Сталин против русофобов
По материалам книги профессора Пыжикова "Корни сталинского большевизма"
Пропагандистский официоз, начиная с хрущевского правления, старался как можно реже упоминать о фундаментальных новациях, инициированных властью к середине 1930-х годов. Советская наука, со своей стороны, уверяла, что ничего существенного не происходило: просто имели место небольшие отклонения от марксистских канонов, вызванные культом личности Сталина.
Однако есть и другая точка зрения, позволяющая говорить об еще одной революции, произошедшей уже в СССР на рубеже 20х и 30х годов, в результате которых были разгромлены наиболее одиозные русофобские кланы под управлением Коминтерна, а страна начала крутой разворот, который я бы назвал имперской рецессией.
"Согласно марксистским канонам, главной целью партии провозглашалась мировая революция: именно на ее приближение (а точнее, разогрев) направлялись силы молодого советского государства. Россия же, как отдельная страна, интересовала большевистскую элиту преимущественно в качестве плацдарма или первой ступени для более масштабных революционных дел.
Более того, Россия, где большевики волею судеб оказались у власти, вызывала у партийного истеблишмента той поры стойкое неприятие; прежде всего это касалось ее прошлого, по их убеждению, отсталого и дикого. Иными словами, образ России ассоциировался с самыми негативными варварскими чертами.
Но большевистские идеологи шли дальше, ставя под сомнение употребление самого слова «русский». В частности, это не уставал повторять главный партийный историк М. Н. Покровский. Столп марксистской науки предрекал полное забвение терминов «русский» и «великорусский», от которых веяло контрреволюционностью. Вместо этого считалось правильным говорить о проживающих в России различных народах . Эта установка проводилась на всех крупных (не только партийно-советских) мероприятиях того периода. Например, на краеведческом съезде 1927 года приветствовался сбор сведений о культуре и быте различных национальностей страны. И когда один из участников призвал не забывать в этом отношении и о русских, его подвергли форменной обструкции .
Теория подкреплялась обильными "историческими изысканиями", в которых научно обосновывалась следующая мысль: русское прошлое представляет собой непрерывную череду грабежей и захватов других народностей. Изначальной родиной так называемых великороссов объявлялась небольшая территория между Окой и Верхней Волгой, где ныне расположена Московская промышленная область.
Из этого района распространялась экспансия проживавших там воинственных сил. Причем осуществлять завоевательную политику в западном направлении им было затруднительно, поскольку на пути оказывались намного более культурные и развитые литовцы, поляки, немцы, шведы и т. д. Войны с ними не приносили ничего, кроме неудач .
А вот на Востоке жили более слабые соседи, поэтому их беспощадное «искоренение» и стало целью московских владык. К концу XVII века удалось подчинить множество земель – русские отряды добрались аж до Тихого океана. В итоге эту огромную территорию и стали называть «Россией», а населявшим ее разнообразным народам было приказано именоваться «русскими», хотя подавляющее большинство не понимало ни одного слова из того языка, на котором говорили в Москве. Отсюда следовал вывод: «русский» означает не национальность, а лишь «подданство» по отношению к русскому царю! Вот, например, все крепостные крестьяне графов Шереметьевых назывались «шереметьевскими», так и все подданные русских царей считались «русскими» .
Большевистская пропаганда двадцатых годов с явным удовольствием эксплуатировала образ России, как «тюрьмы народов». Как авторитетно заявлял М. Н. Покровский, «Великороссия построена на костях «инородцев», и едва ли последние много утешены тем, что в жилах великороссов течет 80% их крови»
Определение «тюрьма народов» распространялось не только на Российскую империю под скипетром династии Романовых, но и на древнее Московское княжество. Его столица – признанный центр притяжения земель – воспринималась не иначе, как «укрепленной факторией в финской стране»
Тоже самое говорили и еще об одном великорусском центре – Нижнем Новгороде. С опорой на новейшие археологические данные утверждалось, что этот город не заложен, как считалось, в 1221 году, а возник на месте существовавшего «инородческого» поселения, разграбленного и разоренного русскими лет за пятьдесят до этого. Причем это было не просто поселение, а столица мордвы – народа, ставшего в ту историческую эпоху основной жертвой русских захватчиков.
