«Им нужен мощный защитный кокон»: Кожевникова о психологии спортсменов и недостатках тренировочного процесса в России

Эмоциональная связь между работающими вместе людьми — мощное антистрессовое оружие. Однако от тренеров налаживание и поддержание такой связи требует больших энергетических затрат. Об этом в интервью RT рассказала двукратный призёр Олимпийских игр и известный спортивный психолог Елизавета Кожевникова. По её мнению, спортсмены, с раннего детства подвергающиеся стрессу, должны чувствовать себя защищёнными, иначе не смогут добиться результата.

— На днях старший тренер женской биатлонной сборной России Михаил Шашилов признался, что видит целью своей работы создание крепкой и сплочённой команды. По его словам, только так можно добиться прогресса от спортсменов. Немыслимо много и тяжело трудиться, постоянно находясь в оппозиции по отношению к окружающему миру.

— Мы говорим сейчас о спортсменах или о тренерах?

— О спортсменах. И мне кажется, что Шашилов прав: очень сложно идти к высокой цели в одиночку, не имея поддержки от окружающих тебя людей. Особенно когда ты до предела загружен работой и постоянно находишься в состоянии соревновательного стресса. Когда человек видит вокруг себя только «врагов», то замыкается в собственном коконе. Фокусируется на том, что он маленький и жалкий, а весь мир — против.

— Так оно и есть, вы совершенно исчерпывающе это сформулировали. Навскидку в голову приходит случай из кёрлинга, когда в 2016-м Сергей Беланов подобрал пятерых спортсменок: Викторию Моисееву, Галину Арсенькину, Ульяну Васильеву, Юлию Гузиёву и Юлию Портунову — четыре из которых на тот момент имели туманные перспективы в сборной.

Он первым делом создал для них условия, которые я называю гнездовыми: нашёл деньги, обеспечил девчонок всем необходимым, то есть со всех сторон как бы оградил свою группу подушками безопасности. Через несколько месяцев эти девочки вынесли всех сильнейших внутри страны и стали чемпионками Европы.

Так что могу сказать, что Шашилов, говоря о внутренних отношениях в команде, очень правильно понимает природу большого спорта.

— Вы ведь не так давно делали доклад на тему психологии спорта на конференции Москомспорта, где затронули и тему человеческих взаимоотношений.

— Да. Он вызвал разные реакции, но я получила ценную авторитетную поддержку в отношении того, что многие наши спортсмены — люди, несущие черты психологической травмы. Таких практически невозможно привести к высокому результату, не создав вокруг них защиту, не свив гнездо.

— Что вы вкладываете в понятие «психологическая травма»?

— Травматиками я называю тех, кто в значительной степени был выхолощен детским и юниорским спортом, прежде чем выйти на взрослый уровень, а это происходит в стране повсеместно. Таких спортсменов, как правило, отличает достаточно невысокая способность выдерживать стресс — соревновательный, тренировочный. Иначе говоря, человек пребывает в непрерывном состоянии внутренней тревоги: он боится ошибиться, боится осуждения, боится, что его выгонят, избегает трудных задач, много болеет, критичен к себе, плохо спит.

Именно поэтому нужен мощный защитный кокон. В психологии на этот счёт существует даже специальный термин — ограниченное родительство. Давно доказано: эмоциональная связь между людьми, работающими вместе, — это очень мощное антистрессовое оружие. Но для тренера такой статус очень энергетически затратен.

— Почему?

— Потому что, помимо непосредственно тренировочной работы, ему приходится решать множество сопутствующих проблем. Заниматься организацией, логистикой, прочими вопросами. Не всегда бывает просто найти время ещё и для того, чтобы вытирать спортсмену слёзы, контролировать, в каком тоне ты с ним разговариваешь, или дарить на день рождения цветы. Многие не выдерживают своего «ограниченного родительства». Но если этого не делать, спортсмен снова попадает в ловушку своей внутренней травмы и регрессирует.

— Вы сделали акцент на российских спортсменах, но ведь тот же Вольфганг Пихлер в биатлоне на протяжении нескольких лет пытался создать в женской сборной России семейную атмосферу: организовывал для девчонок совместные праздники, вылазки в рестораны, а после того, как перестал работать с российской командой, успешно воплотил аналогичную  схему в Швеции. Получается, для иностранного спорта тема «ограниченного родительства» тоже актуальна?

— Да. Просто для иностранцев более характерен достаточно открытый стандарт отношений, там иная коммуникация между людьми. Принято поздравлять с праздниками, быть милым, улыбчивым, интересоваться делами друг друга, обмениваться эмоциями. У нас это не практикуется в принципе. Вы можете представить себе, чтобы российский спортсмен вслух сказал, что ему плохо и что он нуждается в поддержке?

