Ватикан: тайны папской канцелярии

Неслыханная популярность книги “Код да Винчи”, расходящейся по свету в десятках миллионов экземплярах, вызвала резкое обострение интереса к истории христианства. Предлагаемый вниманию читателей материал – дань этой моде. Правда, в отличие от псевдоисторических, хотя и крайне занимательных изысканий Дэна Брауна, он основан не на домыслах, а на общеизвестных фактах.

Есть в истории события, от которых явственно попахивает тайной, которые трудно объяснить иначе как действием каких-то скрытых факторов. К числу таких необъяснимых событий, безусловно, можно отнести неслыханный успех протестантской Реформации. Ее начало возвестил в 1517 году стук молотка, которым немецкий монах ордена св. Августина Мартин Лютер прибил к дверям церкви в Виттенберге свои знаменитые “95 тезисов” – гневную филиппику против практики торговли индульгенциями.

Несомненно, Лютер был гений; несомненно, к религиозному пылу многих протестантов примешивались иные, более земные соображения, и немало германских принцев ухватилось за идеи виттенбергского монаха, преследуя политическую выгоду; несомненно, у короля английского Генриха VIII были веские политические, финансовые и амурные основания порвать с Римом; несомненно, бесстыдная торговля индульгенциями легла темным пятном на репутацию католической церкви…

Все это так. Но не будем забывать, что к началу XVI столетия католическая церковь простояла полторы тысячи лет, пережила не один кризис и накопила огромный опыт управления своей паствой. И не стоит преувеличивать значения скандала с индульгенциями. Ничего качественно нового в этом специфическом методе торговли входными билетами в рай не было. Богатые и знатные на протяжении веков покупали себе избавление от адского пламени дарами на церковь, как прижизненно, так и по завещанию.

Да и не только богатые: большинству верующих было по карману заплатить за то или иное количество молитв за упокой души. Что это, как не та же индульгенция, хотя, несомненно, облеченная в более пристойную форму? К тому же практика торговли индульгенциями имела некоторое оправдание: она была введена для пополнения ватиканской казны, истощенной непомерными расходами на строительство в Риме нового Собора св. Петра – как-никак все же богоугодное дело.

Словом, все вышеприведенные доводы, на мой взгляд, не объясняют, почему протестантская ересь так быстро захватила умы. Нет, что-то тут не так. Идеи протестантства распространились по Европе с какой-то непостижимой легкостью, практически не встречая сопротивления. В чем причина такого всемогущества идей немецкого реформатора? Почему так вяло отбивалась, казалось бы, всемогущая церковь? Этот вопрос долгие годы мучил меня, пока, наконец, совсем недавно я не получил на него ответ.

На протяжении первых веков христианства церковь не была централизована. Каждый епископ пользовался полной автономией, теоретически все епархии были равны. Однако принцип равенства идет вразрез с человеческой натурой: иерархия – естественный принцип самоорганизации любого общества. И с годами некоторые церкви, самые крупные и могущественные, стали выдвигаться на роль первых среди равных.

Основная миссионерская деятельность апостолов была сосредоточена в главных городах Римской империи, в ее политических, демографических, экономических и культурных центрах. К IV веку подобным образом выделилось четыре главных города христианского мира – Рим, Александрия, Антиохия и Иерусалим, к которым вскоре присоединился центр восточного христианства Константинополь.

Эти города были также обязаны своим возвышением тому факту, что у истоков их церквей стояли непосредственно апостолы. Как можно было не признавать особого авторитета римского первосвященника, если его полномочия через обряд рукоположения восходили непосредственно к первому епископу Рима – апостолу Петру, которого к тому же католики всегда считали главным из 12 учеников Иисуса Христа?

В середине V века позиции римского епископа, которого к этому времени стали называть папой, еще более укрепились после “чуда на Минчо”. В 451 году на территории нынешней Франции произошла одна из самых важных битв в истории западной цивилизации. Полчища “Бича Божьего” – предводителя гуннов Аттилы – столкнулись при Шалоне на Марне с армией западно-римской империи во главе с выдающимся полководцем Аэцием, который своей воинской доблестью и гражданскими добродетелями снискал прозвище “последнего римлянина”.

