«Умершая, вы арестованы»
Кристине Балычевой — 34, но из-за сильной худобы выглядит моложе лет на 10. Женщина стоит, опираясь на костыли и с трудом передвигаясь после операции, так как правая нога не разгибается. В темных волосах Кристины, заплетенных в две тонкие косички, заметны седые нити.
За плечами у Кристины годы опиатной зависимости, уголовное дело по 228-й статье, диагноз — рак, полгода в женском СИЗО-6 в Печатниках, где ее лечили от страшных болей таблетками парацетамола и не отправляли на обследование.
История началась в 2009 году, когда, разругавшись с матерью, не желавшей мириться с ее зависимостью, Кристина ушла из своего дома в Сергиевом Посаде. Некоторое время спустя мать подала заявление о розыске, а затем обратилась в суд, который признал девушку без вести пропавшей. Согласно российскому законодательству, человек, без вести отсутствующий в течение пяти лет, может быть признан судом умершим. Но это не автоматический процесс: он требует подачи заявления и проведения судебного заседания. В случае с Кристиной система дала сбой.
В 2015 году она совершенно случайно узнала, что, согласно официальным данным, она уже мертва:
— Сотрудники полиции пригласили меня в отделение, чтобы удостоверить мою личность, так как документов у меня с собой не было. Полицейский вбил мои данные в компьютер, вернулся бледный весь и говорит: «Ты кто такая вообще? Ты почему называешь нам чужие данные?» — Я говорю: — Как, чужие? Балычева Кристина Михайловна — это я. — «Балычева Кристина умерла в 2014 году».
Полицейские отнеслись к ней лояльно и даже предложили свою помощь в восстановлении документов, но — увы. Паспорт Кристина еще год назад забыла в такси, а за новыми документами не обращалась, так как не работала официально и не чувствовала в этом острой нужды. Так продолжалось до ее ареста.
В апреле 2018 года в подъезде одного из московских домов Кристину задержали оперативники и изъяли у нее сверток с героином в крупном размере:
— Мы с моим приятелем шли к нему на квартиру, чтобы вместе употребить героин. Пакетик с веществом лежал у него в кармане, а у меня с собой вообще ничего не было, — утверждает девушка. — Когда нас задержали оперативники, при себе у них уже заранее имелся пакет с героином, чтобы подложить его нам на случай, если у нас с собой ничего не окажется. Этот пакет они опустили в карман моему знакомому, а его — переложили мне, чтобы точно меня закрыть.
Следователь озвучила нам два варианта: либо мы соглашаемся с тем, что вещество наше, даем признательные показания и идем по 228-й статье (приобретение и хранение), либо отпираемся, и нам делают часть первую статьи 228 (сбыт).
Мы, два идиота, согласились на признание. И спустя полгода узнаем, что дело нам переквалифицировали на часть первую статьи 228.
По версии следствия, мы занимались распространением наркотиков в составе преступной группы: ее организатор — еще один мой знакомый — до сих пор не пойман. Когда я увидела материалы уголовного дела, то кричала и плакала, на что следователь мне сказала: «Ничего, в суде будешь оправдываться».
По уголовной статье, которую девушке инкриминируют сейчас (ч. 4 ст. 228.1 — «Сбыт наркотических веществ в составе организованной группы»), ей грозит от 10 до 20 лет лишения свободы. Решением суда официально «мертвую» Балычеву отправили в СИЗО № 6. В тюрьме здоровье Кристины начало резко ухудшаться.
Из жалобы Кристины Балычевой в ОНК Москвы от 27.11.2018
«Невролог провела консультацию и выписала мне витамины. На счет капельниц сказала, что здесь не больница <…>. Также прописала костыли и щит для кровати, но этими вещами СИЗО № 6 не располагает. Так что позвоночник и спина продолжают очень сильно болеть, а ноги периодически резко отнимаются. Поэтому передвигаюсь исключительно с посторонней помощью, так как в любой момент могу упасть.<…>
Обезболивающие препараты выдаются от случая к случаю, как повезет. От боли я постоянно мучаюсь, терплю, как могу, но, честно говоря, уже не выдерживаю. Есть огромная проблема с выдачей лекарств по назначению, а тем более по заявлениям. Сегодня 24.09.18 мне выдали две таблетки парацетамола. Как это назвать, я не знаю. Недавно мне, как обычно, не передали обезболивающие на выходные, приходилось по ночам вызывать дежурных врачей, кое-как дожила до понедельника и, когда была на перевязке, попросила сделать обезболивающий укол, но мне грубо отказали. В тот же момент я не выдержала, сорвалась, начала кричать и плакать на всю медчасть. В тот момент там находился с проверкой сотрудник УФСИН Никитин Д.А., и чтобы он ничего не услышал, и я его не увидела и не пожаловалась, мне быстро сделали укол и увели в камеру».
