Проработав свыше четверти века за океаном, я помню только один случай, когда меня на слух приняли за американца. Знакомый сказал, что слышал меня по радио и не сразу понял, что это я. Берегу это воспоминание как редкий комплимент моему "английскому устному".

Поэтому, когда в 2010 году стало известно об аресте в США группы российских разведчиков-нелегалов, я сразу подумал, что это должны быть носители языка — от рождения или с раннего детства. А когда узнал, что это не так, настолько поразился, что по возвращении в Москву даже интересовался в пресс-бюро Службы внешней разведки (СВР), нельзя ли уточнить подробности подобной языковой подготовки. Мне вежливо отказали.

Теперь все желающие могут выяснить эти подробности, не обращаясь к спецслужбам. В московском издательстве "Эксмо" вышел в свет роман Елены Вавиловой и Андрея Бронникова "Женщина, которая умеет хранить тайны".

Вавилова и ее муж Андрей Безруков — ветераны СВР, орденоносцы, полковники в отставке — входили в состав той самой группы, которая была выдана предателем, а после ареста обменена на западных шпионов, разоблаченных в России. А новая книга — беллетризированный рассказ о том, как двое молодых сибиряков превратились сначала в канадцев, а потом и в американцев — супругов Трейси Ли Фоли и Дональда Хитфилда, чтобы более 20 лет служить "глазами и ушами" российской разведки за океаном.

В романе их зовут Верой Свибловой и Антоном Вязиным, они же Кэтрин Тейлор и Жорж Готье. Имя Жоржа — не английское, а французское, потому что по легенде он — франкоязычный канадец. На французский переходила в опасных ситуациях и Кэтрин.

Но язык, конечно, важен не сам по себе. В шутку говорят, что дипломату язык дается для того, чтобы скрывать свои мысли. Добавлю: и проникать в чужие. То же самое в еще большей мере, конечно, применимо и к "многоязыкому" разведчику.   

Узнать намерения

Как пояснял мне Безруков, высший пилотаж для людей его профессии — даже не добыть планы, лежащие в чьем-то сейфе (поскольку на них реагировать как правило уже поздно), а узнать и понять намерения людей, принимающих решения. А в идеале, как я позже прочитал в книге Вавиловой, — даже исподволь внушить этим людям некий вариант, на который уже заготовлен неочевидный ответ.

Нечто подобное говорил мне в свое время и Вячеслав Трубников, возглавлявший СВР в 1996–2000 годах. Но я и сам полжизни работал в Вашингтоне и Нью-Йорке, и подобная постановка задач вызывает у меня невольные возражения. С одной стороны, в буквальном своем понимании эти задачи кажутся мне заведомо неразрешимыми; с другой, выяснять чужие планы и намерения можно и вполне легально.

Конечно, я всего лишь журналист, говорящий по-английски с чудовищным русским акцентом, но американских чиновников перевидал великое множество. Почти со всеми, с кем приходилось общаться по работе, складывались хорошие отношения, с некоторыми мы почти дружили.

Естественно, я старался у них узнать как можно больше всего, что может быть интересно и важно для России. Но при этом всегда исходил из того, что ничего лишнего они мне не скажут: во-первых, и сами не знают, потому что бюрократическая жизнь в США строго регламентирована, а во-вторых, ну не склонны американцы, насколько я их знаю, откровенничать с посторонними, — особенно о том, что тех не касается. Даже без всякой регламентации, просто по характеру.

Кроме того, продолжаю я внутренний спор сам с собой, все госструктуры США, начиная с Белого дома, всегда боролись и борются с несанкционированными утечками информации. При нынешнем президенте страны Дональде Трампе, по его собственным оценкам, те носят массовый, систематический и политически мотивированный характер: это чуть ли не главная форма сопротивления нелюбимому начальству со стороны бюрократического "подполья".

А если так, то почему я считаю недостижимыми описанные разведчиками цели? Ну и что с того, что мне самому они были бы не по зубам? Я и в освоение чужого языка на уровне родного до знакомства с этими людьми не верил.

А они не бездействовали. К чести авторов книги, вопрос о том, зачем вообще нужны нелегалы, точнее, на профессиональном языке "разведчики особого резерва", — впрямую ставится ими самими. И ответы приводятся — и теоретический, и на практических примерах. Читайте.

Патриотизм

Затрагивают Вавилова с соавтором и другие острые темы, в том числе о патриотизме и предательстве.  

С патриотизмом вроде бы все понятно — от юношеской романтики до зрелого чувства долга. Но и тут есть свои нюансы. Например, когда я смотрел документальный фильм про наших нелегалов, мне резануло слух упоминание Безруковым об американцах как о "врагах".

Позже он мне пояснил, что имел в виду, естественно, не народ, а конкретных людей, с которыми ему приходилось воевать на "невидимом фронте". Это же подчеркивала и его жена, заверявшая, что "к стране и ее людям мы относились хорошо, и [даже] спецслужбы считали лишь противником".

