Сергей Филиппович Викулов: мини-мемуары о жизни в Уфе
См. также: «Профессию научного работника я не выбирал, она меня сама нашла»
1. Я - житель городской, жил в Уфе с момента рождения в 1933 г. и до отъезда в Ленинград на учёбу в 1952 г. Но красоту Башкирии в первый раз увидел в 1951 году, когда во время летних каникул в Авиационном техникуме я ездил по республике в составе бригады Добровольной пожарной дружины. Нас было 4 человека, и мы в Бирском и Мишкинском районах приводили в порядок ручные пожарные помпы (они все стояли засохшие и непригодные для применения в случае пожара). Такие красивые места увидели! А потом, уже через много лет, я сплавлялся на понтонах по Белой и два раза по Юрюзани. По рекам тогда вели молевой сплав. В месте впадения в реку Уфа брёвна отлавливали и направляли на переработку. Затонувшими брёвнами-плавником было устлано всё дно реки от чего она портилась.
2. Отец мой из Забайкалья. Там, говорят, много Викуловых. Они с дедом плотничали, пилили брёвна на доски ручной пилой с использованием высоких козел. Тогда пилорам не было, и плотники кочевали туда, где была работа, где были нужны доски. Потом отец поступил в пожарную команду и, несмотря на то, что ему не удалось получить более-менее фундаментальное образование, благодаря своему трудолюбию он стал начальником пожарной команды.
3. Мать родом из Иглинского района Башкирии. У неё было три брата. Один, старший, умер до войны. Второй, средний, ушёл на фронт, был санитаром и погиб. Третий, Фёдор, с фронта вернулся, но был ранен, долго болел, работать даже не мог. И умер.
4. В Иглинском районе была небольшая деревня, домов на 20, которая называлась Озёрки. В центре деревни было озеро, отсюда и название. Рядом деревенька ещё меньше, она так и называлась Семидворка. Сейчас этих деревень нет. Когда послевоенные перестройщики решили, что малые деревни не переспективны, жителей выселили. Кто-то уехал в райцентр Иглино, кто в Уфу. Землю под деревней распахали, а потом забросили. Несколько двоюродных братьев и сестёр (в семьях было по 3-5 детей) жили в Уфе, в Иглино, работали в селе. Не забуду какие руки и пальцы были у одной из моих двоюродных сестёр, которая всю жизнь проработала дояркой. Пальцы у неё были все скрючены и не разгибались. А у одной из тёток спина не разгибалась. Да, это вам не Кубанские казаки, сытые, поющие и счастливые, хотя и мои родственники тоже пели и ещё как.
5. В Уфе живут мои двоюродные сёстры и братья. Раньше, когда все мы были помоложе, они в праздники собирались и пели старинные русские и украинские песни, такие как "Хас-Булат удалой, востра сабля твоя…", "Распрягайте, хлопцы, коней…", "Шумел камыш…" и другие. Под окна квартиры, где они пели старинные песни, собирались люди и слушали как на концерте.
6. Матери не довелось учиться в школе. Перед войной активно работал ликбез. Кто не знает - это ликвидация безграмотности. По домам ходили учителя, общественники и обучали людей азам грамоты. Читать мать так и не научилась. Но была любознательна от природы, как и вся родня по их линии. Отец читал ей вслух Пушкина о Дубровском, Толстого "Воскресение", поэмы Тараса Шевченко, например, о Катерине. Она слушала и плакала.
7. Помню первый день начала войны. Мы жили в большом дворе пожарной команды. И вот как то пацаны двора собрались и пошли смотреть, как живут больные в психиатрической больнице. Вернулись с самодеятельной экскурсии и узнали, что началась война. Мы не знали что это такое, но как-то вдруг сгустилась атмосфера вокруг и мы почувствовали тревогу. А потом стали призываться мужчины, в том числе мой отец. Его послали на восток, и он всю войну прослужил в Монголии, там тоже дислоцировались войска, которые потом воевали с Японией. Не всё было гладко с мобилизацией. Один наш знакомый, муж моей крёстной матери, прятался, не хотел идти на фронт. Нашли, отправили в армию. Вскоре погиб. Видимо было у него предчувствие.
