Убийства без следов. Ленин инициировал «камеру» ядов для неугодных
8 апреля 1953 года пять сотрудников Херсонской сберкассы СК были найдены мертвыми на рабочем месте. Касса ограблена на 48 тысяч рублей 12 копеек. Следственная экспертиза определила, что все пятеро скончались от острой сердечной недостаточности. Отпечатков на месте преступления не обнаружено. Никаких следов насильственной смерти не было. Это уже третье аналогичное преступление в области, а предыдущие два еще не были раскрыты. Следователь думал — как могут пять человек умереть собственной смертью с идентичным диагнозом? Это чрезвычайное происшествие, которое немедленно попало в Москву и было строго засекречено.
И тут кто-то вспомнил о профессоре-докторе Майрановском Г.М., который сидел в лубянской тюрьме по делу «врачей-отравителей».
Доктор медицинских наук, профессор, с 1937 по 1951 год — руководитель «Камеры» — секретной лаборатории НКВД-МГБ, которая разрабатывала специальные ядовитые вещества для политических убийств.
Псевдоним — «Доктор Смерть». Когда Майрановского ввели в комнату следствия, вся его фигура выражала полную покорность и угодливость. Полковник поинтересовался условиями содержания и как бы невзначай спросил, существует ли невидимый яд, приводящий к сердечному приступу. Майрановский очень боялся пыток, поэтому отвечал быстро и подробно.
Один из его ядов действительно не оставляет следов в организме и создает полную иллюзию смерти от сердечного приступа. Яд изготовлен по заказам и был гордостью его специальной разработки. Но из лаборатории никто вынести его не мог, даже сам доктор. Реально похитить яд мог только тот, кто курировал работу, — первый замминистра госбезопасности Огольцов.
Следователь задумался, Огольцов при всем желании не мог вынести яд, так как был арестован и сидел по обвинению в убийстве Михайлова. Единственный, кто еще имел доступ к ядам — доктор химических наук Дуппель Игорь Евстафьевич 1901 года рождения, бывший сотрудник сверхсекретной лаборатории по производству яда для политических убийств. По документам в 1951 году он покончил с собой. Получалось, что Дуппель наложил на себя руки как раз перед арестом Майрановского.
Следователь срочно запросил все материалы по лаборатории Х.
У этого сверхсекретного объекта было много названий: кабинет, лаборатория Х, камера. Само существование «Камеры» было тайной за семью печатями, даже в НКВД о ней знали единицы. Ее создали в 1921 году по личному указу Ленина. Первыми жертвами произведенных ядов стали председатель ОГПУ Менжинский, Куйбышев и писатель Максим Горький.
С приходом в 1938 году нового наркома Берии научное подразделение модернизировали.
Бактериологический отдел возглавил профессор Муромцев, работу с ядами — Майрановский, Берия поставил задачу четко и ясно: продукция должна отвечать требованиям, чтобы смерть или болезнь жертвы казались естественными или, по меньшей мере, давали такие симптомы, которые поставят в тупик врачей и следователей, расследующих уголовные преступления.
Майрановскому выделили здание, примыкавшее к внутренней тюрьме на Большой Лубянке. Живым материалом для испытаний стали заключенные, приговоренные к смерти.
Майрановский всегда мечтал о научной карьере, но не сумевший защитить диссертацию, понял, что это его шанс. Он приступил к работе с энтузиазмом. Первые опыты в лаборатории смерти провел с производными соединения иприта. Такой яд казался очень удобным: бесцветный, безвкусный и действовал наверняка. Потом Доктор Смерть перешел на рицин — растительный белок, содержащийся в семенах клещевины.
Именно тогда, в 1939-м, Майрановский и пригласил к себе бывшего коллегу по Институту экспериментальной медицины доктора Дуппеля, который специализировался на рицине. Майрановский сразу раскрыл технологии исследования. Опыты ставились на приговоренных к смерти. Поэтому моральных терзаний тут быть не может. Амбициозный Дуппель был польщен предложением работать в самой прогрессивной лаборатории того времени.