Исход длившегося целый день сражения до сих пор до конца неясен. Тем не менее, историки сходятся на том, что римляне взяли верх, и если бы на следующий день они закрепили успех, гунны были бы наголову разбиты. Но по какой-то причине Аэций не стал преследовать отступавшего противника и сам дал приказ к отступлению – то ли потому, что главный союзник римлян вождь вестготов Теодорих пал в бою, а его сын и наследник Форисмонд наперекор политике отца порвал с Аэцием и увел свою дружину, то ли потому, что, будучи дальновидным политиком, Аэций не хотел слишком сильно ослаблять гуннов, чтобы не допустить чрезмерного усиления других варварских племен. Во всяком случае, одно неоспоримо: армия Аттилы была основательно потрепана.

В попытке восстановить свою пошатнувшуюся репутацию в глазах соплеменников Аттила двинулся на Рим. Навстречу грозному дикарю выехал папа римский Лев I. Переговоры состоялись на реке Минчо близ Мантуи и завершились великодушным согласием предводителя гуннов пощадить Вечный город. Ясно, что дело тут не только в красноречии златоуста-понтифика. Аттила был настолько ослаблен, что еще неизвестно, хватило бы у него сил на штурм Рима. Да и папа прибыл к нему не с пустыми руками: богатейшие дары подкрепляли убедительность уговоров. Как бы то ни было, гунны отступили, трагедия была предотвращена.

Церковь немедленно провозгласила, что своим спасением Рим обязан божественному вмешательству. Всевышний, мол, услышал молитвы возлюбленного сына своего, наместника Иисуса Христа на земле, простер свою длань над Римом и отвел удар от Вечного города. Папа-чародей был прославлен в веках как Лев Великий и причислен католической церковью к лику святых. Этот эпизод сильно способствовал укреплению престижа Ватикана.

Но, как гласит старинная пословица, на Бога надейся, а сам не плошай. Не уповая только на заступничество свыше, Ватикан на протяжении столетий упорно трудился, укрепляя свой авторитет и шаг за шагом раздвигая границы римского влияния. В VIII-IX веках была сделана серия решающих ходов: папская канцелярия сфабриковала целый ряд документов, которые на долгие века легли в основу духовной и светской власти римских первосвященников.

Первой фальшивкой стал так называемый “Дар Константинов”. В этом документе утверждалось, что римский император Константин, крещеный папой римским Сильвестром в 324 году н.э., в знак благодарности подарил папе Латеранский дворец, официально признал епископа Рима “викарием Христовым” и даровал ему имперскую власть над Римом и всей Италией, которую понтифик великодушно возвратил императору.

Латеранский дворец в Риме, принадлежавший императрице Фаусте, действительно был подарен папе Константином при переносе столицы империи в Константинополь. А все остальное в этом документе – чистый вымысел, предназначенный подкрепить властные притязания Ватикана, якобы подтвержденные самолично первым римским императором, принявшим крещение. Опираясь на “Дарственную Константина”, Ватикан присвоил себе право вмешиваться в политику и наделил себя не только духовной, но и светской властью.

Вторая подделка касалась другого липового “дара” – на сей раз со стороны короля франков. В 751 году папа Стефан направился в Галлию и короновал франкского предводителя Пепина по прозванию Короткий, основавшего новую династию Каролингов. Спустя короткое время ломбарды двинулись на юг и захватили принадлежавшую Византии территорию Равенны – форпост восточно-римской империи в Италии. Над Римом нависла смертельная угроза.

