Баян, но смешно

Хрущёв встречался с грузинскими крестьянами. На эту тему грузинские художники написали картину. Секретарь ЦК Компартии Грузии Черевиани сделал замечание:
— Вы нарисовали крестьян большими, а Хрущёва маленьким. Неправильно. Это натурализм. Хрущёва нужно нарисовать более высокого роста, чем крестьян.

Козлов, партийный руководитель Ленинграда, в сопровождении весёлой компании катался на яхте по Балтийскому морю и нарушил государственную границу. Появился пограничный катер, и, хотя руководителю море было по колено, офицер задержал яхту и составил протокол. Пока Козлов отсутствовал, кому-то срочно понадобился какой-то документ, открыли сейф, стоявший в его кабинете, и обнаружили в нём большое количество долларов. От огорчений Козлов свалился с инфарктом. Хрущёв сказал: «Выздоровеет — исключить из партии, умрёт — похоронить с почестями». Козлова похоронили на Красной площади.


Хрущёва беспокоили и репутация Жукова как народного маршала, и слухи о его бонапартистских замашках. С большой пышностью он отправил маршала с визитом в Югославию и Албанию: крейсер с маршалом на борту сопровождали эсминцы «Бывалый» и «Блестящий». Когда маршал вернулся на родину, его встречал лишь полковник генерального штаба.
— В чём дело? — спросил Жуков.
— Товарищ Маршал Советского Союза, решением Пленума ЦК КПСС вы смещены с поста министра обороны.
— Кого назначили?
— Малиновского.
— Ну, слава богу, что не Фурцеву.


На встрече с молодыми писателями Стейнбек сказал:
— Где вы? Я не вижу вас среди бунтарей против тоталитарной системы!
Один из участников встречи ответил:
— Вправе ли вы требовать от нас борьбы с тоталитарной системой? Ведь бунтарей против неё ждёт лишь смерть, борьба с ней — самопожертвование. Пойти на это можно только по внутреннему императиву, а не по подначке человека, находящегося вне опасности.


После войны Райх был директором картины, снимать которую пришлось в Запорожье. Жильё и питание ему удалось организовать сравнительно легко, но вот транспорт можно было получить только с разрешения первого секретаря обкома. Им в те поры был Леонид Брежнев. Он принял членов съёмочной бригады радушно. Угостил и к слову рассказал историю:
— Во время Парада Победы я стоял по правую руку от трибуны Мавзолея. Было прохладно, и я грелся коньяком, и так нагрелся, что меня швырнули в «эмку» и доставили в гостиницу «Москва».
Решив вопрос с машиной, секретарь обкома сказал:
— Каждый должен иметь возможность получить пользу от своего труда, — и вызвал директора филармонии. Указывая на заезжих киношников, Брежнев распорядился: «Два кассовых концерта на сумму пятьдесят тысяч». Директор промямлил:
— Но у меня Бейбутов…
Бейбутова отодвинули, и московские кинематографисты уехали из Запорожья с пятьюдесятью тысячами.


По случаю столетия Ленина Брежнев прибыл в Ульяновск. Посетил дом-музей Ульяновых. В просторной комнате гид сказал:
— А здесь Ульяновы обедали.
— Надеюсь, не за казённый счёт? — пошутил Брежнев.
Местное руководство отменило назначенный банкет, и целую неделю магазины Ульяновска торговали отличной выпивкой и превосходной закуской.

Эта история произошла в середине 80-х годов.
Во МХАТе шла пьеса Михаила Шатрова «Так победим!». По ходу действия демонстранты эпохи революции шагали по сцене с лозунгами. Оказалось, что лозунги не читаются с галёрки, и режиссёр Олег Ефремов распорядился отнести их на переделку.
Рабочий сцены — мулат, дитя одного из молодёжных фестивалей — взвалил на плечи два транспаранта «Да здравствуют свободные профсоюзы!» и «Да здравствует свобода фракций в партии!» и неспешно пошёл по Тверскому бульвару, а потом по улице Горького. Прохожие с опаской смотрели на странную фигуру. Образовалась группа зевак. Это начало напоминать небольшое шествие, и лозунги обрели крамольный смысл. У памятника Долгорукому наперерез демонстрантам ринулись милиционер и два человека в штатском. Мулата задержали. По документам он оказался Василием Ивановым. Демонстранты рассеялись. КГБ начало расследование. Дело прекратили, когда вмешался Олег Ефремов и дал объяснения.