8. Самое яркое воспоминание времён войны – школьная ёлка, которую организовали учителя для младших классов. А главное было не в том, как мы хоровод водили вокруг ёлки, а то, как после этого нам дали по стакану какао и бутерброд. Прошло более 60 лет, а я это помню. Во время войны и в послевоенные годы я ездил в пионерлагеря, где был барабанщиком.
9. В школу мы пошли с 8 лет. В сентябре 1941 г. набор был смешанный, Но вскоре нас разделили на мужские и женские школы. С тех пор я так и учился раздельно. Сначала в 26 мужской средней школе, потом - в техникуме. Наша группа была мужской, потому что на специальность технологов-машиностроителей поступали в основном мальчики. В военной академии, где я учился после техникума, в те годы девчонок не брали. Так и рос.
10. В начальных классах (1941-1944 гг.) в нашем классе была учительница, которую звали Екатерина Алексеевна. Хорошая была женщина и учительница. Но в войну ученички были разболтаны, безотцовщина. Однажды она сорвалась и кинула мел в одного из нас. Непедагогично, конечно, но тот сразу притих. Проняло его. В то время в учебниках на портретах Блюхера были выколоты глаза. А когда, искренне желая выяснить суть понятия - что такое гений, задал вопрос "А что это такое?", она не смогла дать научного определения и ответила коротко: "Ну вот, например, Сталин и Ленин - это гении". Все ученики закивали головами, всё стало понятно.
11. В младших классах основная игра была - в прятки. Любили и футбол. Для игры шили себе мячи из тряпок. Иногда играли и в лапту.
12. В войну жили крайне плохо, было голодно. В техникум я ходил в стёганых брюках, свитере и валенках. Некоторые учащиеся техникума ходили даже босиком. Хлеб выдавали по карточкам. Как то я ходил выкупать хлеб. Всех, кто имел карточки, прикрепляли к одному из магазинов, как правило, по месту работы. Получил, вышел на крыльцо, присел, чтобы собраться, а карточки подсунул под себя. Потом встал и пошёл домой, а карточки остались на крыльце. Оставил мать, сестру и себя без хлеба - основного продукта пропитания. Мать меня от горя побила, конечно. Боли не помню, но чувство вины перед ними до сих пор не прошло. От голода у матери ноги опухали. До получения пайки хлеба есть было нечего. После получения я съедал свою норму и шёл в школу. У нас жила родственница из деревни, которая работала буфетчицей в Совнаркоме Башкирии. Мать, чтобы подкормить меня и сестру, обменяла ей швейную ножную машину Зингер на буханку хлеба. Что такое была машина Зингер в то время… В нынешнем ресторане Уфа во время войны и после кормили полуголодных детей по талонам. Ели лебеду и крапиву. Даже покупали на базаре картофельные очистки, они были, конечно же, дешевле картошки. Когда я учился в техникуме, мы с ребятами зарабатывали на разгрузке вагонов, погрузке мешков в баржи и прочей такой простой работе. Тяжело было для шестнадцати лет, но надо было жить в тех условиях.
13. Выкопанную картошку хранили дома в подполе. Открывали люк, с керосиновой лампой спускались вниз, набирали и поднимали наверх. И вот однажды я нечаянно наклонил лампу, и самая малая толика керосина вылилась на картошку. Тогда я ещё не знал, что керосин имеет особенное проникающее свойство. Поэтому на это не обратили внимание. В результате всю зиму пришлось есть картошку, которая отвратительно пахла керосином.
14. Сейчас вокруг нас - радио, телевидение, интернет… А во время войны, хоть и жили мы в городе, но радио у нас не было. Рядом с домом была, тем не менее, подводка радио. Приходилось вечером, когда темнело, подсоединяться к оголённым проводам этой подводки и слушать трансляцию. Дома у меня был один наушник, через него я впервые прослушал оперы Пиковая дама, Евгений Онегин. "Слыхали ль вы?"
15. В годы войны и далее - до ухода в Академию в 1952 году, мы жили рядом с парком имени И.Якутова, на улице Ленина, 67. Там была и есть пожарная команда. Мы, пацаны, состояли в добровольной пожарной дружине. Нам выдали каждому пожарную каску и брезентовый ремень. Были даже эпизоды, когда нас вывозили на тушение пожаров. На одном из них, на территории центрального рынка, тушили палатку. В результате я испортил тапочки, в которых ходил. Мать была страшно расстроена. В то время купить тапочки было проблемой. И денег нет, и купить негде, всё продавалось, а точнее, распределялось по талонам.
