно. Прямо противоречит тому, что в моем понимании журналистикой является и должно быть. А эти ребята думали, что профессионализм — вот он и мы этого достигли. К сожалению, не в этом одном городе так, таких журналистов очень много. Счастье, что есть другие.