— Живот болеть начал еще в августе, — вспоминает Кристина. —
Гинеколога в СИЗО, разумеется, не было, и никто диагноз поставить мне не мог. От боли в низу живота меня рвало и трясло, я орала благим матом на всю их тюрьму.
Когда у меня начались кровотечения, я все-таки их добила, и следователь забрала меня в изолятор временного содержания на 10 дней. В отличие от тюрьмы, где скорую не вызовут никогда в жизни, в ИВС она приезжает в течение 5 минут. В 20-й больнице в Медведково мне сделали чистку, а потом пришли результаты анализов, и я узнала о своем диагнозе — рак.
С таким диагнозом меня в СИЗО содержать отказывались, так что следователь был поставлен перед фактом, я только попросила знакомого написать бумагу, что я буду у него проживать. 20 декабря мне озвучили диагноз, и перед Новым годом суд меня освободил. Это произошло достаточно быстро, но зачем было столько времени тянуть с направлением на обследование и причинять мне столько страданий, ведь речь шла о моем здоровье и, возможно, жизни?
…В начале 2019 года Кристина оказалась на свободе, но без паспорта и полиса, а значит — и без возможности начать лечение в государственной клинике. Еще из СИЗО она писала в Сергиево-Посадский суд заявления о том, что ее признали умершей по ошибке и просила восстановить себя в правах. В суде отвечали, что дела о признании Кристины Балычевой умершей у них в производстве не было.
На свободе женщина и ее адвокат Тимур Мадатов продолжали забрасывать Сергиево-Посадский суд заявлениями, на которые либо отвечали аналогичными отписками, либо просто игнорировали. Казалось бы, не такое большое дело — взять и доехать в Сергиев Посад лично, но не для человека, который тяжело болен да и без того с трудом ходит, а выписать доверенность адвокату она не могла — паспорта нет.
Болезнь прогрессировала, боль никуда не уходила. Раз в день девушке приходилось вызывать скорую, которая делала ей инъекцию трамадола, но отказывалась госпитализировать.
Неожиданно проснулся Сергиево-Посадский суд. Назначил заседание по делу Кристины на 30 мая. Слушавшая ее дело судья Сергеева оказалась настроена благожелательно и даже предложила перенести заседание с 3-го этажа на 1-й, когда узнала, как тяжело Кристине ходить.
— Она была очень удивлена, когда узнала, что ее коллега выбирала мне меру пресечения на основании только справки № 1П с моей фотографией на паспорт, хотя, глядя на нее и на меня, трудно убедиться, что это один и тот же человек, — вспоминает Кристина. — Сергеева сказала, что суд не проводил заседания по признанию меня умершей. Она говорила, что, по всей видимости, у них произошел какой-то сбой в системе, из-за которого по полицейским базам пробивалось, что я уже умерла и что выдано свидетельство о смерти. Для того чтобы подтвердить, что Балычева — это я, оказалось достаточным доставить в суд свидетеля (моего дедушку) и привезти дактилоскопию из СИЗО.
За несколько часов суд восстановил Кристину в правах, а уже в начале следующей недели она была успешно прооперирована. Ее уголовное дело прокуратура отправила на доследование: по словам девушки, дело разваливается, и она надеется, что ей удастся добиться переквалификации обвинения на другую статью.
…Как бы жестко ни прозвучали эти слова в адрес человека, который находится под следствием и болен онкологическим заболеванием, Кристина еще может считать, что ей повезло: по статистике, четверть заключенных в российских тюрьмах, направивших ходатайство об освобождении в связи с болезнью, просто умирают, не дождавшись решения суда.
— За последнее время я могу вспомнить несколько кейсов, напоминающих историю Кристины. Недавно была история с онкологически больной заключенной Екатериной Гавриловой, которую следователь отказывалась актировать, несмотря на ее крайне тяжелое состояние. В эту ситуацию вмешалась Нюта Федермессер, и женщину перевели в хоспис. Думаю, это первый случай в нашей стране, когда в хосписе стоял караул. Две недели спустя Гаврилова умерла. Замечу, что все время до тех пор, пока ее не госпитализировали, женщина испытывала адскую боль.
Вообще в последнее время позиция ФСИН смягчилась: раньше онкологических больных освобождали только тогда, когда у них начинались метастазы. А если начались метастазы, то помогать человеку уже поздно. Фактически человека выпускали просто для того, чтобы он не у них, а на свободе умер.
Новая газета