16. Когда война окончилась, стали возвращаться отцы. У одного из наших ребят, его фамилия Ласточкин, отец воевал, но в мирной жизни он был клоуном. И он пришёл к нам, выступал. Тоже воспоминание незабываемое.
17. Самая сильная команда Уфы в 40-е годы была, естественно, Динамо. Потом - Локомотив. Потому что в те годы Динамо была командой МВД, а это было суперминистерство. А Локомотив - команда МПС, которое возглавлял Каганович. На матчи мы ходили, но билеты не брали, денег не было. Подлезали под забором и потом сидели на кромке поля.
18. Тюрьма в Уфе была в центре города на ул. Достоевского. А колония была в Старой Уфе. Там жил будущий герой Александр Матросов, по официальной версии закрывший вражескую амбразуру своим телом.
19. Колхозный рынок тоже был в центре города, сейчас там авиационный институт. А раньше институт был там, где сейчас авиационный техникум, на пересечении улиц Ленина и Революционной.
20. После войны в Уфе работали пленные немцы и японцы. Они строили дома и дороги. Их возили на бортовых грузовиках, в углах кузова стояли автоматчики.
21. В детстве катков не было. Катались на коньках на улице по тротуарам, которые были покрыты толстым утоптанным слоем снега. Коньки привязывали к валенкам верёвками. Иногда цеплялись проволочными крюками за машины. Особенно в тех случаях, когда машина поднималась в гору, например, с вокзала. Летом делали самокаты из досок и шарикоподшипников. Помню приятелей тех лет: Вову Гусева, Юру Карасёва, Ивана Буйлова, Виктора Игнатенко, Флюра Баталова. В нашем дворе жили русские, украинцы, мордва, марийцы, чуваши, татары, башкиры. Местом игр был парк Якутова, бывшее кладбище, заросшее тополями. Тополя были огромными, летом они цвели, пух лежал ковром сантиметров до 15. От малейшей искры пух вспыхивал и горел как порох. Сгорел деревянный кинотеатр, горели заборы. Потом эти тополя-гиганты спилили и засадили другими деревьями, без пуха. Сейчас парк благоустроен намного лучше.
22. Многие годы центральной была улица Ленина. Её и начали асфальтировать первой. Асфальт варили в огромных котлах, нагревали асфальтовую смесь дровами. Мешали горячую смесь огромными металлическими кочергами.
23. В 1948 году, когда я поступал в УАТ, вместе с нами, мальчиками 15 лет, приходили учиться мужчины, прошедшие службу в армии в войну и послевоенный период. Тогда служили дольше, чем сейчас, например, у нас в группе был моряк, который отслужил 5 лет. Ближе к окончанию техникума он женился на нашей преподавательнице литературы. Её звали Анна Ананьевна.
24. Я пошёл учиться в техникум по одной причине. Было трудное послевоенное время, мать поднимала нас двоих с сестрой, трудилась работницей на заводе. Грамотность ограничивалась одним словом, которому научилась в ликбезе перед войной. А в техникуме выплачивалась стипендия в 40 рублей. Поэтому после седьмого класса пришлось пойти из школы в техникум. Правда, не обошлось без курьёза. Я решил поступить в электротехнический техникум. Жарким майским днём пошёл сдавать документы, хотя точного адреса не знал. Не нашел электротехнический техникум и пошёл в авиационный техникум. И потом не пожалел, хотя неизвестно как бы сложилась судьба иначе.
25. А вообще я хотел стать моряком. Читал Станюковича, Новикова-Прибоя. К моменту окончания техникума я решил пойти в морское училище. В военкомате, к которому я был приписан, разнарядка была только в Севастопольское среднее медицинское училище. Два недостатка: опять среднее и не техническое, а медицинское. Но море звало. Через некоторое время мой друг Дима Кравченко, который стоял на учёте в другом военкомате, сообщил мне, что у них есть разнарядка в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию. И я поменял решение.