В свете «передовой» большевистской мысли 1920-х годов никогда не были «Русью» и такие центры, как Новгород и Владимир . Да и Московское государство XVI–XVII веков не считалось национальным образованием великороссов. Помимо остатков финских племен, порабощенных ранее, оно вобрало в себя завоеванных татар, башкир, чувашей; тогда же произошло покорение мелких северных народностей, началось присоединение Сибири.
Таким образом, русские всегда прикрывались разговорами о благотворном влиянии на соседние земли, хотя на деле «собирали то, что лежало в чужих карманах» . Как заявил мэтр советской науки Покровский на первой Всесоюзной конференции историков-марксистов: «В прошлом мы, русские… величайшие грабители, каких можно себе представить»
Покровский не мог обойти свою излюбленную тему – участие в восстании нерусского населения. По его словам, поволжские народы громили помещичьи усадьбы и церкви, иными словами, все то, что считали «великорусским». При этом никакого преклонения восставших перед Пугачевым, объявившим себя российским императором, Покровский обнаружить не смог. Зато осознал другое: восстание потерпело неудачу потому, что не сразу двинулось на «логово великороссов» – Москву и Петербург.
На Всесоюзной конференции историков-марксистов он предусмотрительно просил не оказывать ему столь высокую честь и не связывать с его именем теорию «торгового капитализма». Авторство он уступал непосредственно Ленину, ссылаясь на отрывки из его известной работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»
Вождь пролетариата В.И. Ленин восторженно рукоплескал "корифею советской исторической школы":
ТОВ. М. Н. ПОКРОВСКОМУ
Тов. М. Н.! Очень поздравляю Вас с успехом: чрезвычайно понравилась мне Ваша новая книга: «Русская история в самом сжатом очерке». Оригинальное строение и изложение. Читается с громадным интересом. Надо будет, по-моему, перевести на европейские языки.
С ком. приветом Ваш Ленин. Написано 5 декабря 1920 г.
Образцом для литераторов будущего неизменно считался известный поэт Д. Бедный, с завидной регулярностью сочинявший пасквили на мракобесную Русь:
«Спала Россия, деревянная дура,
Тысячу лет! Тысячу лет!
Старая наша «культура»!
Ничего-то в ней ценного нет»
«Моею басенной пристрелкой руководил нередко Ленин сам», — писал с гордостью поэт.
Талант — это слово в отношении Бедного дважды повторил Ленин в известном письме в «Правду», когда между поэтом и редакцией создались ненормальные взаимоотношения, возник какой-то конфликт. И Ленину пришлось вмешаться. «Насчет Демьяна Бедного продолжаю быть за. Не придирайтесь, друзья, к человеческим слабостям! Талант — редкость. Надо его систематически и осторожно поддерживать. Грех будет на вашей душе, большой грех (во сто раз больше «грехов» личных разных, буде есть таковые...) перед рабочей демократией, если вы талантливого сотрудника не притянете, не поможете ему. Конфликты были мелкие, а дело серьезное. Подумайте об этом!»
Слово «не поможете» дважды подчеркнуто Лениным. Помочь таланту — вот о чем заботился Ленин.
Из воспоминаний Вл. Бонч-Бруевича о первых днях революции мы узнаем, что, когда появились «новые революционные произведения поэта, Владимир Ильич сразу понял значение Демьяна Бедного в предстоящей борьбе» и, когда зашла речь о привлечении его к административной работе, сказал: «Оставьте его... Ему не хочется... А пишет он хорошо... Нам это нужно... Пускай пишет... Это будет его революционной работой».
Можно с полным основанием утверждать, что их личные взаимоотношения носили доверительный и сердечный характер. И Ленин относился к поэту чутко и любовно. Известен такой, к примеру, эпизод. Под Новый 1920 год Демьян Бедный после Ленина выступал на праздничном собрании в Бауманском районе. Поэт говорил о Ленине. Думая, что Ленин уже уехал на другое выступление в Рогожско-Симоновский район, он, почувствовав сердечное расположение рабочей аудитории, построил свою характеристику Ленина весело, празднично, с легким любовным юмором. Аудитория покатывалась со смеху. Возможно, она приметила то, что не видел увлекшийся оратор: стоящего в дверях в накинутом на плечи пальто Ленина. «Велико было мое смущение, — пишет Д. Бедный, — когда я, выходя из бурно рукоплескающего собрания, напоролся на смеющегося Ильича». При этом Ленин, «расхвалив невероятно» речь, тут же предложил повторить ее на другом собрании — в Рогожско-Симоновском районе.