В группе Майрановского было от силы человек двадцать. Двери лаборатории были снабжены смотровыми глазками и выходили в просторный приемный покой. Во время обработки очередных подопытных здесь постоянно дежурил кто-нибудь из сотрудников МГБ, контролируя ядовитый процесс. Отчеты врачей тщательно сверял заместитель Берии Огольцов, что гарантировало полный контроль над опытом.
За пациентом наблюдали уже полчаса, но результатов не было. Дуппель от скуки делал бумажные самолетики. Вдруг заключенный захрипел и стал задыхаться. Губы посинели, руки со скрюченными пальцами дернулись несколько раз, словно подгребая побольше воздуха. В последнем предсмертном напряжении человек выгнулся буквально дугой на больничной кушетке, потом тело обмякло, глаза закатились. «Смотрите, вроде кончился», — сказал Дуппель, щупая пульс.
«Не годится», — Майрановский внимательно осмотрел только что умершего. «Слишком очевидны клинические проявления. Ну разве так выглядит скончавшийся от сердечного приступа?».
«Да, — согласился Дуппель, — любой фельдшер, не то что врач, глядя на нашего покойничка, скажет, что здесь не обошлось без посторонней помощи». «А вы, Григорий Моисеевич, и впрямь сталинский доктор Менгеле», — пошутил Дуппель.
Майрановский ухмыльнулся и принялся смешивать новый препарат с меньшей дозировкой яда. Дуппель отправился за следующим пациентом. Действие каждого из других ядов: дигитоксина, талия, колхицина, яда кураре, опробовалось на 10 подопытных. Наиболее мучительной была смерть от аконитина, которым Доктор Смерть отравил десятки человек. Сначала яды подмешивались к пище или воде, давались под видом лекарств до и после еды или вводились с помощью инъекций. За мучениями жертв, не умерших сразу, экспериментаторы наблюдали в течение 10 — 14 дней, варьируя концентрацию этих веществ. Майрановский и Дуппель тщательно записывали результаты в отчет. Если за это время смерти не наступало, несчастного списывали в расход.
Помимо самих ядов проблемой был и способ введения их в организм жертв. Было опробовано традиционное введение яда через кожу, которую смачивали ядовитым раствором. Потом возникли идеи использования тростей, колких предметов или стреляющие авторучки. Когда Дуппель показал это изобретение, Майрановский пришел в восторг. И сразу предложил опробовать на очередной жертве.
Но особенно Майрановскому нравилась его собственная идея отравленной подушки. На нее распыляли яд без запаха, от которого заключенный засыпал и больше не просыпался. Разработкой пылеобразных ядов, проникающих через вдыхаемый воздух, Майрановский занимался по прямому заданию Берии.
В лаборатории Х разрабатывали также технологии убийства отравленными пулями. Позднее Майрановский признал, что иногда стрелял в один и тот же объект до трех раз. Ведь по инструкции, если жертва не умирала после первого ядовитого выстрела, следовало испытать другую пулю, снаряженную уже другим ядом.
В конце концов нашли яд с требуемым свойствами — К2. Он убивал жертву быстро и не оставлял следов. Для надежности устроили независимую экспертизу. Труп одного из отравленных был привезен в морг института имени Склифосовского, и там патологоанатомы произвели обычное вскрытие. Диагноз ничего не подозревающих врачей был однозначным: человек умер от острой сердечной недостаточности. За эти достижения Майрановскому присвоили звание профессора.
Дуппель произносил тост за тостом за нового профессора. Сам же, зажав рюмку ладонью, не допив до конца, выливал остатки коньяка на пол. Когда Майрановский упал носом в стол, Дуппель тихонечко встал и прошел в соседнюю комнату, вскрыл сейф и достал одну из склянок с ядом К2. Ее он положил в заранее приготовленный контейнер и спрятал в свой саквояж. Потом сел за стол и притворился таким же пьяным, как и Майрановский, дожидаясь, когда охрана развезет врачей по домам.
