Одержимый царь

С одной стороны — маль­чишка-король, которого сначала не восприняли всерьёз, но ещё до достижения двадцати лет сочли лучшим полководцем эпохи. Против него — молодой царь, чьё царство долго считалось в Европе и варварским, и бессильным. Их дол­гая борьба была беспощадна и полна неожиданностей. Но финал под Полта­вой — закономерен.

От Равы до Нарвы

Мысль об участии в европейской вой­не пришла к Петру I во время Велико­го посольства в Европу. В те времена умение выигрывать войны считалось первостепенным критерием жизнеспо­собности государства, развитая про­мышленность и торговля, грамотное администрирование, тем более куль­ тура и зачаточная наука относились к признакам второго сорта. Современ­ники Свифт и Вольтер, говорившие, что война — дело скверное, ещё не успели поколебать умы. Пётр I догадывался: носить парики и строить фрегаты — недостаточно для того, чтобы с тобой стали считаться. Надо победить кого-то из сильных европейцев.

Для победы нужны хорошие союз­ники. В 1698 году, встречаясь с поль­ским королём и саксонским курфюрстом Августом II в Раве-Русской, молодой царь наконец-то такого на­ шёл. Август Сильный понравился Петру: прочие властители Европы бы­ ли чопорны и скучны — ни выпить по-нормальному, ни повеселиться как следует. Саксонский курфюрст пил не­мерено, рубил головы быкам с одно­го удара, гнул металлическую посуду пальцами (оттого и прозвище — Силь­ный), хвастал баснословным списком любовных побед. Русский царь, сам лю­битель покутить, впервые ощутил себя учеником в этой славной науке.

Кроме вин, прелестниц, быков и гнутой посуды, темой общения стала будущая война. Август планировал на­ пасть на Швецию и отобрать Лифляндию. Пётр чаял пересмотреть Столбов­ский мир 1617 года и вернуть оба берега Невы с окрестными землями — Ингрию, или Водскую пятину.

Успех предприятия казался неиз­бежным. К антишведскому союзу соби­ралась присоединиться Дания — ото­мстить за прежние обиды. Лифляндия, точнее её дворянство, — восстать про­тив шведской короны. Лифляндское дворянство персонифицировал Иоганн Паткуль, ненавидевший Стокгольм за конфискацию земель. Карл XII, взо­шедший на престол в 1697 году, выгля­дел сумасбродным подростком. Швед­ская армия помнила не только давние триумфы Тридцатилетней войны и на­ шествия на Польшу, но и более свежие поражения от войск Бранденбурга. Бы­ло непонятно, сможет ли такая страна выдержать даже недолгую войну.

Правда, свои проблемы оказались и у коалиции. Пётр, вернувшийся в Мо­скву осенью 1698 года, принялся рубить головы стрельцам и брить бороды боя­рам. К тому же осторожный царь не ре­шался воевать со Швецией, не заклю­чив официальный мир с Турцией.

Поэтому в 1700 году война, позже названная Северной, началась с несинхронизированного выступления участ­ников. В феврале саксонцы Августа (Польша официально не воевала) втор­глись в Лифлянди ю, а в июне в войну вступила Дания. В Москве ждали ново­стей из Стамбула и уверяли шведское посольство в приверженности преж­ним договорам.

Наконец, 8 августа прибыл гонец. Пётр I быстро отпраздновал мир, объя­вил войну и двинул войска к шведским границам. Он не знал, что в этот день коалиция уменьшилась на треть. Карл высадился у Копенгагена и принудил Данию к капитуляции. Балтийское мо­ре на несколько лет стало внутренним шведским водоёмом.

К концу октября русская армия сосредоточилась под Нарвой. Успеху мешал недостаток продовольствия, по­роха, крупнокалиберной артиллерии. 30 ноября осадные страдания прервал шведский король. Он высадился в ны­нешнем Пярну, прошёл Эстляндию форсированным маршем и с девятиты­сячной армией атаковал 40-тысячного противника. На другой день русская армия (точнее то, что от неё осталось), без генералитета и артиллерии, была на другом берегу реки. Царь Пётр ещё до сражения уехал в Новгород.

