«Надеюсь, зрители не станут воспринимать спектакль по моей книге как чистое развлечение»: Дмитрий Данилов о новой постановке в РАМТе
Как превратить полусозерцательную поездку на электричке в пронзительный спектакль, зачем русская литература всегда в дороге, и почему иногда необходимо сесть в поезд, чтобы почувствовать абсолютное ничто и исцелиться от утраты, — писатель Дмитрий Данилов рассказал «Снобу» о спектакле «Пустые поезда 2022», неожиданной работе с режиссером Алексеем Золотовицким и целительной силе маршрутов, ведущих в никуда.
Количеству ваших постановок мог бы позавидовать сам Антон Чехов.
Ну, написал-то Чехов побольше меня — 17 пьес в его библиографии. А у меня всего семь.
Но только один «Человек из Подольска» инсценирован более 50 раз.
Это да…
Удивились, когда узнали, что Алексей Золотовицкий мечтает превратить ваш философский травелог «Пустые поезда 2022» в спектакль?
Удивился — не то слово! И с нетерпением ждал постановки: было крайне любопытно, как этот цикл очерков, а по сути — «нирваническое полусозерцание» жизни из окна электрички, можно преобразить на сцене. И то, что в итоге увидел, оказалось приятно неожиданным. Текст действительно абсолютно несценический. Там нет ни диалогов, ни яркого внешнего действия, ни какого бы то ни было связного сюжета. Тем не менее вышел, на мой взгляд, замечательный спектакль. И я от всего сердца благодарен и режиссеру, и актерам — по-моему, они просто большие молодцы.
А давайте на мгновение представим, что вы не автор литературного первоисточника, а обычный зритель, даже не так чтобы и заядлый театрал. Чем этот спектакль поразил бы и запомнился?
Своим лиризмом в самом лучшем смысле — без слезливости и эмоционального передавливания. Классной актерской работой. Перед актерами, конечно, сложные стояли задачи, одного только условного лирического героя играют сразу четверо. Музыкальное решение просто блестящее и совершенно внезапное для меня (уже как для автора), потому что все эти старые добрые песни, которых, естественно, в исходном тексте нет, встроились в тело спектакля как влитые, они абсолютно на месте. Так что в итоге получилось очень тонкое и лиричное высказывание. И при том, что общая интонация меланхоличная, даже пронзительная, периодические вспышки смешного уравновешивают ее, создавая исключительно правильный, гармоничный эффект.
А как вам работалось с Алексеем Золотовицким?
Я не из тех авторов, кто всеми правдами и неправдами пытается проникнуть на режиссерскую кухню: у меня больше ста постановок, при этом я никогда не был ни на одной репетиции. Глубоко убежден, что спектакль — это произведение прежде всего режиссера. Он — главный творец. Роль драматурга тоже принижать не будем: он дает первый импульс, первый толчок, но дальше нужно просто отойти в сторону, дать режиссеру и актерам спокойно работать и ждать приглашения на премьеру.
В английском театре, допустим, практика абсолютно другая. Там драматург — царь и бог, которому есть дело абсолютно до всего, он сидит на всех прогонах и ревностно следит, чтобы его текст воспроизводили до буквы и вполне может настоять на замене — и режиссера, и сценографа, и актеров. Как по мне, так это противоестественно. Не надо превращать режиссера в ребенка, который, высунув от усердия кончик языка, раскрашивает рисунок по заранее намеченному контуру, причем цветами, заранее для него выбранными. Он должен создать собственное уникальное произведение без страха пропустить хоть одну ремарку или реплику.
Я прекрасно понимал, что книга целиком в спектакль физически не войдет при всем желании. И бесконечно признателен Алексею за то, как деликатно, правильно и умно он сократил, а где нужно — и дополнил текст. Сам факт, что он взялся за постановку «Поездов», говорит о нем как о режиссере-новаторе, способном на самые смелые эксперименты. Мне это очень симпатично. Так что с удовольствием поработаю с ним еще, если представится возможность.
«Пустые поезда 2022» — настоящий гимн железной дороге, паровозам, тепловозам, электровозам, крошечным полустанкам и даже вашим временным попутчикам. Что тут первично: хобби путешествовать на электричках или замысел книги, для воплощения которого вы отправились в путь?
Ни о какой книге изначально речь не шла. Да и связанного с электричками регулярного хобби тоже как такового нет: с тех пор, как «Поезда» написал, толком больше никуда и не ездил, хотя дело это и правда очень нравится.
А началось все с любви к железной дороге в целом. Я подписан на кучу тематических пабликов, время от времени что-то специальное читаю — исключительно из естественного человеческого любопытства. И долгие годы была мечта — проехать на знаменитом поезде «Бологое — Осташков», который по будням тянет самый обычный современный тепловоз, а по выходным вагоны цепляют к старинному дымному паровозу, черному с красными колесами. Проехать хотелось, но собраться никак не получалось: это же надо в субботу проснуться ни свет ни заря, успеть добраться до Бологого — целое дело.