Римский первосвященник воззвал о помощи к новоиспеченному королю франков, ссылаясь в обоснование своих прав на “Дар Константинов” и напоминая ему о долге благодарности. Пепин Короткий, повершивший в подлинность “Дарственной Константина”, совершил два похода в Италию, отвоевал у ломбардов Равенну и в 756 году передал ее в вечное владение папе римскому, тем самым освободив Рим от византийского контроля. Так было положено начало папскому государству, которое просуществовало аж до 1929 года.

Вскоре после смерти Пепина Короткого на свет выплыло подложное письмо- завещание франкского короля с признанием прерогатив римского первосвященника. В этом документе особенно важно подтверждение права церкви короновать королей, что в корне изменило суть ритуала миропомазания. Если раньше эта церемония означала лишь простое признание, ратификацию церковью нового светского властителя, то теперь папа римский фактически присваивал себе право от имени Христа вовзводить на трон и низлагать королей, выступая в роли верховного посредника между светской властью и Богом.

В подложном письме Пепин Короткий также якобы передавал в светское управление папы римского всю Италию. Ватикан окончательно закрепил свои полномочия, в 800 году короновав императором сына своего благодетеля – Карла Великого, который признал завещание отца, хотя от того за версту разило фальшивкой.

Но венцом фальсификаторской деятельности папской канцелярии, безусловно, следует считать так называемые “Лжеисидоровы декреталии”, составленные от имени жившего в VII веке епископа Севильского Исидора. Этот сборник объемом до ста документов включает 60 писем и декретов многих поколений римских епископов, из которых 58 полностью сфабрикованы, а также оригинальное эссе о ранней церкви и другие документы, в том числе папские письма, в основном подлинные. Но даже подлинные документы содержат множество подложных вставок тенденциозного характера.

“Лжеисидоровы декреталии”, судя по целому ряду признаков сработанные в середине IX века, были предназначены еще больше укрепить власть папы римского и обосновать его притязания на главенство над всем христианским миром. Эта подделка подготовила почву для эпохальной попытки папы Гильдебранда (конец XI века) подмять под себя всю Европу, превратив ее в единую теократию с собой во главе.

Однако подложные документы при всей их действенности оставались лишь набором разрозненных источников. Ватикан сознавал, насколько эффективнее они будут, если возвести заложенные в них идеи в стройную систему. Эту задачу взял на себя монах из Болоньи Грациан. В 1150 году он составил свод канонического права под названием “Декрет”, который подвел теоретическую базу под доктрину папского абсолютизма и непогрешимости.

Грациан не только взял за основу предыдущие подлоги, но и сам плодотворно потрудился на поприще фальсификации. Установлено, что из 325 изречений отцов церкви и ранних святых, цитируемых в “Декрете Грациана”, подлинных лишь 13, а все остальные — чистая выдумка. Труд болонского монаха, пишет историк Дрейпер, “поставил весь христианский мир под власть итальянского духовенства… Он обосновал право священников силой удерживать свою паству на тропе добродетели, пытать и казнить еретиков, отчуждать их имущество и безнаказанно расправляться с грешниками, отлученными от церкви”.

Грациан фактически провозгласил, что папа римский стоит неизмеримо выше закона, что он абсолютно непогрешим и фактически богоравен. Спустя столетие св. Франциск Ассизский своим неоспоримым авторитетом подкрепил заключения Грациана и тем самым санкционировал принципы, на основе которых в том же XIII веке была создана Святая Инквизиция.

О том, что основные документы, на которые ссылались римские епископы в обоснование своих духовных и светских притязаний, сфабрикованы, поговаривали с самого начала. Уж слишком много в них было исторических и хронологических несуразностей. Например, иерархи раннехристианской церкви обсуждают в своих “письмах” события позднейших столетий; писатели первых трех веков цитируют Библию по переводу, сделанному лишь в конце IV века; папа Виктор, живший во II веке, беседует о праздновании Пасхи с архиепископом Александрийским Феофилом, родившимся на два столетия позже.