Непосредственными кураторами лаборатории Х были такие шишки госбезопасности как Судоплатов и Меркуров. Все санкции на отравления давало высшее политическое руководство — Сталин или Хрущев.
Во время Первой мировой войны кайзеровская Германия провела целый ряд биологических диверсий. Немецкие агенты заражали сибирской язвой и сапом лошадей в России, Румынии и Франции. Также немцы пытались вызвать эпидемию холеры в других вражеских им государствах, прежде всего в Италии.
В 1925 году международный женевский протокол категорически запретил использование биологического и химического оружия. Протокол подписали 60 государств, в том числе и СССР, не ратифицировали протокол только США, Бразилия и Япония. Но несмотря на принятие протокола, все прекрасно понимали, что никто химическое и биологическое оружие со счетов не спишет, и достижения в бактериологии могут стать решающими в любом вооруженном конфликте.
В июне 1946 года с санкции Сталина в Ульяновске Судоплатов и его сотрудники отравили польского гражданина инженера Саммита. В сентябре в поезде смертельной инъекцией был убит украинский националист Александр Шумский. В 1947 году таким же ядом были убиты архиепископ украинской униатской церкви Задор Бомжа и шведский дипломат Рауль Валленберг.
Выдержать такой конвейер смерти в лаборатории не смогли даже самые закаленные специалисты. Сотрудник госбезопасности полковник Филимонов, охраняющий этот спецобъект, ушел в безнадежный запой уже после десяти экспериментов. Еще двое его коллег получили серьезные психические расстройства. Сотрудники спецлаборатории Щеголев и Щеглов покончили жизнь самоубийством.
Этим и воспользовался Дуппель. Он решил инсценировать самоубийство. К началу пятидесятых он поднакопил деньжат и собрал достаточную коллекцию ядов, таская по крупицам из лаборатории. Но для начала надо было отомстить Майрановскому, и он настрочил анонимку заместителю министра госбезопасности Рюмину, который в это время фабриковал заговор врачей-отравителей. Затем Дуппель взял еще один чистый лист, обмакнул перо в чернильницу и сотворил предсмертное письмо, где живописно описал свои переживания от вида мучений жертв и нечеловеческие угрызения совести; он де не в силах более наблюдать эти жуткие муки людей, даже виновных, сознавая, что именно он обрек их на эти страдания.
Дуппель самодовольно ухмыльнулся, обнаружив в себе склонность к высокому слогу. Потом в новой солидной одежде он отправился за город к Москве-реке, куда сбросил свою знакомую всем фетровую шляпу и дорогое твидовое пальто. А сам, прижимая к груди саквояж с капиталом — ядами, отправился на станцию.
Через три дня, 13 декабря 1951 года, Майрановский был арестован органами. Обвинения звучали весьма неожиданно: должностная халатность и незаконное хранение сильнодействующих веществ. Причем, халатность Майрановского состояла в том, что при выполнении нескольких спецакций его яды не сработали, и операции чекистов оказались проваленными.
А Дуппель на перекладных добрался до Херсона. Этот город он выбрал, потому что там проживал его сосед по двору Антон Жмаков по кличке Жмак, который еще в двадцатых сел за убийство, а в сорок восьмом освободился. Открыв двери, Жмак сперва не узнал бывшего дворового друга, что спустя столько лет было неудивительно. Лишь только после совместных воспоминаний стало ясно, кто есть кто.
Дуппель первым делом сказал, что Жмаку бояться нечего, так как он, Дуппель, с властью больше не сотрудничает, сам в бегах и просит бывшего уголовника помочь ему.
Жмак согласился и позвал сожительницу накрывать на стол.
