Мятеж Семёнова и «безумный барон»
Солдаты бурят-монгольского полка Азиатской конной дивизии Выступление Семёнова В Белом движении откровенных монархистов среди командного состава было немного. Полностью преобладали деятели «февральского» склада, буржуазно-либерального, прозападного. Среди исключений был барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг (Даурский рыцарь против Смуты). Его монархическое сознание во многом совпадало с народными, мужицкими взглядами на царя. «Я смотрю так, – рассказывал барон на своём допросе в 1921 году, – царь должен быть первым демократом в государстве. Он должен быть вне класса, должен быть равнодействующей между существующими в государстве классовыми группировками». «Буржуазия способна только сосать соки из государства, и она-то и довела страну до того, что теперь произошло». В условиях провала выступления Корнилова и полного разложения государства и армии под властью Временного правительства Керенского, Унгерн решил направиться на Дальний Восток, куда его ранее звал однополчанин, есаул Семёнов. У Семёнова были полномочия от Временного правительства и Петросовета на формирование инородческих частей. В Забайкалье (к Семёнову) Роман Федорович прибыл в конце осени 1917 года. Есаул Семёнов и Унгерн считали большевизм самой страшной угрозой для России. Семёнов не признал власть большевиков и поднял мятеж. В декабре 1917 года он прибыл на станцию Даурия. В рядах его немногочисленного отряда был и барон Унгерн. Даурия была последней сравнительно крупной станцией перед границей. Её гарнизон состоял из полностью разложившегося ополченческого отряда, который охранял военнопленных. Гарнизонный комитет контролировали большевики. В целом русские части, охранявшие КВЖД, были в состоянии полного распада. Персонал железной дороги постоянно жаловался на грабежи, воровство и насилие тех, кто должен был по долгу службы защищать дорогу и её служащих. Ещё большую опасность представляли китайцы, которые желали использовать Смуту в России, чтобы прибрать стратегическую дорогу. Для того чтобы противостоять большевикам, Семёнов начал формировать отряд, в который вошли пленные немцы и турки. Его возглавил заместитель Семёнова Унгерн-Штернберг. Он свободно владел немецким языком, был давним соратником атамана, поэтому выбор пал на него. Охранная стража КВЖД (со штабом в Харбине) имела более 4 тыс. штыков и сабель. Комиссаром Временного правительства и управляющим КВЖД был генерал Дмитрий Хорват. На его материальную поддержку надеялся Семёнов. Но Хорват занял выжидательную позицию, пользуясь своей исключительной позицией. Однако большевики решили поставить своего человека во главе КВЖД – большевика Аркуса, который в декабре отбыл из Харбина в Иркутск для получения инструкций. Хорват попросил Семёнова задержать Аркуса, миновать станцию Даурия он не мог. В итоге Аркуса казнили, что стало первой политической казнью деятеля нового правящего режима, которую осуществили представили Белого движения. Затем семёновцы арестовали по пути во Владивосток помощника народного комиссара по морским делам Кудряшова. Его расстреляли, а спутников выпороли и отправили обратно в Иркутск. Эта история вызвала довольно широкий резонанс. Дурию стали бояться. Так начиналась «семёновщина». Атаман Григорий Михайлович Семёнов Даурский фронт 18 декабря 1917 года Семёнов и Унгерн с малым отрядом разоружили 1,5 тыс. гарнизон станции Маньчжурия. Гарнизон полностью разложился. Так, барон Роман Унгерн с одним казаком разоружил железнодорожную роту и команду конского запаса. Попутно белогвардейцы распустили Маньчжурский совет, в котором преобладали социалисты, и арестовали большевистских активистов. Их посадили в «запломбированный» вагон и отправили в Россию. Станция Маньчжурия стала штаб-квартирой Семёнова. Несмотря на отказ генерала Хорвата и китайских властей помогать ему, атаман вооружил и оснастил свыше 500 бойцов. Это был Особый маньчжурский отряд (ОМО). Затем Унгерн был назначен комендантом города Хайлар, в полосе отчуждения КВЖД. Он разоружил местный гарнизон, части железнодорожной бригады и конные подразделения Корпуса конной стражи КВЖД (около 800 человек). Все разоруженные солдаты были отправлены через станцию Маньчжурия вглубь России. В январе 1918 года белые вторгаются в Забайкалье и занимают её восточную часть – Даурию. Был образован один из первых «фронтов» Гражданской войны – Даурский (Забайкальский). Позже в своих мемуарах Семёнов даст оценку барону: «Успех самых фантастических наших выступлений в первые дни моей деятельности был возможен лишь при той взаимной вере друг в друга и тесной спайке в идеологическом отношении, которые соединяли меня с бароном Унгерном. Доблесть Романа Фёдоровича была из ряда вон выходящей… В области своей военно-административной деятельности барон зачастую пользовался методами, которые часто осуждаются… Все странности барона имели в основе своей глубокий психологический смысл и стремление к правде и справедливости». В январе – марте 1918 года семёновцы предприняли первое наступление на Читу. Борьбу с белыми возглавил Семён Лазо. Большевики мобилизовали красногвардейцев, рабочих забайкальских горных заводов, железнодорожников и бывших пленных чехословаков. Отряды Семёнова вытеснили из Забайкалья. После завершения боев на границе был выставлен заслон из Красной гвардии. Однако основные силы были распущены: Аргунский казачий полк демобилизован, рабочие вернулись на производство, железнодорожники – на службу. Это позволило Семёнову