26. В 1951-52 гг., когда мы учились в Уфимском авиационном техникуме, после сдачи каждого весеннего экзамена спускались на Белую к станции Динамо, брали лодки и гребли на Дёму, там отдыхали. 27. В те годы (1948-1953) было мало газет, иногда они вывешивались на стендах для общего ознакомления, не было развитой системы радио и телекоммуникаций. Поэтому были очень распространены лекции, которые состояли из двух частей: о внутреннем и внешнем положении. Особенно популярны были лекции заезжих специалистов из Москвы.
28. Преподаватель сопромата Миков, сам того не желая, расслаблял нас перед экзаменами. На консультации он почти по всем вопросам говорил: ну что тут такого? Р/F, Р/F (пэ на эф, пэ на эф, т.е. отношение силы к площади даёт напряжение в сечении стержня). А вообще у нас были очень хорошие преподаватели. Они по- отечески относились к нам. Куратором нашей группы был Денисов. Он давал нам много житейских советов. Помню Исмагилова, который заведовал учебным процессом. Преподаватель химии, Софья Гареевна, как-то во время занятия прервала рассказ и спросила у меня - о чём я задумался. Не помню уж о чём я думал, Едва ли о чём-то высоком. Но меня тронуло и запомнилось внимание, которое она проявляла к нам. Интересным были занятия в хоре, который очень активно работал. Мы выступали не только у себя, но и на выезде. Помню директора техникума Ковалёва, которого прислали, как говорили, из Москвы. Правда, он запомнился, главным образом, тем, что когда открывал дверь, то вынимал платок из кармана и через платок прикасался к дверной ручке. Это смотрелось очень необычно.
29. Из 4-х лет учёбы два были отведены, главным образом, для того, чтобы изучить школьную программу 8, 9 и 10 классов. А ещё два года уходили на изучение специальных дисциплин: сопромату, теории резания, технологии изготовления авиационной техники, допускам и посадкам и др. В последующем стали принимать после десятилетки, но обучали меньший срок. У нас было много практики: техникум имел большие мастерские, где мы учились слесарному делу, изготавливали молотки, штангенциркули. По зубилу положено бить не глядя. Когда промахивался, разбивал руку в кровь. Потом работали на станках: токарных, фрезерных, строгальных, сверлильных, револьверных. А после этого была практика на "моторном" заводе, в технологических отделах цехов. С удовольствием и интересом ходил по цехам, где можно было смотреть на то, как делались не только реактивные двигатели, но и комбайновые. Иногда выпроваживали из цеха, поскольку там делали военную технику. До сих пор помню эти цеха, запах кузниц, механических и сварочных цехов. Тогда стали переходить от клёпаных конструкций самолётов к сварным. Клёпаные конструкции фюзеляжа самолёта были трудоёмкими и недостаточно прочными. Поэтому в нашу бытность началась подготовка техников-технологов по сварке.
30. В техникуме в качестве дипломного проекта мне было задано разработать технологию обработки лопатки турбины реактивного самолёта. Интересно, что в последующем мой двоюродный брат Владимир Кузнецов, много лет работал на "моторном" заводе полировщиком лопаток турбины. Руководителем у меня был преподаватель из авиационного института. Когда я закончил разработку проекта, руководитель предложил мне сходить в институт и познакомиться с аналогичным проектом студента-выпускника. Я нескромно думал, что нечего особенно смотреть, но пошёл. Когда студент показал мне свои расчёты и чертежи я пришёл в состояние шока. Во-первых, я понял, что между средним техническим и высшим инженерным образованием огромная разница. Во-вторых, я понял, что нельзя заранее делать оценку. Это был для меня урок нравственный, урок необходимой скромности. Помню этот урок всю жизнь.
31. На танцы мы ходили в два парка: в парк имени Ивана Якутова и в "Лунный", как мы называли парк имени Луначарского. В "Якутове" крутили пластинки и танцевали Рио-Риту на вытоптанной земле. Пыль образовывала мглу. В "Лунном" играл духовой оркестр. Было более цивильно. И вообще главным развлечением были танцы. Танцевали танго, фокстрот, иногда вальс. За танцы я однажды получил двойку. Как-то "сорвался" с последнего урока "Детали машин" с одной девушкой в театр. После спектакля были танцы. Во время танцев вдруг увидел преподавателя, с урока которого я ушёл. Мы оба сделали вид, что не заметили друг друга. На следующем занятии он меня вызвал и "влепил" мне двойку. Наверное, справедливо.