Демьян Бедный оказался первым русофобом, пострадавшим от Сталина.
Очередную порцию насмешек он выдал в стихотворных фельетонах осенью 1930 года: «Слезай с печки», «Перерва», «Без пощады» . Как обычно, их поместил на своих страницах главный пропагандистский рупор – «Правда». Д. Бедный писал о лени – «наследии всей дооктябрьской культуры» и исконной черте россиян, у которых в чести только сладкий храп и «похвальба пустозвонная». Удел России – «тащиться в хвосте у Америк и Европ», и дело социализма будет провалено, если полностью не переделать ее «гнилой, рабской, наследственно-дряблой природы». Особенно зло он высмеивал патриотизм прошлых времен: у Кремля кочевряжится Пожарский, Минин стоит раскорякой; а ведь эти народные герои – банальные взяточники, казнокрады. Поэт рекомендовал обратиться к историку Покровскому, чтобы узнать правду об этих героях, чей памятник следует поскорее убрать.
К удивлению многих, эта публикация вызвала гнев Сталина, что вылилось в специальное постановление ЦК ВКП(б) . О неожиданности такого поворота свидетельствует тот факт, что недоуменный Д. Бедный обратился за разъяснением к самому Сталину. И тот хладнокровно разъяснил ему свою позицию: позорить на весь мир Россию недостойно истинного пролетарского поэта, поскольку это бросает тень на рабочих, которые, совершив Октябрьскую революцию, не перестали быть русскими. Стихи Д. Бедного – «это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата
В следующем году Сталин сделал еще один публичный шаг в новом направлении. Теперь настал черед истории партии. В письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» вождь неожиданно провозгласил русских большевиков эталоном коммунистов, т. к. именно они смело выдвигали на первый план коренные вопросы революции и «являлись единственной в мире революционной организацией, которая разгромила до конца оппортунистов и центристов и изгнала их вон из партии»
В это же время была полностью разгромлена школа Покровского, его единомышленники репрессированы, а некоторые расстреляны - П. О. Горин, Т. М. Дубиня, Г. С. Фридлянд, Н. Н. Ванаг, И. Л. Татаров (Коган), В. З. Зельцер, А. Г. Пригожин
На рубеже 1920-1930-х годов подверглись демонстративному уничтожению национально настроенные русофобские группы, существовавшие в республиках. Показательные процессы широко освещались в прессе. На Украине прогремел процесс по делу «Союза освобождения Украины», проходивший в марте-апреле 1930 года в помещении Харьковского оперного театра.
В Белоруссии суд над группой Игнатовского-Жилуковича подвел черту под белорусским русофобским национализмом . По тому же сценарию и с теми же обвинениями была разгромлена группа националистов, включавшая местную интеллигенцию, кулаков и мулл, в Татарской автономной республике
20 марта 1934 года на заседании политбюро с участием приглашенных ученых Сталин сказал, что никуда не годятся первые представленные тексты учебников по истории. Он был недоволен наследием Покровского, подчеркивал роль русской нации, как в прошлом, так и сегодня собирающей другие народы . Иначе говоря, требовалась реабилитация русского патриотизма, русской истории. Наблюдатели той поры так характеризовали этот процесс: «Один за другим князья, цари, полководцы – строители государства Российского – поднимаются из мусорной кучи, в которую их сбросила революция, возводятся на старый карамзинский пьедестал… Экспансия государства и строительство самодержавия становятся в центр изучения как факты положительные» .
Советских ученых призывали равняться на лучшие умы отечественной науки: Ломоносова, Лобачевского, Попова, Сеченова, Павлова, Миклухо-Маклая и др.
Внедрение патриотизма, восхваление российского прошлого вело к логическому завершению новой идеологической архитектуры. Русский народ провозглашался самым передовым. «Правда» теперь неустанно писала о бескорыстной помощи, которую оказывает Россия братским народам страны: «Всей силой своего могущества РСФСР содействует бурному росту других советских республик… все нации, освобожденные от капиталистического рабства, питают чувства глубочайшей любви и крепчайшей дружбы к русским братьям.