Антон Жмаков с детства отличался садистскими наклонностями, впрочем, как и Дуппель. В семилетнем возрасте они вместе препарировали кошку в подвале, чтобы узнать, что у нее внутри. Тогда на кошачий визг прибежал дворник и выпорол обоих. Позже, в 20-х, связавшись с бандой головорезов, Жмак уже убивал без шума и тщательно проверял, чтобы жертва не оставалась в живых. После нескольких отсидок Антон решил завязать с уголовным прошлым.
Дуппель достал из саквояжа красивый кожаный футляр и преподнес Жмакову. Это были позолоченные часы в знак расположения и доброй воли. Для бывшего вора это было неслыханным подарком. Сожительнице тоже достался презент — плоская коробочка в цветной обертке с ленточками. Открыв ее, женщина ахнула: там был шейный газовый платочек их тех, что только входили в моду. Довершили дело дорогие напитки, балык, икра из саквояжа Дуппеля.
Опорожнив первые поллитра, Дуппель стал рассказывать о чистках и расстрелах на Лубянке, причем выглядел страшно запуганным, сказав, что взяли его начальника и следующим должен быть он. «У меня теперь одна дорога: или к стенке под пулю или к вам, с властью мне не по пути», — простонал химик.
Потом Дуппель предложил идеальное убийство, чистое во всех отношениях и рассказал, что нашел яд, который не оставляет никаких следов.
Но Жмаков оказался крепким орешком, сказав, что завязал с криминалом, помочь постарается, но в делах больше не участвует, так как больше всего ценит свой пункт стеклотары и спокойный сон.
А Дуппель описывал бескрайние перспективы идеального яда. Глаза мокрушника на секунду блеснули, но он взял себя в руки и молчал, сжав челюсти.
Тогда Дуппель попросил его взглянуть на новые часы и дать ответ через три минуты. Вдруг сожительница зашаталась, изо рта пошла пена, Жмак кинулся к любимой, пытаясь удержать ее голову в руках. «Воды, дай воды», — кричал он Дуппелю, но тот протянул ему какую-то склянку и велел выпить немедленно.
«Я ее отравил — это противоядие».
Жмак бросился на доктора, но тот успел сказать, что тот тоже на крючке.
«Ты тоже отравлен, я нанес яд на внутреннюю сторону часов, он уже впитался в твою кожу, так что решай, если ты в деле, я дам тебе противоядие, если нет — найду других. Отребья, как ты, полно, а гениев, как я — единицы».
Первой жертвой стал ювелир Вайсман. Дуппель капал на его настольную лампу яд, поражающий дыхательные пути. Когда ювелир заснул вечным сном, Жмак обчистил мастерскую. Потом были богатые вдовы, коллекционер антиквариата, ломбарды.
Сбытом краденого занимался Жмак, но Дуппелю этого мало.
...В 8-й херсонской сберкассе день был напряженный: привезли пенсию. Когда закрылись на обеденный перерыв, две сотрудницы облегченно вздохнули и достали домашние пирожки. В этот момент в дверь постучали.
«Касса закрыта на обед», — раздраженно крикнула директриса. Но постучали снова, она открыла дверь и увидела представителя санэпидстанции. Все обрадовались, так как в помещении и в городе было полно крыс, которые были бичом стареньких херсонских квартир и государственных учреждений.
Вошли двое мужчин в медицинских халатах, с масками на лицах и в перчатках, очень вежливо поздоровались и предъявили документы. Они сказали, что по новому постановлению санобработку надо проводить в обеденный перерыв, чтобы не закрывать кассу.
Они побрызгали помещение каким-то раствором от крыс и насекомых, не опасным для людей, в доказательство чего сами сняли маски. Потом разбросали в щели крысиный яд и приступили ко второй части дезинфекции.
