Лужкова запомнят как строителя «Вавилона», мужа миллиардера и радетеля за Крым

Смерть в Мюнхене Юрия Лужкова, который в 1992—2010 годах бессменно возглавлял российскую столицу, фактически совпала с окончанием саммита «нормандской четверки» в Париже. Совпадение, конечно, случайное, но в то же время — и знаковое.

Лично я общался с мэром Москвы на каком-то публичном мероприятии сразу после дефолта 1998 года, где он был председателем, а я — одним из доброй сотни журналистов, которые стремились задать вопрос одному из самых вероятных наследников уже сходящего со сцены «всенародноизбранного» президента Бориса Ельцина. 

Не буду говорить о том, к какого рода ухищрению пришлось мне прибегнуть, чтобы обратить на себя внимание Лужкова, но на тот мой жест он отреагировал моментально, предоставив мне слово. Что лишний раз свидетельствует о феноменальной «системности» этой фигуры и ее полной встроенности в постсоветскую властную вертикаль, для которой он объективно был одной из несущих опор.

Именно позиция мэра российской столицы во многом определила исход противостояния между президентом и Верховным Советом России осенью 1993 года. Опять же, в ходе того конституционного, по сути, конфликта автор этих строк был на стороне защитников Дома Советов, но сегодня, оглядываясь на ту ситуацию, я далеко не уверен в том, что победа сторонников Александра Руцкого и Руслана Хасбулатова была бы несомненным благом для нашей страны.

Именно Лужков превратил некогда «режимную» Москву в «новый Вавилон», где все 1990-е шло натуральное рыночное столпотворение, с миллионами мигрантов, торговлей на каждом углу, разгулом криминала и миллиардными финансовыми потоками. Но именно такой «функционал» позволил через российскую столицу управлять регионами, держа их на коротком денежном поводке, а с самыми сильными — налаживая «взаимовыгодные связи». 

В условиях почти полного отсутствия государственной власти Лужков был центральной фигурой, выстроившей внутри Российской Федерации собственное квази-государство, выражавшее интересы крупной постсоветской номенклатуры: людей из ЦК КПСС, союзных министерств и ведомств — возможно, за исключением верхушки Минобороны РФ, с которой он перманентно, то в большей, то в меньшей степени, конфликтовал.

При этом интересы Лужкова, выходца из послевоенной рабочей окраины Москвы, частично проведшего детство у бабушки в украинском Конотопе, не ограничивались ни МКАДом, ни «ближним» или «дальним» «замкадьем». Он, в частности, всегда выступал радетелем за «российский Крым»: не столько из соображений патриотизма, сколько из соображений статуса и безопасности многочисленных крымских дач московской «элиты». 

Его супруга-миллиардер Елена Батурина неизменно занимала и, кажется, продолжает, несмотря на все пертурбации, занимать первое место в топе российских «бизнесвумен». Хотя теперь, конечно, и здесь возможны изменения. 

Впрочем, смерть Юрия Михайловича может стать «триггером» определенных кадровых и политических изменений не только в самой российской столице, но и в ряде регионов РФ, а также за рубежом. Время идет, и оно не знает категорий «жалости» или «стабильности», хотя желающих, по примеру Фауста, «остановить мгновенье» меньше не становится.

«Момент истины» настиг Юрия Лужкова даже не в конце 1999 года, когда его, Евгения Примакова и Минтимера Шаймиева политический проект «Отечество—Вся Россия» (ОВР) проиграл парламентские выборы путинскому «Единству», а десять с лишним лет спустя, в сентябре 2010 года. Тогда президентом Российской Федерации был Дмитрий Медведев, а государственная властная вертикаль усилиями Владимира Путина укрепилась настолько, что московское «квази-государство» во главе с Лужковым начало не помогать, а мешать дальнейшему развитию страны в целом.

Яркая и противоречивая фигура «лучшего мэра», «второго Юрия Долгорукого» ушла в прошлое вместе с эпохой «рыночных реформ» и «лихих девяностых» — теперь уже навсегда. Не стоит рисовать ту эпоху только радужными или, наоборот, черно-серыми красками. Как писал в свое время Пушкин в письме Чаадаеву:

«Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; …но клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал». 

В этом смысле Юрий Лужков — несомненно, личность историческая, хотя и не «первого», но «второго плана». Таким мы его запомним и, наверное, так будем к нему относиться.