А в первые январские дни 2022 года я, совершенно ошалевший от обрушившейся на всю нашу семью тяжелой болезни мамы, отменил новогодние каникулы в Калининграде и остался в Москве. И чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей о маме, как она, что с ней — времена были еще ковидные, в больницу не пускали — сорвался и поехал в Бологое. Это был чудесный день, пусть иллюзорный, но целительный. По старой привычке фиксировать все происходящее, описал его в соцсетях, совершенно не думая, что история может иметь какое-то продолжение. Потом мамы не стало, а я в начале марта оказался во Пскове по театральным делам. И в один из свободных вечеров отправился на легендарную станцию Дно, где Николай II якобы подписал отречение от престола. Проехал на крошечном поезде из двух вагончиков и, пока сидел на вокзале, что-то щелкнуло в голове — еще смутное, не идея цикла, но его предвосхищение. Понял целительность этих маленьких путешествий, этого отсутствия событий, когда ты едешь, а пейзаж за окном словно бы и не меняется, ничего не происходит, тебя окружают лишь тишина, сумерки и полупустой вагон. Такая атмосфера абсолютной пустоты помогла пережить утрату, и где-то к середине 2022-го начал постепенно складываться цикл, под который стал путешествовать уже сознательно, с прицелом на будущую книгу.
Пейзажи, открывающиеся из окна ваших «Поездов», разнообразны: от скупых северо-западных — до пышных кавказских. А есть ли маршруты, которыми так и не удалось проехать, но очень хочется?
Есть давняя, пока еще не сбывшаяся мечта попасть на знаменитую Кругобайкальскую дорогу под Иркутском. Это не Транссиб — местная линия, невероятно живописная. Небольшой поезд идет три часа, хотелось бы однажды непременно прожить их наяву.
Обычно, садясь в поезд, мы едем из пункта А в пункт Б, часто воспринимая саму дорогу как досадное неудобство — скорее бы уже закончилась. А вашему лирическому герою пункт Б словно бы и неинтересен…
Что вы, конечно, интересен! Я объехал почти всю Россию — от Калининграда до Камчатки, Сахалина, Владивостока, Норильска и Воркуты. И несколько книг есть, посвященных конкретным точкам на карте. В старой повести «Черный и зеленый» воссоздано все Подмосковье, а когда работал над «Описанием города», в течение года раз в месяц, как по часам, ездил в одно и то же место, ходил, бродил, изучал, чтобы понять, можно ли «присвоить» себе чужое пространство, сделать его своим.
Но в случае с «Поездами» ехал действительно не за впечатлениями, другая цель была — пережить их полное отсутствие, кайф от отсутствия вообще чего бы то ни было, абсолютное ничто.
Русскую литературу можно назвать «литературой дороги»: древнерусские паломники, Радищев, Пушкин, Гоголь с его чичиковской бричкой и Чехов с путешествием на Сахалин, Венедикт Ерофеев, а теперь и вы. Так сложилось, потому что Россия велика? Или есть тому какое-то иное, более глубокое объяснение?
Не уверен, что это особенность именно русской литературы. Я не филолог и не литературовед, но, мне кажется, в любой европейской словесности существует своя традиция травелогов, восходящая к религиозным текстам, описаниям войн, походов и морских путешествий. И не только европейская литература этим богата — американская тоже. У них ведь есть собственный культурный национальный символ — хайвей, уходящий за горизонт посреди пустыни или саванны.
Что до России, то странно было бы, если бы при наших масштабах, необъятных территориях, когда едешь неделю, а страна все та же, и люди те же, и язык тот же, при гигантском опыте освоения пространств, практически не пригодных для жизни, все это не нашло бы отражения в культуре.
Ну и, конечно, образ дороги в каком-то смысле воплощает в себе то, что принято называть путешествием души — метафорическое странствование духа по просторам жизни, с ее трудностями, пустотой, скукой или, наоборот, калейдоскопом впечатлений.
Дмитрий, с каким настроением вы бы хотели, чтобы зритель уходил со спектакля «Пустые поезда»?
Знаете, я когда заканчиваю работу над текстом, стараюсь его отпустить. Но мне интересны отклики, мнения, не буду делать вид, что не читаю их. Всегда с благодарностью отношусь к любым реакциям, кроме откровенного хамства, конечно. Потому что абсолютно незнакомый человек обратил внимание на мою работу, размышлял о ней, потратил время на чтение, поход в театр, на написание этого самого отзыва, даже если он и не самый положительный. Это дорогого стоит. Поэтому тот факт, что зрители идут на спектакль, радует сам по себе.
Единственное, на что я надеюсь, — что люди не станут воспринимать спектакль по моей книге как чистое развлечение. Не хочу, чтобы единственной их реакцией было: мол, прикольно, повеселились, здорово провели вечерок. Легкая светлая грусть — вот какого настроения я от всей души желаю своему будущему зрителю.
Беседовала Анна Хрусталева