На юге Украины участились вспышки сыпного тифа, поэтому всем госработникам во избежание эпидемий предписывалось пройти профилактику. Одна из сотрудниц первая вызвалась выпить профилактический раствор, санитары объяснили, что этот препарат повышает стойкость организма к болезнетворным бактериям. В стерильные стаканчики один наливал воду, а другой капал пипеткой строго отмеренное количество капель. Его движения были точны, как у аптекаря. Каждый из присутствующих работников выпил «профилактический» раствор, а санитары отправились в туалет мыть руки.
В 1950 году были ликвидированы государственные санитарные инспекции и их полномочия перешли к местным санэпидстанциям, но предприятия продолжали трепетать перед санитарными комиссиями, поэтому директору даже в голову не пришло позвонить в районную инспекцию и переспросить, действительно ли в ее кассе должна пройти внеплановая санобработка.
Через три минуты, помыв руки, санитары вернулись. В помещении было тихо, как в морге. Женщины неподвижно лежали на своих рабочих местах. Никто из них не подавал признаков жизни. Отравители даже не стали проверять пульс — у них было дело поважнее. Один из них вынул из саквояжа фомку и опытным движением руки взломщик открыл сейф. Жмак аккуратно сложил деньги в саквояж, а Дуппель аккуратно сложил стаканчики с помощью пинцета в специальный герметичный контейнер.
...Следователи, изучая материалы лаборатории, обнаружили, что дело о самоубийстве Дуппеля закрыли с нарушением всех правил протокола: его тело так и не было обнаружено. Из улик, указывающих на смерть, была только одежда и найденная предсмертная записка. Неожиданные смерти на Украине заставили Молчанова немедленно вылететь в Херсон. Это было его дело. Как оказалось, одна из жертв все же выжила — директор сберкассы. Она говорила с трудом, но подробно рассказала о дне отравления. Ни вкуса, ни запаха у жидкости не было, и она всем показалась обычной водой.
Молчанов уже понял, что это был пресловутый К2. Директор описала внешность отравителей. Один из них состоял на учете в органах как отсидевший бандит, ныне работающий в пункте приема стеклотары. За Жмаком установили слежку, старый волк почувствовал её сразу, но делал вид, что ничего не замечает, и продолжал идти размеренным шагом. Он спрятался за угол дома и схватил оперуполномоченного за плечи, сказав, что хочет сдаться, и расскажет, как взять Дуппеля, но в отделение не пойдет, так как без противоядия ему хана. Ему противно, когда простые бабы вот так подыхают от какой-то там химии, а он — честный вор-домушник. Он все готов отдать, только чтобы прекратить этот кошмар.
Оперуполномоченный согласился, но только в обмен на новые документы Жмаку и его женщине и выход на румынскую границу. В квартире следователи обнаружили Дуппеля, который был силен и упорно сопротивлялся, а затем заявил, что шантаж ядами — это блеф, не стал бы он свое творение на мелочь расходовать...
Жмак отправился снова на десять лет в лагеря, Дуппель получил высшую меру наказания — расстрел. А дело Майрановского приняло новый поворот.
На допросе 27 августа 1953 года он подробно рассказал, что все опыты проводил по личному поручению Берии. Ниточка потянулась, и дело отравителей стало одним из ударных эпизодов. В ходе следствия по делу Берии в 1953 году Лаврентий Павлович признал, что был в курсе, но тут же спихнул ответственность на Меркулова. Потом сказал, что все указания по поводу лаборатории получал лично от Сталина. Берию приговорили к расстрелу, а Доктор Смерть еще мог пригодиться Кремлю. Ему дали десять лет тюрьмы. После отсидки бывшему профессору указали новое место работы — заштатная биохимическая лаборатория в Махачкале.
Но заведовать ему пришлось недолго. Он скоропостижно скончался от острой сердечной недостаточности, как и сотни подопытных в лаборатории Х. Папка с делами этой лаборатории хранится в архиве КГБ и до сих пор составляет тайну.
Мария Семенова