Александр Грин: «Душа моя нашла свой путь…»
В этом году исполнилось 140 лет великому романтику русской литературы
И не только 23 августа, в день рождения писателя, праздновали эту дату поклонники его творчества — в музеях Александра Грина в Старом Крыму, Феодосии, Слободском и Кирове, в библиотеках его имени, на Гриновских чтениях и фестивалях во многих городах России. Везде, где его любят. Имя Грина носят улицы многих городов, малая планета и речной пассажирский теплоход. Авторы лучших произведений для детей и юношества ежегодно получают премию имени Александра Грина. В Чусовом, где писатель жил в юности, ему поставили памятник в полный рост, на набережной в Геленджике — на двухметровом постаменте бюст с гриновскими цитатами, и повсюду вблизи его памятников качаются на волнах «Алые паруса».
А в Санкт-Петербурге, где именем Грина назван бульвар, и есть мемориальная доска (Декабристов, 11), в ночь выпускного бала они являются в натуральную величину — в устье Невы по традиции входит парусный корабль с алыми парусами. Именно в Петрограде в 1916–1922 годах написана феерия «Алые паруса».
По экранизациям Александр Грин, автор шести романов, 350 повестей и рассказов, среди лидеров. Действие многих его произведений, в том числе «Бегущей по волнам» и «Алых парусов», происходит в вымышленной стране — Гринландии, как назвали её критики.
Александр Степанович Гриневский (1880-1932), Грин — это псевдоним, родился в городе Слободской Вятской губернии в семье польского шляхтича, сосланного в российскую глухомань за участие в восстании 1863 года. Лишившись матери в нежном возрасте, подросток, начитавшийся книг о морских путешествиях, сбежал от отца с мачехой в Одессу, где началась его полная лишений жизнь. Моряка из него не вышло, скитался по стране, перебиваясь случайными заработками. Был рыбаком, лесорубом, золотоискателем, шахтёром, театральным переписчиком, пока в 1902 году его не забрали в солдаты пехотного батальона в Пензе. В армии попал на заметку к эсеровским пропагандистам, которые окунули в революционную деятельность — с арестами, тюрьмами, ссылками, побегами и жизнью по поддельным паспортам.
В 2008 году, уже став писателем, он порвал с эсерами, но из последней ссылки в Пинеге вернулся лишь в мае 1912-го. За это время пережил два брака, и, оставшись один в Петрограде, с головой погрузился в литературную деятельность.
В 1921 году женился на медсестре Нине Мироновой, которой посвятил феерию «Алые паруса». Через три года Нина Николаевна увезла Грина в Феодосию подальше от богемной жизни и поближе к благословенному климату. Спустя шесть лет Гриневские переехали в Старый Крым. Теперь в последнем пристанище писателя Мемориальный дом-музей А. С. Грина.
Забавно, что крестным отцом в литературе Грин считал эсера Наума Быховского, как-то бросившего «Долговязому» — «Из тебя вышел бы писатель». Позднее на эту фразу Грин откликнулся признанием: «Слова Быховского были не только толчком, они были светом, озарившим мой разум и тайные глубины моей души. Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь».
В сентябре, возвращаясь с отдыха в Судаке, мы заехали в Старый Крым. Рассказывая о Грине, заведующая Домом-музеем Ольга Байбуртская словно рисует картины, используя фотографии и предметы обстановки, и в домик неслышно входит сам «рыцарь мечты». Садится в кресло, переехавшее из Феодосии, закидывает ногу на ногу, кладёт бумагу на колени и начинает писать — «Бегущую по волнам». Именно таким — пишущим свои феерии, а ещё сочиняющим их вслух на фоне невероятных пейзажей Крыма, легче всего представить Александра Грина.
Аттракцион на Карадаге
Вот он сбегает от курортной толпы в Феодосии на Карадаг, где в сопровождении Нины Николаевны и ближайших друзей — Максимилиана Волошина и Викентия Вересаева, загораясь от пейзажей, вслух «пишет» новый рассказ.
«Грин выходит в путь с замыслом, смотрит под ноги, опираясь на трость, — неспешно ведёт рассказ экскурсовод, её голос будем слышать и дальше, — восходит на гору узкой тропой, и шаги его ускоряются, сюжет наматывается на пейзаж, буквально всё происходящее вокруг входит в контекст произведения. Спутникам очень нравилось следить, как он рассказывал свой сюжет, они вместе с ним ускоряли шаг. Домой Грин возвращался почти бегом, поскольку сюжет уже сложился, характеры героев определились, можно было что-то записать».
Но не тут-то было, если в компании появлялись персоны, Александру Степановичу незнакомые. Он моментально мрачнел и уходил в себя. Вересаев испытал это на себе, приведя однажды с собой двух девушек, родственниц. И вот компания шла и шла по тропе, а Грин молчал. В какой-то момент терпение Вересаева лопнуло, и он попросил писателя рассказать хотя бы известные всем «Алые паруса». Он начал было рассказывать, но, дойдя до какого-то места, споткнулся и встал. «Далее я забыл», — сказал Грин. «Вы, Александр Степанович, наверное, единственный писатель, который забыл самого себя», — пошутил Вересаев.