32. В другой раз в театр на дневной спектакль мы с сестрой пошли в субботу. Давали "Корневильские колокола". В нашем представлении было самое лучшее - забраться повыше, на галёрку. О том, что лучше было бы сесть в партер, у нас и понятия не было. Ну, может это и хорошо. Те, кто был в партере, видел, как плыла лодка и артисты пели арию. А мы сверху увидели, как лодку тащили за верёвку рабочие сцены. В последующем, в 1956-1858 гг. когда я занимался у Ефима Захаровича Копеляна, в последующем - народный артист СССР, узнал много больше о тайнах театра. Но уфимский опыт посещения театра помню всю жизнь. И помню, как там пели "Смотрите здесь, смотрите там, всё нравится ли это вам".
33. Город Уфа довольно старый. Когда началась война, осенью 1941 года из Рыбинска был эвакуирован моторный завод. Его разместили в районе деревни Черниковка. Позднее, а особенно когда после начала разработки нефти в районе "Второго Баку" и строительства заводов по нефтепереработке, возник город Черниковск. Они соединялись железной дорогой Уфа-Челябинск, автомобильной дорогой и, в последующем, трамвайной линией. Раньше одноколейная трамвайная линия проходила по картофельным полям. Много лет картошка была на Руси основным продуктом пропитания. Мы её сажали на Цыганской поляне, потом - на пятом разъезде, в следующем году - в Юматове. В этих местах предприятиям давали землю. Предприятия распределяли землю сотками работникам в зависимости от числа «едоков».
34. На переездах встречные трамваи расходились. Так и говорили: "У меня картошка посажена на пятом (четвёртом…) разъезде". Где-то в районе второго- третьего разъезда, где сейчас Дворец спорта, был аэродром, куда я ещё в 1960 году прилетал на похороны матери. Она погибла, закрыв собой от пули алкаша свою дочь, тоже мать двух детей.
35. Рядом с пожарной командой, что в начале нынешнего проспекта Октября, была длиннющая деревянная постройка. В ней была канатная фабрика. С этого места и возник проспект Октября со всем тем, что к нему примыкает. И город Уфа стал единым большим городом, в последующем - миллионником.А моторный завод, на котором я в течение многих месяцев проходил практику, стал огромным комбинатом.
36. В Алкино я был ещё не раз, но совсем по другому, не по картофельному делу. В начале 60-х годов было принято решение о строительстве в Алкино важного специального объекта государственного значения. Я приезжал из Москвы с полномочиями оформить землеотвод на территории, прилегающей к станции Алкино. Оформление проводилось в Правительстве Башкирии, которое размещалось на улице Пушкина. Взаимодействовал я с Министром коммунального хозяйства. Подготовленные документы подписал у Председателя Правительства Башкирии. После этого началась подготовка строительной базы. В последующем решение о характере объекта изменилось, был построен другой объект, но начало было положено при моём непосредственном участии.
37. Уфа стоит на берегу реки Белой. Весной она разливалась. Тогда ещё не было Павловского водохранилища. Зрелище было величественное. С обрыва, где сейчас стоит памятник Салавату Юлаеву, открывалась картина полностью затопленной Цыганской поляны. Там были частные дома огородников. Из-под воды торчали только крыши. Жители перебирались наверх, на чердак. Мимо них медленно проплывали белые льдины. Жители не уезжали с этой поляны, хотя каждый год приходилось восстанавливать дом. Но рядом с ними были лагуны, в которых после половодья оставалась вода. Огородники распахивали свои огороды и высаживали овощи, в основном, помидоры. Уже ранним летом они в корзинах и вёдрах с коромыслом несли урожай на базар. Видимо хватало выручки от продажи помидор и на ежегодный ремонт дома и на жизнь. Я каждое лето приезжал домой к матери, и она меня угощала простым, но фирменным блюдом - порезанными вкуснейшими помидорами с луком и подсолнечным маслом. Помидоры были не хуже астраханских. А может так казалось. Позже приезжал в Уфу, когда плотину поставили, Цыганская поляна заросла кустарником и никаких помидор.