Но все же, хоть разведчики со мной в этом и не согласны, думаю, специфика их работы не могла не брать свое. Ну не та это профессия, где можно миндальничать. И боевые награды они получали, надо полагать, не за то, что переводили бостонских старушек через дорогу.

К тому же, как говорят, американцы, "если у тебя из инструментов только молоток, то все проблемы кажутся тебе гвоздями". Так уж устроено наше сознание. И если обстановка вынуждает тебя фокусироваться на поиске угроз — для своей страны и для себя самого, — то ты поневоле будешь воспринимать свое окружение как враждебное.

А если нет, то нет. Мне вот тоже американцы в свое время указали на дверь отнюдь не по-джентльменски, но врагами я их никогда не считал и не считаю. Хотя угроз и вызовов с их стороны в адрес нашей страны в последнее время, конечно, предостаточно.

Предательство

Известно, что в России любовь к отчизне всегда проявлялась по-разному, в том числе и в форме резкой критики: люблю и потому особенно беспощадно бичую все пороки и недостатки. На вопрос о том, как она относится к такому подходу и должен ли у него быть предел, Вавилова ответила, что, на ее взгляд, "мы, русские, плохо умеем делать хорошую мину при плохой игре, зато любим выносить сор из избы, бичуя и излишне критикуя свою страну".

"А надо бы, как американцы: критиковать себя между собой, а на внешнем периметре улыбаться и говорить, что у нас все прекрасно, — сказала она, отметив, что за океаном и к любви к родине склонны относиться рационально. — Предел самобичеванию должен быть, иначе имидж нашего отечества разрушается нашими же руками — а у какой страны нет пороков?"

Процитировав известную строчку из песни Пита Сигера "We shall overcome, some day" ("Рано или поздно мы все преодолеем"), собеседница подчеркнула, что лучше бороться с недостатками на деле и сохранять веру в себя.

В романе тема предательства, на мой взгляд, не самая удачная сюжетная линия. Это редкий случай, когда отрицательный персонаж выглядит более схематичным и менее интересным, чем положительные герои.

На самом деле, судя по американским и российским открытым источникам, бывший сотрудник СВР Александр Потеев, выдавший нелегалов, был гораздо более серьезным врагом (уже без всяких оговорок), чем его литературный двойник Сергей Потугин — "специалист по техническому оборудованию", почти случайно узнающий подробности американской жизни Веры Свибловой во время одного из ее приездов в Москву. На пресс-конференции в ТАСС по случаю выхода книги автор признала, что в реальной жизни разведчики "были знакомы с реальным предателем, общались и какое-то время работали с ним", так что полученный от него удар "не только прервал профессиональную карьеру, но и нанес большую человеческую рану".

Щемящий мотив

Одна из этих подробностей — наличие у Веры и Антона родных и близких, оставшихся в России, и детей, появившихся на свет за рубежом (по книге — в Брюсселе, на самом деле — в Канаде).

Вообще, семейный мотив — самый пронзительный в книге. Родители нелегалов, не знающие правды о том, где находятся и чем занимаются их дети. Сыновья, считающие себя американцами и не подозревающие о том, кто на самом деле такие их папа и мама. Неотвязные мысли о том, что станет с этими сыновьями, преследовавшие разведчиков после ареста…

Книгу матери дети пока не читали: им для этого все еще не хватает знания русского языка. Между прочим, эпиграфом к одной из заключительных глав романа служат слова Максима Горького "дети — это завтрашние судьи наши". Эпиграфы вообще подобраны интересные.

"Мягкая сила"

Вавилова и Безруков были арестованы у себя дома в Кембридже 27 июня 2010 года. 9 июля того же года в Вене в составе группы из десяти человек их обменяли на четверых западных агентов, включая бывшего сотрудника ГРУ Сергея Скрипаля.

Ныне Безруков, как уже упоминалось, авторитетный и востребованный политический аналитик. На пресс-конференции в ТАСС он, в частности, указывал, что дело их группы было пропагандистски "раскручено" в США гораздо быстрее, чем в России, и призывал не уступать американцам инициативу в формировании в общественном сознании образов обеих стран.

В целом, на его взгляд, "мягкая сила" в мировой политике "потихонечку переходит к нам", то есть от Америки к России. "Но мягкая сила не может жить без идеи, на которой она строится и которая должна отражать, кто мы такие, — добавил он. — …Иначе никто не будет слушать, потому что и слушать будет нечего".

А "женщина, которая умеет хранить тайны", в эпилоге своего романа возвращается в родной Томск с мыслью о детях, для которых она по сути была матерью в своем американском обличье. И понимает, что в ней до конца дней будут сосуществовать два человека — русская и американка. Просто теперь уже первой предстоит жить дома, а второй — на чужой стороне