В Татарстане планируют создать программу по охране ОКН до 2045 года

От Казани к районам

– Иван Николаевич, как вы в целом оцениваете 2025 год для сферы охраны объектов культурного наследия в республике? Какие ключевые события и тренды можно выделить?

– Год был непростым, но системным. Если говорить о финансировании, то мы, конечно, почувствовали общее снижение инвестиций. В прошлом году, благодаря подготовке к крупным международным событиям, мы получили порядка 6 млрд рублей на реставрацию и проектирование. В этом году сумма чуть больше 3 млрд. Но это не значит, что мы снизили обороты. Мы сознательно сместили акцент. Раньше основные силы и средства концентрировались на знаковых объектах в Казани, Болгаре, Свияжске. Сейчас приоритет – объекты в районах. Это не грандиозные ансамбли, а местные жемчужины: особнячки, музеи, дома культуры площадью по 100-300 «квадратов». Для них эти средства – возможность выжить.

К ключевым и знаковым событиям, безусловно, можно отнести открытие после реставрации одной из старейшей мечети Татарстан. Она построена в 1791 году и располагается в селе Маскара Кукморского района. Торжественное мероприятие состоялось в июне этого года с участием Раиса республики Рустама Минниханова. Религиозный объект возрожден, и здесь вновь звучит молитва.

Еще одно важное событие уходящего 2025 года – это июльский визит Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который посетил реконструированный храм-памятник Нерукотворного Образа Спасителя, расположенный у Кировской дамбы в Казани. Ход реставрации контролировал лично Рустам Нургалиевич. За короткий промежуток времени восстановлен не только храм, но и прилегающая территория (появился мостовой переход и парковка для автомобильного транспорта).

Параллельно мы провели огромную работу по документальному закреплению государственной охраны. Это не так заметно, как отреставрированный фасад, но фундаментально. Мы разрабатываем и утверждаем зоны охраны объектов культурного наследия. Уже более 75% объектов в реестре обеспечены такими зонами — это показатель выше среднероссийского. Эти документы регулируют всё: высотность новой застройки, фасады, вывески, благоустройство. Они не дают испортить историческую среду вокруг памятника.

И еще один ключевой тренд – тотальная инвентаризация. Мы буквально как пожарная команда выезжаем в каждый муниципалитет. Составляем акты технического состояния, чтобы понять, с чем имеем дело. Что в аварийном состоянии? Что можно спасти? К какому объекту какого инвестора искать? Эта работа не велась в таких масштабах годами, и сейчас мы закладываем основу для всех будущих решений.

«Приведу простой и болезненный пример – дом Дротоевского в Казани. Мы потеряли колоссальное количество подлинных элементов»

Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»

– А почему так важно сейчас заниматься именно объектами в районах, а не продолжать концентрироваться на центре Казани?

– Это вопрос не выбора, а исполнения закона. Объект, внесенный в реестр, должен находиться в удовлетворительном состоянии – это прямая обязанность государства. Если его забросить, он погибнет. А гибель памятника – это невосполнимая потеря. Приведу простой и болезненный пример – дом Дротоевского в Казани (сегодня это штаб-квартира нашего Комитета). Людей расселили еще в 2012 году, и десять лет здание стояло без жизни, без отопления. Мы потеряли много подлинных элементов: лепнину, детали интерьеров. То, что мы сейчас воссоздали, во многом уже новодел, пусть и документально обоснованный. С деревянными памятниками в деревнях все происходит в разы быстрее. Отключил отопление – и через несколько лет от сруба остается труха. Поэтому наша задача – не ждать, пока в райцентре или селе появится миллиардер-меценат, а системно помогать этим объектам, привлекать инвесторов, в том числе использовать бюджетные средства, чтобы остановить разрушение. Элементарно на первом этапе провести консервацию.

«Мы буквально как пожарная команда выезжаем в каждый муниципалитет. Составляем акты технического состояния, чтобы понять, с чем имеем дело»

Фото: okn.tatarstan.ru

«Рублевая» приватизация и инвесторы

– Главный инструмент вовлечения аварийных памятников в оборот сейчас – продажа за один рубль. Как вы оцениваете результаты этой программы?

– Честно? Пока как подготовительные. Задача, поставленная федеральным центром, масштабная и правильная. На платформе «Дом.РФ» у нас в работе пока 55 объектов. Будет цифра расти. Но суть не в количестве, а в качестве сопровождения. Найти инвестора — это полдела. Его нужно провести через все этапы: от понимания предмета охраны до согласования проекта реставрации и приспособления. Это точечная, штучная работа с каждым. Отдельный вопрос – необходимая прокладка наружных сетей до аварийных памятников (водоснабжение, теплоснабжение, канализация, электроснабжение). Сегодня существуют примеры, когда здание инженерными коммуникациями не обеспечено, и это дополнительные затраты. Входной билет для инвестора действительно рубль. Но дальше множество проблемных вопросов, которые решаем на межведомственном уровне.

Сталкиваемся с суровой реальностью: очередь за такими объектами не стоит.