38. Об уфимской тогдашней медицине. Когда я проходил призывную комиссию, то врачи обнаружили у меня два "дефектика": неполадки со щитовидной железой и так называемый эписклерит правого глаза. Что касается зрения, то я до сих пор читаю газеты без очков. А вот на "щитовидку" в последующем в течение 40 лет службы в армии, когда я ежегодно проходил диспансеризацию, никто из врачей не обращал на это внимания.
И только в 1991 году выяснилось, что на щитовидке есть "узлы" и нужно делать операцию. Мне удалили обе дольки. С тех пор я компенсирую их отсутствие медикаментозно и регулярно вспоминаю добрым словом уфимских врачей, которые на призывной комиссии у парнишки обнаружили неладное и заставили меня пить молоко с йодом - ужасную гадость. Почему же военные врачи 40 лет ничего не замечали? Может быть удалось бы обойтись без операции. Вот вам и провинция!
39. После окончания учебного заведения всегда бывает выпускной вечер. У меня два выпуска сложились по-разному. Выпускной вечер в техникуме проходил когда мы вынуждены были уехать в Ленинград для поступления в Академию имени А.Ф.Можайского. Зато судьба вознаградила меня выпуском в Академии. Когда весной 1958 года приближался выпуск, у нас возникла идея пригласить на выпуск кого то из руководителей государства к себе в Питер. У нас был один выпускник, дядя которого работал в Кремле. Мы его снарядили с пригласительным письмом. Ему дядя устроил приём, и мы стали ждать решения. Но в Кремле всегда работали люди, думающие системно. Они решили наоборот нас пригласить в Москву.
Правда, поехали не все, только каждый третий. Я был в их числе. Нас приняло всё Политбюро во главе с Н.С.Хрущёвым, руководство Министерства обороны. Были выпускники всех академий. Тогда этих нелепых, не свойственных российской системе военного образования, университетов и институтов не было. Были академии и училища, что было традиционно для российской армии и флота. Это был один из первых приёмов выпускников, которые стали традиционными. О нём писали все газеты.
40. Прошло много лет, но я помню ребят, с которыми мы учились. Прежде всего, это Виктор Путятинский, поработавший после техникума на авиационном заводе в Черниковке, потом окончивший Пушкинское военно-морское училище. Служил на флоте, в ракетных войсках, стал преподавателем, начальником кафедры, доктором технических наук профессором. Сейчас он ушёл в мир иной. Дмитрий Кравченко, служил на границе в Азербайджане, уволился и вернулся на родину в Уфу. Там окончил институт, работал начальником цеха на сороковом заводе. Сейчас его тоже нет.
41. Демонстрации в то время искренне воспринимались как праздники. Все приходили без всяких списков и прочего. Однажды через несколько лет в год окончания ЛКВВИА им. А.Ф.Можайского (1958 г.), т.е. через 6 лет после окончания техникума, приехал в Уфу к матери в майские праздники. Пошёл на демонстрацию, нашёл колонну УАТ, встретил Силантьева, который был у нас руководителем отделения ХОМР (холодная обработка металлов резанием), а у нас читал допуски и посадки. Я к нему кинулся как к родному. А он меня не узнал. Я ему напоминал всякие эпизоды, но он за 6 лет видимо всё забыл. Как я был огорчён, до сих пор помню, хотя прошло почти 48 лет. Видимо, я был очень незаметным, не самый лучшим, хотя окончил техникум с отличием. Но видимо, был и не самым плохим, с кем мучаются и потом долго помнят.
42. Девичья фамилия моей матери – Кузнецова. Но ей нравилась фамилия Островский. Видимо потому, что отец читал ей пьесы А.Островского, где были такие близкие ей герои и героини как Бесприданница. Ей они были понятны, близки. Поэтому когда отец нас оставил и подошло моё время получать паспорт, она обсуждала со мной смену фамилии. Но я, несмотря на мою сугубо отрицательную оценку поступка отца, решил оставить свою фамилию - Викулов. В итоге свою мать Екатерину Игнатьевну, похороненную в Уфе, считаю святой женщиной, а отца не простил.
С.Ф. Викулов