От Нарвы до Биржи

В отечественной историографии не прекращается спор о том, является ли Пётр Великий безусловным реформатором, или преобразования, в пер­вую очередь военные, начались пре­жде, поэтому радикальный петровский слом самобытной цивилизации был излишен. Второе утверждение разделялось не только почвенниками, но светлым германским гением Гёте и острым галльским мыслителем Шамфором: в допетровской России уже существова­ли регулярные полки и по-европейски обученные солдаты. Так что стричь бо­роды было не обязательно. Нарвское поражение, пожалуй, са­мый сильный аргумент против ненуж­ности петровских преобразований. Ар­мия, доставшаяся Петру в наследство, состояла из солдатских и рейтарских подразделений европейской выучки, а также стрельцов, казаков и боярского ополчения. Такое войско было эффек­тивно против степной конницы (если не углублялось в степь), иногда побеж­дало столь же архаичную польскую армию, а в Русско-шведскую войну 1656−1658 годов могло разбить шведский отряд в три-четыре тысячи человек.

С полноценной европейской арми­ей, да ещё под личным командованием монарха, московские войска до 1700-го­ да не встречались. Нарва показала, что такой же слаженной, скоординирован­ной армии у России нет. Карлу XII про­тивостоял конгломерат русских самых разных соединений, некоторые из ко­торых сражались вполне достойно. Это могло затянуть битву, но не изменить её результат. Поэтому фактическое бегство Петра I можно признать малодушным, но нельзя признать неразумным: его присутствие лишь придало бы шведам надежду захватить царя и закончить войну.

Победителю победа пошла во вред. Нарвская битва завершилась бегством русской армии на свою территорию. Однако Карл, победив четырёхкратно превосходящее войско, с той поры уве­ровал: любая русская армия, которую он встретит в чистом поле, убежит по­сле недолгого сопротивления или вовсе без него. Эта уверенность в итоге приве­дёт к полтавской катастрофе.

Петру неудача, дополненная лич­ным унижением, пошла на пользу. Позже он скажет, что гипотетическая русская победа под Нарвой создала бы для России неверное представление о возможностях и привела бы к беде. «Но когда мы сие несчастье (или, лучше сказать, великое счастье) под Нарвой получили, то неволя леность отогна­ла и к трудолюбию и к искусству день и ночь прилежать принудила…»

Трудолюбие заключалось в ускорен­ ной военной реформе. Она началась ещё в 1698 году — прежние полки рас­пущены, кроме четырёх (Семёновский, Преображенский, Лефортовский и Бу­тырский). В 1699 году состоялся первый в истории России рекрутский набор на 32 тысячи человек. В дальнейшем они происходили регулярно. После нарвского поражения было навербова­но 10 драгунских полков — крепостные и дворня имели право уходить от го­спод в солдаты. Из колоколов лили пуш­ки, и уже к лету 1701 года их было боль­ше, чем потеряно при Нарве. Лозунга «Всё для фронта! Всё для победы!» ещё не существовало, но сама его стратегия выполнялась жёстко и последовательно.

Требовалось не только восстановить армию, но и укрепить военный союз. Пётр встретился с Августом в городе Биржи (литовский Биржай). Соглас­но трактату король получал от России крупный воинский контингент и еже­годную субсидию в 100 тысяч рублей.

Соглашение в Биржи определило ход войны на пять лет вперёд. Русская инвестиция в Августа, людскими и де­нежными ресурсами, позволила тому продержаться достаточно долго и обрек­ла Карла XII на затянувшееся пребыва­ние в Польше.

Что же касается самого короля по­сле Нарвы, то его путь был предопреде­лён. Идти в глубину России, тем более зимой, он не хотел. Русские покину­ли пределы королевства. А вот Август хоть и отступил от Риги, но оставался в шведской Лифляндии. Главное же — если бежавшего Петра Карл презирал, то к Августу питал жгучую ненависть. Позже он напишет французскому коро­лю: «Поведение его (Августа) так позор­но и гнусно, что заслуживает мщения от Бога и презрения всех благомысля­щих людей». Поэтому Карл XII оставил русскую проблему до лучших времён и взялся за саксонского курфюрста.

От Биржи до Гродно

Летом 1701 года Август получил рус­ский контингент. Саксонский фельд­маршал Штейнау высоко оценил присланную подмогу, похвалил фи­зические качества рядовых, слегка по­критиковал командный состав и осо­бо отметил, что «при целом войске нет ни одной женщины и ни одной соба­ки». Несмотря на помощь, Август был вытеснен из Лифляндии. После этого война продолжилась в Польше. Правда, она не объявляла войну королевству, но и не помешала саксонской армии дой­ти до шведских владений. Карл XII войну полякам тоже не объявил, а просто перешёл границу в 1702 году. Весной он вступил в Варшаву, летом — в Краков. Август терпел поражение в каждом бою, отступал, но умудрялся уходить от по­гони.