Словом, то были не просто подделки, а подделки, сработанные чрезвычайно грубо, что не могло не броситься в глаза сколько-нибудь сведущим людям. Но таких людей были единицы, и их голоса не были слышны. В эпоху раннего средневековья, когда лишь монахи владели грамотой и редко какой король умел расписаться, когда идеи распространялись черепашьими темпами, церковь располагала безраздельной монополией на информацию.

Позиции Ватикана в Западной Европе не были поколеблены даже расколом Рима с Константинополем в 1054 году, вызванным в значительной степени попыткой папы римского утвердить свое верховенство во всем христианском мире. В обоснование своих притязаний папа ссылался на фальшивые документы, в первую очередь на “Лжеисидоровы декреталии”. Но не на тех нарвался.

Большинство отцов церкви и святых раннехристианской эпохи в силу исторических причин происходили из восточных провинций Римской империи, и в Константинополе их деяния и писания, естественно, знали куда лучше, чем в Риме. Константинопольскому патриарху не составило труда разоблачить несостоятельность притязаний Рима. Понтифик обиделся, и между двумя ветвями христианства пролегла до сих пор не преодоленная пропасть.

Но вот наступила эпоха Возрождения, породившая в обществе огромную тягу к знаниям, и католический монолит зашатался. В 1440 году флорентийский исследователь Лоренцо Валла выпустил трактат под названием Declamatio, в котором неопровержимо доказал, что “Дарственная Константина” – фальшивка. А спустя 10 лет в немецком городе Майнце произошло событие, прозвучавшее похоронным звоном по престижу Ватикана: Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок.

Подобно стареющей кокетке, которая полагается на полумрак, чтобы скрыть свои морщины, во тьме Средневековья католическая церковь контролировала ситуацию. Но на свету Просвещения скрывать истину стало невозможно. Спустя всего несколько десятков лет книгопечатание прочно вошло в европейский быт, и трактат Валлы стал расходиться в тысячах экземпляров по всему континенту.

Идея папского абсолютизма, концепция непогрешимости римского понтифика была фатально подорвана. Виданное ли дело: когда в 1478 году папа Сикст IV отлучил Тоскану от церкви, тосканское духовенство созвало свой собственный собор и в ответ отлучило от церкви самого папу! Да к тому же еще распечатало и распространило свой эдикт по всей Европе.

К моменту появления на исторической сцене Мартина Лютера все уже знали, что репутация Ватикана шита белыми нитками. Авторитет католической церкви катастрофически упал, ее здание прогнило насквозь, и достаточно было легкого толчка, чтобы потрясти его до основания, если вообще не развалить. Лютер и дал этот толчок.

Оценивая заслугу флорентийского разоблачителя, английский историк Ходжкин писал в начале прошлого столетия: “…Но тут явился Лоренцо Валла. Он вымолвил несколько убийственных слов… и проткнул мыльный пузырь, которым на протяжении семи столетий дурачили весь свет. Джин уполз назад в свою бутылку и был навеки погребен в морской пучине”.

Напрашивается параллель с Советском Союзом. К тому времени, когда к власти пришли горбачевские реформаторы, спасать советскую систему было уже поздно. Она была настолько больна, что никакие припарки ей помочь уже не могли. Потому-то с такой непостижимой легкостью и рухнул коммунистический монолит – как наваждение, он просто растаял в воздухе. Другое дело, что столь же дискредитированная католическая церковь оказалась сильнее, умнее и опытнее коммунистов. Посланная в глубокий нокдаун, она все же нашла в себе силы подняться с помоста и устоять.

Оказавшись на волосок от гибели, церковь засучила рукава и энергично принялась за самоочищение. Началась Контрреформация, на защиту католичества поднялись иезуиты, монахи нищенствующих орденов – Францисканского и Доминиканского – вновь понесли религию в народ, вдохновляя верующих личным примером самоотверженности и отречения от земных благ. И к концу XVI столетия Ватикану удалось восстановить свой авторитет и отступить от края пропасти. Но урок этой истории очевиден: как сказано в Священном Писании, рано или поздно тайное всегда становится явным.