«Александр Степанович был человеком, который не мог доверить свой внутренний мир любому встречному, внутри он был ранимым ребёнком и остерегался сближаться с людьми, которые могли не понять удивительное строение его мира. А его мир полностью состоял из выдумки, и жизнь была только точкой опоры для неё, недаром он сказал: «Жизнь — это черновик выдумки».
Когда Грин был конём
Всем известна фотография Грина с сидящим на его плече нахохлившимся птенцом-хищником. Он приобрёл его на набережной в Феодосии, у мальчика, из рук которого тот отчаянно вырывался. Почувствовав родственную душу, писатель решил купить птицу, чтобы выпустить на волю. Принёс домой и обустроил, как члена семьи. Назвал — ястреб Гуль — по звукам, которые птенец издавал при знакомстве. Воспитывал, тренировал, и птица очень скоро встала на крыло. Во время прогулок она взмывала в небо, растворяясь в облаках, но всегда возвращалась, едва её спаситель подходил к своему порогу.
Александр Степанович решил, что птица опасается горных шумов Феодосии, и они с Ниной Николаевной взяли ястреба с собой в Старый Крым, где провели лето 1929 года. Жили в доме семьи Шемплинских. Августин Фомич, выходец из польской дворянской семьи, агроном и садовод, разбивал парки в городе, его жена, медик, рисовала с натуры, а маленькая Бьянка, обнаружив в Грине детскую душу, тут же превратила его в товарища по своим играм.
«У девочки был взрывной характер, она была немногословна, и умела жестом повелевать, превращая Александра Грина, представьте, в коня. Подбегала к нему и, махнув рукой, восклицала волшебное слово — "Па!", Грин падал на четвереньки и превращался в коня. Вместе с Бьянкой они бродили по причудливым дорожкам сада, и Грин называл её Бьянчиттой, усиливая испанское звучание имени».
В этом чудесном саду были арки, беседки, цвело более полусотни кустов роз, росли фруктовые деревья, бил фонтан. Писатель чувствовал себя здесь привольно, часто уединялся на скамье под молодым орехом, размышляя о своих героях и сюжетах. В это время он работал над замыслом «Дороги никуда» и много ходил по окрестным горам. За лето он впервые написал много страниц.
С ястребом на плече
Его ястреб Гуль оставался ручной птицей и, даже отлучаясь на пару дней из дома, по-прежнему возвращался к его плечу. Но однажды местные кошки поранили птице крыло, и осенью, неловко приземляясь, она упала в холодную воду, простудилась и умерла. Грин посвятил питомцу рассказ-быль «История одного ястреба». «Птица — это я», — написал в рассказе, давая понять читателю, насколько важна ему сейчас свобода. Грина объявили идеологически вредным писателем, не соответствующим эпохе. «Эпоха мстит вам в нашем лице», — говорили редакторы, убеждая в том, что он должен откликаться на вызовы времени, писать о заводах и фабриках, социалистическом строительстве, о колхозах, где работают трактора. Он отказывался от таких командировок, говоря, что с детства опасается приближаться к работающим механизмам.
«На самом деле, Грин хотел говорить о том, что лежит вне времени и пространства, о жизни человеческого сердца, борьбе человека со злом внутри и вокруг себя. Ему важно было показать, как человек находит себя в сложных обстоятельствах, как следует своей цели, поэтому он не опускается до минутной злободневности. До которой опустился, к примеру, его друг, замечательный писатель Иван Новиков, написавший "Страну Лекхорн", посвящённую жизни советской птицефабрики, поскольку лекхорн — это порода кур. Книгу видите в экспозиции».
Грин, когда его убеждали в порядке компромисса стать фантастом, говорил: «Я реалист, и пишу о том, как должно быть на самом деле, на худой конец — я символист». Так трактовал он свой путь в литературе и категорически не хотел от него отступать. И его перестают печатать, ограничивают тиражи, из 15 томов Собрания сочинений в свет выходят лишь восемь, гонорары получает лишь через суд. Эти хлопоты забирают силы, семья голодает, приходят болезни. У Грина диагностируют рак лёгких, и 23 ноября 1930 года Грин с женой, тёщей Ольгой Алексеевной и собакой Куком переезжают в Старый Крым.
«Фея волшебного ситечка»
Атмосфера в семье Гринов была очень тёплой, свою жену писатель называл «феей волшебного ситечка», поскольку она, зная его страсть к нескольким стаканам хорошо заваренного чая по утрам, ни разу не изменила этой традиции. Знала 22 способа заварки чая. А самовар, который путешествовал с ними по городам и весям, был накрыт салфеткой, на которой Ольгой Алексеевной было вышито: «Выпей чайку — позабудешь тоску». Фея не только чай умела заваривать — по тому, как она читала его только что написанные страницы, он определял, удались ли они. Если да, в глазах феи блестели слезы, если нет, читался немой вопрос. Так было с «Историей одного ястреба», когда Нина Николаевна не согласилась с открытым финалом, уверяющим читателя в том, что птица обретает свободу. Но автор объяснил: «Нинуша, ну мы же с тобой так хотели», и она согласилась с его решением.