— Скорее нет, чем да. Ещё великий Александр Карелин в своё время заметил, что самое страшное для него — быть человеком, вызывающим жалость. Объяснил это так: «Мы же — спортсмены — на жалость реагируем всегда гораздо болезненнее, чем кто либо другой. Нам начинает казаться, что окружающие радуются нашей слабости. Ведь все мы — люди с воспалённым самолюбием».

— Правильно. Потому что в нашем спорте человек с детства привыкает молчать о собственной уязвимости. Его учат преодолевать все неприятности и переживания, стиснув зубы, как супергерой. При том уровне стресса, который существует в современном спорте, подобная линия поведения контрпродуктивна.

Намного эффективнее проговаривать собственные страхи и эмоции вслух хотя бы с тренером. Западные специалисты знают это и успешно этим пользуются уже с десяток лет. Многие федерации имеют штатных профессиональных психологов, работающих на арене, чтобы спортсмен имел возможность выплеснуть эмоции.

— От специалистов, работающих в фигурном катании, я много раз слышала, что тренер вообще не должен быть спортсмену нянькой. Его задача научить, дать подопечному некую техническую оснастку — и только. При таком отношении, кстати, и переходы от одного тренера к другому не сопровождаются у сторон надрывом.

— Готова допустить, что в координационных видах спорта есть свои нюансы, что там не существует столь изматывающих тренировочных объёмов, как в лыжах или биатлоне, но думаю, что и там описанный мною механизм должен работать. Мы не должны забывать, что человек — биологическая сущность: реакция на страх вызывает гормональный коктейль из адреналина и кортизола. Под его воздействием почти невозможно выполнять сложнокоординационное действие и терпеть нагрузку становится невозможно.

Если тренер считает своей обязанностью только научить, не заморачиваясь созданием эмоциональной поддержки, то получится половинчатая ситуация: в спокойном состоянии атлет всё умеет делать хорошо, а в соревновательном стрессе он теряет доступ к навыку и не может исполнить того, что от него ждут. От такого специалиста всегда будут уходить.

— Кстати, во времена расцвета тренерской деятельности Татьяны Тарасовой, которая блестяще умела создавать защитный кокон вокруг каждого из своих спортсменов, не уходил никто.

— Можно привести и другой пример: брутальная советская «красная хоккейная машина» и Анатолий Тарасов. О его запредельных, нечеловеческих нагрузках ходили легенды, но когда читаешь мемуары участников тех событий, становится понятно, насколько глубоко Тарасов был погружён в жизнь всех своих подопечных, до какой степени он поддерживал их и защищал. То есть человек стопроцентно выполнял как роль психолога, так и роль отца. Хотя никогда не выставлял это на первый план.

— Получается, что президент федерации лыжных гонок и главный тренер российской сборной Елена Вяльбе некоторым образом опередила время, воплощая в команде концепцию большой семьи?

— Если говорить о российском спорте, то да. За рубежом, как я уже сказала, это нормальная практика. Просто не только в этом дело. Наших спортсменов, как правильно заметил в своём интервью Шашилов, нужно обучать очень многим вещам. Брать на себя ответственность, полностью и без надрыва выполнять тренировочный и соревновательный протокол. То есть всё то, что изначально умеют делать иностранцы.

— Почему же эта проблема продолжает существовать в России?

— Причина, как мне кажется, кроется в том, о чём мы много раз говорили, — в слишком ранней спортивной специализации. До десяти лет, когда ребёнок ещё не развит когнитивно, нагрузка должна носить игровой характер, а в России дети уже с четырёх-пяти переживают серьёзные и тяжёлые тренировки, которые сопровождаются жёсткой критикой за ошибки и, соответственно, обесцениванием всей проделанной работы.

Чем больше спортсмен «бит», тем больше искажений возникает в его психике. Такие дети изначально не верят тренеру, а любую нагрузку воспринимают как насилие над собой, как наказание. Ты говоришь одно, а человек слышит совершенно другое.

— Об этом, собственно, тоже говорил Шашилов.

— Думаю, что Михаил Викторович пришёл к своим нынешним взглядам прежде всего благодаря колоссальному опыту работы в спорте. К пониманию, что первостепенная задача тренера, работающего на результат, должна начинаться с создания вокруг атлета атмосферы абсолютной безопасности. Только тогда люди начинают выполнять даже самую тяжёлую работу без ощущения, что их заставляют делать это из-под палки. И этого не добиться никакими планами, написанными на бумаге.