«Четыре года каторги»: почему 4 стала «счастливой» цифрой для Достоевского
Великий Достоевский был убежден: мир спасет красота – духовная, просветляющая, вдохновляющая «положительно прекрасного человека» на Добро. Человеческие страдания он считал естественными (и даже обязательными) на пути к Свету, при этом сакральным символом познания совершенства мироздания и прихода к гармонии в его биографии становились события, мистическим образом связанные с цифрой «4».
Священное число
Из школьной программы хорошо известно о христианских мотивах, которые пропитывают всё творчество Достоевского. Поэтому связь с сакральной «четверкой» важных фактов биографии писателя кажется вполне уместной.
Священная «четверка» в христианстве считается числом тела и изображается в виде квадрата или креста. Ее символика встречается повсеместно: четыре Евангелия, четыре реки рая в Ветхом Завете, образующие крест, четыре главных Архангела. Наконец, 4 главные добродетели — мудрость, твердость, справедливость и умеренность.
Каторга и Евангелие
Высшие силы неоднократно подавали Достоевскому знак в виде сакральной «четверки». Для начала – восьмилетняя сибирская каторга по указу императора Николая I была сокращена до четырех лет. Напомним, что за вольнодумство и связь с петрашевцами Достоевского и других членов кружка в ноябре 1849 года приговорили к расстрелу, который в последнюю секунду был отменен.
Именно на каторге, находясь фактически в полной изоляции и не имея права даже написать несколько слов родным, Достоевский впервые по-настоящему знакомится с Евангелие. Как поясняет кандидат филологических наук Алексей Колпаков в одной из своих монографий, посвященных каторжному периоду в биографии Достоевского, именно в Сибири писатель чётко определяет свой идеал человека и его отношений с миром. Это гармония сакральной «четверки», основанная на свободном и любовном единении человека с людьми.
Любить и быть любимым – вот что становится сутью человеческих устремлений писателя. Минуты гармонии воплощают для писателя высший смысл существования, тогда как Христос становится образом, вбирающим в себе нереализованный потенциал личности самого Федора Михайловича. Писатель концентрирует в нём собственные устремления, которые в реальности пока недостижимы. Поэтому Христос Достоевского так похож на человека, а не на бога. Человека с идеальными чертами – того, которого Достоевский будет искать и вокруг, и внутри себя. И поискам «правды в человеке» он посвятит всю жизнь.
Ангел-хранитель
Как известно, «Игрок» был написан Достоевским за 26 дней. Но вряд ли он выполнил бы жесткие требования издателя, угрожавшего девятилетней кабалой и утратой авторских прав, если бы не очередное вмешательство Высших сил.
4 (!) октября 1866 года на пороге его питерской квартиры появилась 25-летняя стенографистка – Анна Сниткина. Боготворившая Достоевского и до встречи, Анна Григорьевна в первой редакции воспоминаний о знакомстве с будущим мужем так описывала первую встречу: «Наконец вышел мужчина лет сорока, среднего роста, несколько сутуловатый и сгорбленный, с бледным, больным, изнуренным лицом… Ни один человек в мире, ни прежде, ни после, не производил на меня такого тяжелого впечатления. Я видела перед собой человека страшно несчастного, убитого, замученного… Мне было бесконечно жаль его».
Приступить к диктовке Достоевский не смог: слишком был не собран и растерян – со всех сторон наседали кредиторы, «на днях был припадок», путались мысли о незавершенном «Преступлении и наказании». Известный достоевист Игорь Волгин видит в особенно удручающем состоянии Достоевского в день знакомства и другую причину. Писатель с ужасом ожидал известий о запланированной на 4 октября казни революционера Николая Ишутина. Бывший смертник и каторжник переживал, как ему казалось, неизбежную казнь очень болезненно, не подозревая в тот день, что Ишутин помилован, как в свое время Достоевский.
Ну а судьбоносное знакомство с Анной буквально спасло Достоевского – «Игрок» был сдан вовремя.
Бегство от долгов
Четыре года Достоевский проводит в Европе, пытаясь спастись от «долговых тисков», которые сжимаются у его горла всё сильнее. Пытаясь вырваться, писатель еще больше погрязает в пучине – его игромания и страсть к рулетке перерастает в патологию. Но за границей Достоевский пишет «Идиота» и создает образ своего любимого героя – князя Мышкина (князя Христа, как называл его в черновых набросках сам Достоевский). Именно в образе Мышкина и реализуется идея «изобразить вполне прекрасного человека». За границей Достоевский также начинает работу над христоматийным «Преступлением и наказанием».
14 и 4
Знакомство и работа с Анной Григорьевной переросло в счастливое супружество, продлившееся 14 (!) лет. Достоевский и Сниткина обвенчались 15 февраля 1867 года. Интересно, что чрезвычайно стеснительный при общении с женщинами Достоевский, валившийся в обморок при знакомстве с красавицами, все-таки набрался храбрости, чтобы сделать предложение – но не прямо, а иносказательно.
Как вспоминала Анна Григорьевна в мемуарах, Федор Михайлович предложил ей оценить сюжет нового романа. Речь в нем шла о пожилом и больном художнике, находящемся в «полном душевном одиночестве», разочарованном, но жаждущем новой жизни и испытывающем огромную потребность любить. Страстно желая найти своё счастье, он влюбляется в юную девушку по имени Аня (имя прототипа Достоевский, видимо, решил не менять).
Позже Анна Григорьевна признавалась, что вряд ли найдется на свете женщина, которой бы довелось слышать признание в любви «в столь восторженных и чарующих выражениях», которые смог найти «такой мастер слова, каким был Федор Михайлович». Предложение было принято. Счастливый брак вновь был отмечен священной цифрой – за время супружества родилось четверо (!) детей.
Великая правда
Умер Достоевский в полных 59 лет (в сумме и в разнице этих чисел вырисовывается сакральная «четверка»). Своё каторжное Евангелие Достоевский за несколько часов до смерти передал одному из сыновей.
Художник Иван Крамской, успевший сделать посмертный портрет русского гения, великолепно отразил спокойствие, умиротворение и легкую улыбку на лице Достоевского, о которой напишет позднее вдова писателя: «Лицо усопшего было спокойно, и казалось, что он не умер, а спит и улыбается во сне какой-то узнанной им теперь «великой правде». В надгробной эпитафии использованы слова Христа о пшеничном зерне из четвертой книги Нового Завета – Евангелие от Иоанна: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». (12:24.)