В занятых городах и на бивуаках Карла достигали неприятные новости из северо-восточных шведских вла­дений. К осени 1701 года Пётр убедил­ся, что шведский монарх ушёл далеко, и сам перешёл в наступление. Армия Бориса Шереметева победила фон Шлиппенбаха в сражении при Эресгфере в Эстляндии, а на следующий год закрепила успех при Гуммельсгофе. По­левые победы сопровождались взятием небольших крепостей и разорением окрестной территории.

Русские быстро развили свой успех. Войска Петра I захватили огромные территории в Ингрии, Лифляндии и Эстляндии, но что ещё более неверо­ятно, начали строить на «чужой зем­ле» новый город — будущую столицу Санкт-Петербург.

Почему же шведский король не дви­нулся на северо-восток, даже когда неприятель занял территорию, сопо­ставимую размерами с материковой Швецией? Во-первых, следовало за­ вершить преследование ненавистного Августа. Во-вторых, ситуация казалась повторением предыдущей русско- шведской войны времён Алексея Ми­хайловича. Тогда русские тоже захва­тили и невское устье, и значительную часть Эстляндии с Лифляндией, но поз­же — потеряли. Что же касается Санкт- Петербурга, то Карл зачислял все цар­ские стройки в свои будущие трофеи.

В Польше тоже были важные дела: магнаты наконец-то дозрели до мысли низложить короля-беглеца. Надевать польскую корону Карл XII не собирал­ся, поэтому требовалось дать полякам короля, уважаемого страной и благо­дарного шведам. Подходящими кан­дидатурами были сыновья спасителя Вены — Яна Собеского. Но Август пред­принял одну из самых результативных акций за время войны: превентивно арестовал Якуба и Константина Собеских, заключив в замке на территории Саксонии. Третьего сына, Александра, интересовала лишь латинская поэтика, и Польша лишилась возможности из­брать сильного короля.

Альтернативный кандидат — Ста­нислав Лещинский — был вежлив, ис­полнителен и обязателен. Этого хва­тило, чтобы понравиться Карлу XII, но было недостаточно для польских выборщиков. В избирательном сейме 1704 года участвовал лишь один епи­скоп и один воевода — сам Лещинский, потому-то новый монарх выглядел очевидной марионеткой. Гонки по Польше продолжились: пока Карл с драгунски­ми полками брал Львов, Август совер­шил окружной манёвр, отбил Варшаву и взял в плен полторы тысячи шведов.

Тем временем петровские войска, выполнив задачу на севере, взяли две курляндские крепости — Митаву (со­ временная Елгава) и Бауск — и к кон­цу 1705 года сосредоточились в Гродно. Карл XII совершил стремительный по­ход на восток, подошёл к городу и окру­жил его.

Если обобщённо говорить об ито­гах этого эпизода войны, то Гродно за­ кончилось для русских успешнее, чем Нарва. Двадцать тысяч шведов блокиро­вали тридцать тысяч русских, которые успешно вырвались из окружения, от­дав артиллерию не противнику, а дну Немана. Но Карла гродненская история окончательно уверила, что он имеет де­ло с врагом, который всегда бежит. От­ложив расчёты на потом, Карл немного поплутал по весеннему Полесью, по­карал магнатов, оставшихся верными Августу, и устремился на запад, в Сак­сонию.

От Гродно до Жолкиево

Решающий удар Августу нанёс не Карл XII, а генерал Густав Реншильд в битве при Фрауштадге. По оконча­нии боя все пленные из русского кон­тингента были убиты. Немного позже Александр Меншиков, командовавший отдельным корпусом, разбил генерала Арвида Мардефельта в битве под Калишем, однако к тому времени Август заключил с Карлом XII сепаратный мир. Шведский король отомстил двум врагам: Август был вынужден выдать Паткуля на колесование, а сам сложил польскую корону и даже поздравил Ле­щинского с воцарением.

Половину следующего 1707 года Карл XII провёл в Саксонии, приво­дя в порядок усталую армию. Уничто­жать последнего оставшегося врага он не стремился. Во-первых, допускал воз­можность своего вмешательства в вой­ ну за испанское наследство. Во-вторых, не сомневался — когда повернёт в Россию, русские будут легко разби­ты и оставят все захваченные террито­рии. Участь царя была решена заранее: Карл XII собирался лишить короны ещё одного монарха и отдать русский престол Якубу Собескому — раз уж ему Польша не досталась.

