Шарапов
Есть много рассказов о том, как Владимир Конкин стал Шараповым в фильме "Место встречи изменить нельзя". Большинство из них сводится к тому, что Конкина "навязали сверху". Но это не совсем так. Если собрать все факты, то вырисовывается такая картина. Вайнеры настаивали на том, чтобы Шараповым стал Евгений Герасимов, Высоцкий видел в этой роли Ивана Бортника, Говорухин склонялся к Шакурову или Губенко
Но Герасимов был занят. Против Бортника был худсовет, а от Губенко и Шакурова отговорил режиссёра Высоцкий: "Куда, мы с ними будем мазать одной краской...". Тогда Говорухин стал искать актёра в противовес Высоцкому - с интеллигентной внешностью. И вот именно тогда кандидатуру Конкина действительно порекомендовали Говорухину сверху киноначальство. Режиссер воспринял ее настороженно, но, сделав пробу, понял, что интеллигентный Конкин являет собой превосходную антитезу нахрапистому Жеглову.
Но тут воспротивились Вайнеры: "Ну, какой из него, к черту, фронтовик, да еще матерый разведчик!". И тогда Говорухин пребегнул к испытанному способу: одновременно с пробами Конкина он сделал и пробы заведомо не подходящих на роль Шарапова актеров. Вот как это вспоминал Аркадий Вайнер:
"Приезжаем мы на студию, вводит он нас в гримёрную, где будущие "Шараповы" гримируются. Увидели мы этих восемь или девять "Шараповых", упали на пол и зарыдали, и захохотали. Все признаки истерики были налицо. Он пригнал нам ещё десять Конкиных, только похуже и пожиже. Где он их смог за неделю достать – это уму непостижимо, но он вообще очень энергичный товарищ. Когда мы это увидели, мы сказали: "Слава, стоп. Не надо тратить плёнку, не надо делать кинопробы. Извинись перед людьми, заплати им, что полагается". Мы поняли, что в какой-то его режиссёрской извилине образ Конкина засел у него навсегда в качестве Шарапова, и если мы начнём его заламывать, мы можем поломать ему творческий настрой. Так вопрос был закрыт и нам, собственно, не дали, а мы сами взяли Конкина. Самый первый материал стал показывать, что наши опасения были не напрасными, но уже деваться было некуда..."
Про этот самый первый материал можно узнать из рассказов Владимира Конкина:
"...Начало съемок было просто ужасным. Первой снимали сцену из 4 серии, когда Шарапов рассказывает Жеглову, что убийство совершил не Груздев, а Фокс. У меня огромнейший монолог — 10 минут экранного времени. Я начинаю, почти дохожу до середины... И вдруг щелчок какой-то в голове — и я забыл фразу. А Высоцкому сегодня улетать. Меня об этом еще с утра предупредили. Вот, не надо было этого мне говорить! Зачем накручивать?! Я сейчас об этом рассказываю — а у меня руки трясутся. Второй дубль — еще раньше запоролся. Все! Начался внутренний столбняк Со мной такого никогда не бывало — у меня же хорошая память! А здесь... Третий дубль. Говорухин уже сидит лысину чешет... И съемочная группа смотрит: ну, говнюк какой попался. (Может, это было и не так Но я человек без кожи. На барабан ее вряд ли можно натянуть — она вся протерта). И только начинаю — все. У меня уже сдают нервы... Говорухин говорит: «Ну, ладно, полчаса перерыв. Иди, во дворик подыши, сосредоточься. Еще одну попытку сделаем». Я подышал, начали снимать. Опять! Ужас, ужас... Говорухин говорит: «Ну, ладно, тушите свет. Потом когда-нибудь снимем». А я думаю: «Господи, ну столько хорошего у меня было в жизни!..» Была очень горячая секундная молитва внутри. Я прошу: «Слава, еще одна попытка». Мотор, камера. И я пошел. И вдруг чувствую, что-то проклятое место я уже проскочил. У меня вдруг открылось второе дыхание. И я прошел эту харибду, не застрял!
А по технологии надо снимать второй дубль. И тут наши осветители начали тушить свет: мол, у нас смена кончилась, это вы приходите на съемочную площадку к 9 утра, а мы здесь с 8-ми! Все уговаривают, умоляют этих «светляков» — а те вырубают свет... В это время Высоцкий лежал на диванчике. Внимания ни на кого не обращает. Глазки закрыты..* Никогда не забуду, как среди этого всеобщего стона вдруг встает Высоцкий. Моментально наступает тишина. И только слышно его скрипучие сапоги. Он выходит на середину... Ни одного слова из того, что он сказал, я произнести нашим уважаемым читателям не могу. Я только тогда понял, что такое «тридцатитрехэтажный»... Это было так скомпановано! Последнее слово было: убью. Как закипела работа! Сразу все стало зажигаться! Все, по местам! И мы сняли второй дубль, но в фильм вошел первый..."
А ещё Владимир Конкин, чуть было не сбежал со съёмок:
"Первые результаты работы над фильмом никому не понравились. Тогда Станислав Сергеевич вдруг сказал фразу, которая сразила меня наповал: "Володя, ты меня предаешь! Я пробил тебе эту роль, а у нас ничего не получается..." Я ощутил себя так, словно пощечину получил. И стал собирать чемоданы...
Вдруг стук в дверь. Заходит Витя Павлов, который только приехал. Мы не были знакомы лично. Когда я рассказал ему причину, Витя, мудрый, тонко знающий жизнь человек, понял, что у меня, конечно, истерика. Он взял со стола сценарий и сказал: «Пошли подышим!» И вот это меня спасло.
С одной стороны гостиницы «Аркадия», где мы жили, была Высшая партийная школа – там стоял бюст Ленина из белого мрамора, а рядом бюст Карла Маркса из чёрного мрамора. На них какали голуби, на них можно было облокотиться… И вот, пройдя буквально два метра, Витя начал вслух читать сценарий. Причём так, что, если бы не эти два бюста, я бы сразу упал на асфальт – у меня начались корчи, потому что устоять от гомерического смеха, слушая, как Павлов читал серьёзнейший текст, сил не было. Да ещё облокотясь то на ленинскую лысину, то на нос Карла Маркса… Это было так весело! Он вернул мои мозги на место, я понял, что, если уйду, то проявлю слабость. Плюс разразится грандиозный скандал – ведь половина фильма уже снята. Так что спасибо Вите – я сразу нашёл в нём отдушину, недостающее мне доброжелательство и, что самое главное, обрёл настоящего товарища. Если до этого я «барахтался», потому что всё меня выбивало из колеи (никогда на съёмочной площадке ко мне не было такого предвзятого отношения), то в этот момент я проснулся и перестал быть каким-то затравленным волчонком. К тому времени я давно был заслуженный артист, лауреат премии Ленинского комсомола, и был в полном порядке. Я успокоился. И это, кстати, стало в хорошую сторону на роли отражаться. И многое получилось"
Источник