Есть показательные кейсы. В том же Чистополе жилой дом на центральной улице выставляли на торги девять раз. Девять! И покупателя нет. Можно бесконечно тратить административный ресурс, но если для объекта нет бизнес-модели, если его не берут местные предприниматели, которые понимают специфику места, то процесс буксует. Идеальный инвестор — это часто местный житель, который хочет вложиться в свою малую родину. Внешний игрок, не понимающий локального контекста, редко рискует.

– Получается, есть «непродаваемые» памятники? С какими объектами сложнее всего?

– Конечно, есть. Возьмем, к примеру, водяную мельницу в Балтасинском районе. Уникальный объект, часть истории. Но какой у него инвестиционный потенциал? Он стоит у воды, его не перенесешь в туристический кластер. Какой инвестор, кроме бескорыстного мецената, вложит десятки миллионов в его восстановление?

Часто единственное решение для таких объектов – тщательная фиксация: сделать 3D-модель, обмерные чертежи, сохранить память. И, как это ни горько, признать, что, возможно, наши потомки, когда ресурсов будет больше, воссоздадут его заново по нашим документам.

Отдельная и очень деликатная история – объекты религиозного назначения: старые храмы и мечети. Здесь мы работаем не через приватизацию, а через поддержку общин и меценатов. Блестящий пример этого года – мечеть в селе Маскара (Кукморский район, – прим. Т-и). Деньги собирали всем миром: и бюджет, и благотворители, и земляки, разъехавшиеся по всей стране. В итоге не только отреставрировали здание, но и создали музей, издали книгу. И теперь туда уже едут туристы. Это идеальная модель: наследие становится центром притяжения и точкой роста для самой территории.

«Водяная мельница в Балтасинском районе – уникальный объект, часть истории. Но какой у него инвестиционный потенциал?»

Фото: наследие.дом.рф

– А если инвестор найдется, но потом ничего не делает?

– Это наш ключевой приоритет на 2026 год. Пряники отложили в сторону, переходим в режим «кнута». Мы провели инвентаризацию и по объектам в частной собственности. Есть случаи, когда памятник купили, а он годами продолжает стоять в том же аварийном состоянии. Этап, когда можно было просто «держать» объект как актив, прошел. Сейчас KPI для всех – дать памятнику вторую жизнь. Мы готовы помогать консультациями, но будем активно использовать и надзорные функции. Нам в этой работе серьезно помогают органы прокуратуры. Сроки, напомню, жесткие: поставлена задача до 2030 года восстановить аварийные объекты. Отсидеться не получится.

Разработка программы на 20 лет

– Мы уже частично коснулись этой темы. Какие есть планы на 2026 год?

– Нам поручено создать программу по охране объектов культурного наследия до 2045 года – в следующем году начнем ее разработку. Это станет стратегическим каркасом нашей работы на два десятилетия вперед. Он появится в ближайшем будущем, как того требует распоряжение Правительства РФ.

Программа систематизирует цели и задачи, которые я уже озвучил: приведение объектов в удовлетворительное состояние и их вовлечение в хозяйственный оборот. Это не просто бюрократический документ. Он дает планируемость и бюджетную защищенность проектам, позволяет выстраивать долгосрочное финансирование.

В конечном счете сохранение наследия – это конституционная обязанность государства. Мы должны передать его будущим поколениям, хотим мы того или нет. Программа до 2045 года – это инструмент для исполнения этой обязанности.

«Самое главное на следующий год – продолжать эту сложную, но безумно интересную работу»

Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»

– Цифровизация – еще один ваш важный приоритет. Что уже сделано и куда двигаетесь?

– Мы живем в эпоху, когда информация – главный ресурс. Год назад мы полностью оцифровали весь наш архив – это более миллиона документов за всю историю госохраны в республике, начиная с советского периода. Все теперь на серверах, а не в пыльных папках. Следующий шаг – создание единого банка данных культурного наследия Татарстана. Сейчас информация разбросана по Excel-таблицам и разным системам. Мы создаем свою информационную систему, которая станет единой точкой правды.

Ключевая задача – интеграция. Нам важно «подружить» нашу систему с государственными информационными системами в строительстве и градостроительстве, например с ГИС ОГД (обеспечение градостроительной деятельности). Уже сейчас мы на 99,9% заполнили национальную систему пространственных данных. Оставшиеся 0,1% – это технические «разрывы», например, когда у исторического здания нет кадастрового номера. Чтобы внести его как памятник, нужно сначала решить этот вопрос с муниципалитетом и Росреестром. Так что наша цифровизация – это еще и драйвер для наведения порядка в смежных отраслях.

В целом самое главное на следующий год – продолжать эту сложную, но безумно интересную работу. Чтобы каждый спасенный от разрушения дом, каждая найденная для мельницы или усадьбы новая жизнь стали не строчкой в отчете, а реальной частью живого, меняющегося, но помнящего свои корни Татарстана. Чтобы наследие не было обузой, а стало ресурсом для развития даже самого маленького района.