перегруппировать, пополнить силы и снова пойти в наступление. В период первого наступления на Читу Роман Унгерн занимался организационной деятельностью в тылу. Для войны требовались люди, оружие, боеприпасы, снаряжение, транспорт и провиант. Однако сибирские промышленники и купцы, бежавшие от ужасов Смуты в Маньчжурию, не спешили раскошеливаться. Они предпочитали спускать деньги в злачных местах, как и прочие бежавшие из России богачи. Капиталисты, буржуи и банкиры желали вернуться в Россию хозяевами, но воевать либо финансировать антибольшевистские силы не хотели. Сложной была политическая ситуация. Китайцы планировали не только занять КВЖД, пользуясь Гражданской войной в России, но и идти дальше. Присматривались к Приморью, Уссурийскому краю и Забайкалью. Отдельные китайские отряды проходили через русскую границу. Китайские канонерки вошли на Амур. Кроме того, китайский фактор был важен, так как тысячи китайцев сражались на стороне Красной Армии. Унгерн считал, что надо связать китайцев в сварах с маньчжурскими и монгольскими племенами. А Семёнов решил опереться на Японию, которая не желала усиления Китая за счёт русских (у неё были свои планы экспансии на русском Дальнем Востоке). Также японцы решили создать белогвардейский буфер на пути большевиков, чтобы спокойно осваивать богатства региона. Инородческая дивизия Унгерн начал формирование Инородческой конной дивизии (будущая Азиатская конная дивизия). Основу дивизии составляли бурятские и монгольские всадники. В январе 1918 года в состав дивизии влилась большая группа харачин, воинственного монгольского племени, воевавшего с китайцами. Они образовали Хамарский полк. Часть летом 1918 года приняла участие в боях на Забайкальской железной дороге и показала хорошие боевые качества. Унгерн применил те же методы, которые использовались во время Первой мировой войны при создании так называемой «Дикой дивизии». Командование осуществляли русские офицеры или представители знатных инородческих семей, которые зарекомендовали себя храбростью и преданностью. Рядовой состав был из туземцев. Формирование держалось на личной преданности вождю. Абсолютно всё держалось на личном авторитете непосредственного командира. Без авторитета-вождя туземная часть немедленно превращалась в простую банду, дикую и неуправляемую. Позднее во время суда в Новониколаевске Роман Фёдорович, отвечая на вопрос о боеспособности монгольских подразделений, отмечал: «Всё зависит от начальника. Если начальник впереди, они впереди». В таких частях, в отличие от регулярных русских, вся система взаимоотношений по линии командир – подчиненный была другой. Кроме личной храбрости, военных дарований и заботы о подчиненных, командир доложен был «наводить грозу». Доброта, гуманность, вежливость и милосердие воспринимались дикими племенами (горцами или степняками) как слабость. Уважение к командиру основывалось на страхе. В соответствии с этим принципом Унгрен и строил свою дивизию. Барон наводил «палочную систему», и подчёркивал, что считает идеалом дисциплину войск времен Фридриха Великого, Павла I и Николая I. Станция Даурия стала опорным пунктом белых между Читой и Китаем. Дивизия занимала военный городок у станции. Четыре казармы, расположенные по углам городка, были превращены в форты. Окна и двери замурованы, на верхних этажах и крышах установлены пулеметы. Азиатская дивизия охраняла участок железной дороги между станциями Оловянная и Маньчжурия. В состав дивизии входили: комендантский эскадрон, 3 конных полка, отдельный Бурятский конный полк, конная батарея. Даже недоброжелатели Унгерна отмечали дисциплину в дивизии, строгую форму, командный и рядовой состав были обеспечены всем необходимым (обмундирование, питание). Военные получали жалованье в золотых рублях и вовремя, а их семьи денежное пособие. Командир относился к денежному и пищевому довольствию с особым вниманием. Также Унгерн заботился о служащих и рабочих КВЖД, которые оказались в зоне его ответственности. Они вовремя получали свою зарплату. Никаких конфликтов (забастовки, саботаж, задержка зарплаты и пр.), что было обычным делом в тылах белых армий, на его участке не наблюдалось. Интересно, что Унгерн не доверял высококвалифицированным, образованным офицерам. Он предпочитал выдвигать офицеров из «низов». Барон выделял храбрость, боевые качества и личную преданность. Он испытывал недоверие к «интеллигентам», интеллигенции вообще. Это было связано с тем, что либеральная интеллигенция устроила революцию. В Белом движении преобладало именно более многочисленное «левое» республиканско-либеральное крыло. Правые, монархисты, такие как Унгерн-Штернберг, были изгоями, в подполье. Позднее (после похода в Монголию) Унгерн сообщит о своём различии в идейных взглядах с большинством колчаковских генералов и их «розовостью». А колчаковские офицеры считали Унгерна «сумасшедшим». Барон Унгерн очень внимательно относился к быту солдат. Многие отмечали, что «у барона все люди обуты-одеты, никогда не голодают». С уникальным для Гражданской войны педантизмом даурский барон вникал в каждую мелочь, которая касалась снабжения и быта войск и населения, деятельности тыла, устроения личных дел подчиненных. В частности, чрезвычайно внимательно он следил за состояние лазарета и положением раненых. При этом он терпеть не мог бумажной волокиты, которая преследовала Белую армию. «Вся ваша бумажная работа ни к чёрту не годна», – говорил полководец канцеляристам. На его участке во всеобщем хаосе и разложении Смуты был удивительный порядок.