Правила жизни Джоан Роулинг

 

Один американский журналист спросил меня: «А это правда, что вы написали первую книгу о Гарри Поттере целиком на салфетках?» Помню, я едва сдержалась, чтобы не ответить: «Нет, дорогуша, на чайных пакетиках, конечно же».

Бедность – это унижение, страх, тоска и много других страшных слов. Только дураки романтизируют бедность.

Несколько лет назад я получила письмо от одной организации – кажется, американской, –которая хотела присвоить мне титул предпринимателя года. В ответ я написала, что очень сожалею, но вынуждена отказать, поскольку богатой я стать не хотела, а просто написала хорошую книгу, про которую с самого начала понимала, что она хорошая.

Наверное, поттеромания сродни битломании, так что могу сказать, что в какой-то момент я почувствовала себя, как кто-то из The Beatles, – но за одним исключением. Они могли повернуться друг к другу и сказать: «Ну вот, мы знамениты». А мне поворачиваться было не к кому.

Известность бывает разной, и известность писателя – особенная. Никто не будет посылать папарацци, чтобы караулить писателя в бикини.

Моя жизнь весьма обыденна, а кто-то даже назовёт ее скучной. Я люблю готовить, я люблю быть дома с детьми, и лишь время от времени я могу нацепить красивое платье и отправиться на премьеру.

Самое ужасное, что происходит сейчас в моей жизни, – это пустой холодильник. Да, прямо сейчас мой холодильник абсолютно пуст, и я понятия не имею, что мы будем есть на ужин. Такие дела. Ничего страшнее этого я припомнить не могу.

У меня никогда не получалось вести дневник дольше двух недель.

Я стараюсь не читать бабских книг, фэнтези и научной фантастики, но я готова дать шанс любой книге, если она лежит рядом, а у меня есть лишний час. Чтобы научиться писать, надо много читать — только это и помогает.

Я поклялась своему редактору, что никогда не возьму в руки «Пятьдесят оттенков серого».

В сказках не нужен секс. Никто не трахается на фоне единорогов.

Я не отношусь к своим книгам как к детям. Я смотрю на своего сына, и в моих глазах он идеален, но когда я смотрю на свою книгу, я всегда думаю о том, что бы в ней поменяла, будь у меня возможность.

Молодёжь не может знать, что такое старость. Но я ненавижу взрослых людей, которые забыли, что значит быть молодым.

Не понимаю, почему вдруг слово «толстый» стало самой страшной характеристикой человека. Неужели толстый хуже мстительного, завистливого, поверхностного, тщеславного, скучного или жестокого?

Никто в Британии не кажется мне таким лицемерным, претенциозным и нелепым, как самый обычный представитель среднего класса.

Люди обладают уникальным умением выбирать для себя то, что нужно им меньше всего.

Я бы хотела остаться в памяти как женщина которая получила всё, что возможно от того таланта, который ей был дан.

Мне нравится обыденность, с которой приходит смерть. Мы ожидаем звуков труб, величия, грандиозности, но первая смерть, с которой мне довелось столкнуться близко, — смерть моей матери — была пугающе обыденной: она просто умерла.

Больше всего на свете я сожалею о том, что моя мать так и не узнала, что я стала писателем.

Не так давно я встретила в магазине одну девушку. Ей было двадцать с небольшим, она подошла ко мне и сказала: «Можно я вас обниму?» Я кивнула, и мы обнялись. А потом она говорит: «Вы – это моё детство». Такие вещи нечасто слышишь.

Мне кажется, что самое ужасное в войне – это дети, оставшиеся без родителей.

Я всегда говорю громко. Когда тебе есть что сказать, ты не можешь шептать.

Не просри свой шанс, когда весь мир смотрит.