Тропой Грина
В Старом Крыму Грины сменили два адреса, прежде чем оказались в домике, ставшем музеем. Полгода жили на респектабельной улице Ленина, вымощенной камнем и освещённой фонарями. Грин много гулял, поднимался на гору Агармыш, поросшую можжевёловыми зарослями. В этих рощах часами наблюдал за кораблями на рейде, хорошо видел Феодосийский и Коктебельский заливы, скалы Карадага.
Конечно, ему не хватало моря, как и общения с равными по духу, и он отправляется в гости к Максимилиану Волошину. В Коктебель идёт по узкой тропинке, по которой и сегодня ходят туристы, через долину, Арматлук и приближается к скалам горы Коклюк.
«В сухом выжженном пространстве эти скалы высятся над пейзажем, как бы царствуя над ним, и напоминают человеческие фигуры, настороженно взгромоздившиеся на скалу. Видя все это, Грин наполняется фантазией, окрашенной напряжёнными тёмными тонами, и впоследствии скажет — «Есть что-то отравленное в этой пустынной красоте».
Обратно, не желая встречаться с духами гор, идёт широкой старой земской дорогой, минует скалы горы Коклюк, и у оврага Османов яр любуется ярким обзором мира. Только через четыре дня, настолько уставшим вернулся Грин, описав в романтических красках путешествие Ивану Новикову, писатель признается в письме — «Больше я не путешественник, по крайней мере, один».
В мае семья перебирается в маленький домик на Октябрьской улице. Как и первый, он не сохранился. По фотографии видим, каким убогим было это жилище. Из единственного северного окна взору Грина открывался глухой двор с хозяйственными постройками и засохшим деревом. Как ни пытался писатель сохранить роль кормильца семьи литературным трудом, это не удаётся. Семейство выращивает овощи на приусадебном участке, жена и тёща, к великому огорчению Грина, начинают вязать и шить на заказ.
В это время выходит серия автобиографических очерков писателя в журнале «Звезда». Эти очерки о детстве и юности, по предложению Николая Тихонова, он начал писать ещё в Феодосии, хотя не планировал обращаться к прошлому, полагая, что такое произведение должно быть финальным. Но выбора не было, и Грин соглашается рассказать о детской Вятке, юношеском порте в Одессе и, конечно, революционном Севастополе, где пережил первую любовь. Писатель мечтает вернуться к работе над романом «Недотрога», где в символическом образе девочки Хариты, выращивающей цветок, умеющий распознавать добрых и злых людей, он хотел дать образ своей души.
«Эту исповедь своего сердца писатель кропотливо наносил на бумагу в мрачном домике на Октябрьской. Он уже был прикован к постели и, единственное, о чем просил судьбу — об окне, обращённом на юг».
Свет «Недотроги»
Единственной ценной вещью в доме были золотые часы на золотом браслете, которые можно увидеть на Нине Николаевне на фото 1927 года, — Грин потратил на подарок жене половину аванса, полученного при подписании договора на 15-томное собрание сочинений. Часы нельзя было продать, — уголовное преступление, только сдать в торгсин, получив взамен куль муки. Неэквивалентный обмен, поэтому Грин просил к часам не прикасаться, хранились они в потайном ящике столика для вышивания. Но в мае 1932 года Нина Николаевна тайно обменяла их у двух монахинь на домик, ставший последним пристанищем Грина. Записала на его имя, так у писателя впервые появился собственный дом с садом. Правда, он неделю не знал, что является домовладельцем: фея, боясь признаться, что нарушила запрет, сказала, что просто везёт его на новую квартиру — с большим южным окном.
Кровать Грина разместили так, чтобы он мог смотреть в это трёхстворчатое окно. Домик был с земляным полом, мазанным глиной, без электричества, в высокой траве в саду тонули головки лилий и кусты роз, и все-таки писатель был в упоении. Он сказал Нине Николаевне: «Никогда я не чувствовал такого светлого мира, здесь дико, но в этой дикости покой, и хозяев нет».
Грин прожил здесь только месяц и два дня (писатель умер 8 июля 1932 года. — прим. ред.), но провёл свои последние дни, так, как хотел бы прожить всю жизнь — рядом с близкими людьми, в своём собственном доме среди сада, наедине с главным делом жизни, вдали от посторонних глаз. Грин диктовал здесь свою «Недотрогу», передал сюжеты двух рассказов. Его так впечатлил сад, что, наблюдая через окно за деревом алычи, украшенной ягодами, он сказал — «Я напишу здесь столько рассказов, сколько ягод бывает на этом дереве в урожайный год». Планов у него было очень много, не все сбылись: роман «Недотрога» остался незавершённым, а из печати он получил только одну книгу — маленький синий томик «Автобиографической повести».
Похоронен Грин, как и завещал, в Старом Крыму, на холме с видом на Феодосийский залив, на его могиле посадили дерево алычи. Бронзовая Фрези Грант, бегущая по волнам, охраняет этот остров памяти великого мечтателя.