Русская культура обогащает культуру других народов. Русский язык стал языком революции. На русском языке писал Ленин, на русском языке пишет Сталин. Русская культура стала интернациональной, ибо она самая передовая, самая человечная, самая гуманная» . Иначе говоря, русский народ объявлялся «старшим среди равных» , им гордятся, как гордятся своим старшим братом. Именно русские подняли знамя освобождения, совершили Октябрьскую революцию и указали другим народам царской России путь к светлой и радостной жизни . Как в новой доктрине уживались интернационалистические ноты и патриотические мотивы, можно продемонстрировать на примере А. С. Пушкина. В СССР его реабилитация и признание величайшим русским литератором произошла в начале 1930-х; до этого он считался типичной буржуйской обслугой
Понятно, что ленинская элита не могла существовать в идеологической атмосфере, «когда отрывки из коммунистического манифеста подаются в одной окрошке со славянофильством черносотенной окраски» . Зато новые партийцы - гвардия Сталина, ничем не связанные с интернациональным движением, с готовностью приняли государственную патриотическую доктрину. А ее создатель стал их подлинным кумиром.
Русский народ в сталинской интерпретации – путеводитель, первый среди равных, по бухаринской схеме просто растворялся в единой целостной общности. Бывший главный партийный теоретик всегда был склонен к русофобии, что проявилось и теперь. В одной из своих статей в «Известиях» он называет русских «наследниками проклятой обломовщины», «азиатщиной», «рассейской растяпой» . Будет большим благом, если на месте этой малосознательной аморфной массы, вызывающей лишь презрительное недоумение, возникнет новая здоровая общность – единый советский народ. Такая общность, уверял Бухарин, уже вырастает: следовательно, правильно говорить не о каком-то «старшем брате», а о самом передовом и мощном «советском народе». Эти соображения вызвали резкую отповедь Сталина, и очередное бухаринское покаяние («невольно ввел в заблуждение… выражаю глубокое сожаление») на сей раз не спасло...
(Забегая вперед, скажем, что идея Бухарина пережила сталинские идеологические новации: в 1970-1980-х годах будет востребовано именно это понятие – «единый советский народ».)
Как же сталинский «патриотизм» уживался с марксизмом, от которого вождь не собирался отказываться? Негативное отношение основоположников ко всему, что связано с Россией, для знающей публики не было секретом. Большевистская элита, преклонявшаяся перед Марксом и Энгельсом, не обращала внимания на их нелицеприятные антирусские выпады: это казалось мелочью на фоне грандиозных планов построения коммунизма. Сталин тоже игнорировал пренебрежительное отношение основателей великого учения к России, но постепенно начал внедрять мысль о том, что они просто не все знали и не все могли учесть. На откровенный разрыв с «самым научным учением в мире» он идти не собирался, чтобы играть роль преемника «великих умов», чьи имена «сплелись в единый венок» с именем Сталина
В действительности, Сталина никогда не заботило сбережение идейного наследия марксизма. Известно немало его пренебрежительных слов в адрес Маркса и Энгельса. Так, их учение об отмирании государства, на которое ориентировался и Ленин, Сталин отмел, а возникшие теоретические нестыковки объяснил изменившимися обстоятельствами: взгляды классиков будут применимы, когда социализм победит в большинстве стран, и когда появятся необходимые для этого условия. А однажды Сталин вообще заявил, что у основоположников имеются недостатки, вызванные влиянием немецкой философии, в особенности Канта и Гегеля . В 1934 году по его требованию из гранок журнала «Большевик» была снята статья Энгельса «Внешняя политика русского царизма», где внешнеполитические службы страны выставлялись шайкой бесстыдных аферистов, обслуживающих хищнические позывы самодержавия.
Точно также, как к Марксу и Энгельсу, Сталин относился и к Ленину. Весьма точную аналогию привёл один из моих комментаторов: "Сталин относился к Ленину также, как Путин к Ельцину"...
Идеологическое переформатирование большевизма, описанное Пыжиковым – весьма интересная и значимая страница советской истории. Однако, сегодня мы сталкиваемся с откровенным ее игнорированием, что связано не с научными, а, прежде всего, с политическими причинами. Разные круги явно не заинтересованы в подлинном освещении того, каким образом рождалась патриотическая доктрина в СССР.
Не менее интересен вопрос - на какой базис опиралась новая патриотическая доктрина. Что это были за люди? Откуда растут корни сталинской гвардии.