Пётр I с конца зимы 1706 года до вес­ны 1707-го пребывал в Жолкиево (ны­нешняя Жолква в Львовской области). Именно там, на военном совете, роди­лась стратегия предстоящей кампании. Генеральное сражение в Польше исклю­чалось. Русская армия должна отступать к своим границам, а по дороге томить неприятеля «оголоженьем провиан­та и фуража». Так как было неизвестно предполагаемое движение шведской армии, укреплялись все города на воз­можном пути вторжения — от Пскова до Киева. Фортификационные работы шли даже в Москве.

Мобилизационный прессинг начал вызывать бунты, сначала в Астрахани, потом на Дону, где появились царские отряды, искавшие беглых крестьян. Бунты подавлялись, Пётр требовал но­вых рекрутов, лошадей, продовольствия и, главное, денежных податей. Впрочем, и Карл XII тоже требовал от метрополии новых рекрутов, не поясняя сенату, что он делает в Полесье, пока неприятель разоряет Финляндию.

От Жолкиево до Батурина

В августе 1707 года Карл вышел из Сак­сонии примерно с 35 тысячами солдат. Маршрут движения был не определён, но конечная цель ясна — Москва. В ян­варе он занял Гродно, в феврале добрал­ся до Сморгони, простоял больше меся­ца, совершил переход до Радашовичей и остановился в этом местечке до июня.

Чем объяснить такое поведение прежде молниеносного полководца? Сначала он ждал, когда просохнут до­роги. Потом фуражирские команды долго искали в ямах зерно, спрятанное местным крестьянством. Кое-какой за­ пас у Карла XII был. Но он рассчитывал пополнять его в дороге и, хотя знал, что противник «оголаживает» местность, вряд ли представлял, что идти предсто­ит по выжженной пустыне.

Из Радашовичей Карл отправился в Могилёв через Минск. В пути, при Головчине, смял несколько русских пе­хотных полков, застигнутых врасплох. Из этой победы, как позже выяснится — последней, король опять сделал вывод о беспомощности противника. В Моги­лёве Карл пробыл ещё месяц — это была кампания летних квартир.

К концу лета 1708 года у Карла по­ явились две надежды. С севера шёл генерал Левенгаупт с подкреплени­ем в 16 тысяч солдат и, что ещё важнее, с провиантом, который везли на семи тысячах телег. На юге появился тайный союзник — гетман Мазепа, обещавший королю богатый продовольствием край. Каждая надежда таила подвох. Про Левенгаупта было известно только то, что он в пути. Русская кавалерия обеспечи­ла максимально плотный «туман вой­ны»: ни один связной офицер короля так и не достиг Левенгаупта. Что же ка­сается Мазепы, тот был готов изменить не раньше, чем армия Карла XII при­ близится к территории Гетманщины. Это было серьёзное отклонение с пря­мого пути.

В начале сентября король дошёл до селения Стариши в нынешней Смо­ленской области. Предстояло выбрать одно плохое решение из трёх: идти на Москву по «отслеженной» пустыне, ждать среди этой пустыни неизвестно где находящегося Левенгаупта или на­ правиться к Мазепе. Карл XII предпочёл третий вариант.

В феврале 1709 года Карлу XII пришлось смирить гордыню и от­ править Петру I при помощи парламентёров невероятную просьбу: «Мои войска не могут обеспечить себя провиантом, многие солдаты больны, а поляки просят за постав­ки непомерно дорого. А потому я был бы благодарен, если бы рус­ские нашли возможность продать шведским фуражирам зерно, вино и лекарства, а также сколько воз­ можно пороха и свинца, но по ра­зумной, умеренной цене».

Пётр I, как ни удивитель­но, решил поступить благород­но. Но в разумных пределах. То есть пороха и свинца он, конечно, шведам не дал, а вот всё осталь­ное предоставил. По велению ца­ря в шведский лагерь отправили три обоза зерна, обоз вина и «три колымаги разного аптекарства… во имя людского и болящим собо­лезнования и Господней милосты­ни». Причём Пётр I отказался при­нимать деньги у шведских предста­вителей.

Левенгаупт был разгромлен в битве при Лесной в конце сентября, потерял половину войска и, самое главное, обоз. Не лучше вышло и с Мазепой. Старый гетман прискакал к Карлу в конце октя­бря, с отрядом в две-три тысячи каза­ков. К тому времени шедшая на юг ко­ролевская армия не смогла или не стала тратить время на взятие укреплённых городов — Стародуба и Мглина. Мазепа посоветовал взять Новгород-Северский, но и этот город оказался укреплён, к то­му же выяснилось, что русские движут­ся к гетманской столице — Батурину. Карл с Мазепой поспешили туда и яви­лись на дымящиеся развалины…

Если оставить в стороне гуманитар­ную сторону— массовое истребление пленного гарнизона и мирных жите­лей, то взятие Батурина князем Мен­шиковым было одной из самых эффек­тивных операций Северной войны. В страшной игре, которую Пётр I вёл с Карлом XII, осенью 1708 года догонял­ки сменились убийственными удара­ми с наскока. Сначала царь броском разгромил Левенгаупта, потом Менши­ков таким же броском захватил Бату­рин и уничтожил всё, что могло пригодиться шведам.

Наступила зима, но шведы не зна­ли, где встанут на зимние квартиры. Король не получил ни припасов от Ле­венгаупта, ни плодородного и дружественного края от Мазепы. Его армия то натыкалась на неприступные стены, то приходила на пепелище. Если же крепость удавалось захватить — например, Веприк, то это укреплённое село не стоило потерь. Для всех, кроме коро­ля, вопрос «Каким путём идти на Мо­скву?» понемногу вытеснялся вопросом «Как выжить?»

От Батурина к Полтаве

Если отступление русской армии в 1812 году оказалось импровизацией, то стратегия в 1708—1709 годах— выве­ренным планом. «Искание генерально­го боя зело суть опасно, ибо в один час может всё дело опровержено быть», — заявил Пётр за шесть лет до вторжения Карла. И делал всё, чтобы генеральный бой не состоялся, пока не будет достиг­нуто превосходство над переутомлён­ным и лишённым боеприпасов про­тивником.

Зима и ранняя весна прошли в не­больших схватках отдельных конных отрядов — шведская армия петляла к юго-востоку, русская кружилась ря­дом, разоряя местность. Итоги отдель­ных боёв можно трактовать в ту или иную пользу. Общий итог: шведы, в от­личие от русских, несли невосполни­мые потери.

В апреле шведы дошли до очередного города-надежды — Полтавы. Нача­лась осада, прерываемая кровопролит­ными и безрезультатными штурмами.

Весной 1709 года шведы оказались в той же ситуации, что и русские осе­нью 1700 года. Армия осаждает крепость, не может взять и знает, что на выручку ей скоро придёт сильный противник. Только в случае с Нарвой для русских на другом берегу была родная земля и любое поражение, кроме варианта с гибелью-пленом царя, позволяло вос­создать армию. Шведы осадили город за тысячу миль от родной страны, и ко­ролевская армия в случае неудачи вос­становлению не подлежала.

Пётр I, которого авторы лубков срав­нивали с котом, продолжал свои бес­пощадные кошки-мышки. Карл тратил остатки пороха в обстрелах и минных галереях, к царю подходили новые пол­ки. Ими командовали офицеры, ветера­ны удачных и неудачных битв. За во­ семь лет командиры-немцы научились говорить по-русски, командиры-рус­ские научились европейскому регла­менту от немцев. Это была европейская армия, накормленная, обученная, во­оружённая.

Петровские полки под Полтавой не уступали по качеству шведским, но осторожному до боязливости ца­рю хотелось достичь двойного, если не тройного превосходства. Он строил укрепления, даже когда были созда­ны все возможности для атаки. В день Полтавской баталии Пётр I не решился вывести войска в поле для генеральной битвы, пока враг не ушибётся о редуты и не понесёт дополнительные потери.

Но настал час, когда русские вой­ска вышли и выстроились. 27 июня шведской армии противостоял равный противник, но при этом вдвое боль­ший по живой силе и десятикратно превосходящий по артиллерии. Это был триумф беспощадного админи­стрирования, триумф мобилизации и сосредоточения ресурсов. И личный стратегический триумф Петра над пре­восходным, отважным тактиком, но ни­кудышным стратегом Карлом…

Впрочем, Северная война в Западной Ев­ропе оказалась в тени совершен­но другого противостояния. Борьба двух ведущих династий, Габсбургов и Бурбонов, за контроль над испан­ским троном привела к затяжно­му конфликту. Война за испанское наследство продолжалась 13 лет (с 1701 по 1713 год), и в неё оказа­лись вовлечены более двух десят­ков государств.