Кто накормит Кавказ. Всероссийская житница стала общей головной болью

«АиФ» запускает спецпроект, в рамках которого эксперты смогут предложить свои сценарии развития регионов. Начнём мы с Северного Кавказа.

Статья Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию?» вышла 30 лет назад, в июле 1990 г. Сегодня, когда мир постепенно приходит в себя после пандемии, этот вопрос вновь становится актуальным. «АиФ» запускает спецпроект, в рамках которого эксперты смогут предложить свои сценарии развития регионов. Начнём мы с Северного Кавказа.

Или реформы, или нищета

К сожалению, Северный Кавказ регулярно попадает в новостные сводки. И новости эти, как правило, не позитивные. Даже коронавирус по тому же Дагестану нанёс удар более сильный, чем по Центральной России. Сильный настолько, что из Ростова пришлось отправлять туда специальные бригады МЧС и Минобороны для дезинфекции и строительства модульных госпиталей.

Досокращались

Если же перечислять все проблемы региона, то не хватит пальцев на руках. К примеру, экология. Казалось бы, Дагестану сама природа создала идеальные условия для организации экологических туров, развития фермерских хозяйств. Да и народ в регионе предприимчивый и неленивый. Но...

«В рамках проекта "Генеральная уборка" в 2019 г. региональный ОНФ обнаружил 227 несанкционированных свалок, из них больше 90 мы ликвидировали, — говорит глава регионального исполкома ОНФ в Республике Дагестан Джамалудин Шигабудинов. — Но из-за ливней и паводков отходы из оставшихся унесло в реки горных районов. У администрации муниципалитетов нет техники, которая очистила бы воду от мусора. Результат — массовое отравление людей».

В Дагестане много проблем связано с плохим состоянием, а то и отсутствием очистных сооружений. Специалисты Института геологии при проведении гигиенической оценки питьевых подземных вод, что использует население северной части республики, обнаружили яды. Только в начале января больше 100 человек отравились питьевой водой в Кизляре. В 2019 г. таких случаев в регионе было три.

«С отравлениями еле справляемся, куда уж нам с убийцей под названием COVID-19 справиться, — признаётся Магомед Абдулхабиров. Уроженец дагестанского села Цумада, известный московский травматолог-ортопед, он первый забил тревогу и обратился к Президенту России. — Когда я во времена СССР работал главврачом санэпидстанции, у нас были регулярные учения по чуме и холере. Сейчас никаких учений не проводится. Я пытался в Дагестане найти вирусолога — нет вирусологов в Дагестане. Во времена СССР там была очень хорошая мощная противочумная станция. Сейчас всё это «оптимизировали».

Как сократили и фельдшерско-акушерские пункты в аулах и небольшие сельские больницы на 10–15 коек. В городских больницах сократили врачей. А зарплаты у оставшихся по-прежнему 20–25 тыс. руб.

Но шанс на улучшение есть. Ведь дагестанские студенты-медики становятся победителями Всероссийской олимпиады по оказанию первой помощи, как это было в прошлом году. А в этом году в марте студентам-отличникам из Дагестана вручил стипендии Фонда Г. Махачева и фонда «Содружество» первый зам постпреда РД при Президенте РФ Гамзат Гамзатов, отметив что количество отличников-дагестанцев в московских вузах растёт.

Вся надежда на туризм

Ещё одна проблема — бедность. В 2019 г. за чертой бедности находились порядка 500 тыс. дагестанцев, ещё около 1 млн человек считались бедными. Теперь же количество бедных может увеличиться. «Чтобы справиться с кризисом, потребуется мобилизация кадров, пересмотр уже утверждённого бюджета и сверхконцентрация ресурсов на отдельных направлениях», — уверен экономист Маир Пашаев. По его мнению, перед правительством Дагестана вопрос стоит ребром: или реформы, или кризис. Если не провести структурные реформы экономики в текущем году, то позже власти могут оказаться перед другим выбором: реформы или нищета.

«Из-за простоя предприятий и организаций на фоне пандемии коронавируса под риском увольнения находится не менее 20% работающих жителей региона», — говорит Пашаев. Ранее Министерство труда и соцразвития Дагестана сообщило, что по состоянию на 1 апреля 83 предприятия республики заявили о предстоящих увольнениях более 2,7 тыс. работников. А ещё рискуют лишиться работы 1,9 тыс. чел., большинство из которых трудятся на крупных промпредприятиях региона.

Однако уполномоченный по правам предпринимателей в Северной Осетии Тимур Медоев полагает, что дела во всём регионе поможет поправить туризм. «У Северного Кавказа огромный туристический потенциал, который успешно реализуют, несмотря на большой урон имиджу, нанесённый террористами, — говорит Медоев. — Потихоньку образ Кавказа менялся, потянулись в регион туристы. Но грянула пандемия, туристический сезон опять под угрозой срыва. Тем не менее горнолыжные курорты развиваются. В Северной Осетии "Мамисон" получил второе дыхание. В Кабардино-Балкарии пользуется успехом у туристов Приэльбрусье. Нам нужно лишь стимулировать внутренний туризм».

Спирт — в топку

Из-за падения промпроизводства, особенно машиностроения, долгое время страдало сельское хозяйство Северного Кавказа. Нечем было обновлять машинно-тракторный парк — пришлось закупать технику за границей. «Но в целом Северный Кавказ — один из лидеров сельхозпроизводства. В Кабардино-Балкарии мы получаем высокие урожаи зерновых, плодовых, производим и продаём консервы, занимаем третье место по выпуску консервов в России», — уверен председатель экспертно-аналитического совета при главе КБР Пшикан Таов.

Некоторые экономисты предлагают оригинальный ход: спиртовые цеха, закрытые под давлением Росалкогольрегулирования, могут выпускать востребованное топливо — биоэтанол. А вхождение в регион крупных торговых сетей, таких как «Леруа Мерлен», даст толчок развитию мелких производителей стройматериалов.

Лучше ли жил северный кавказ в годы СССР?

В советское время кавказцы считались людьми небедными. Но как на самом деле жил тогда Северный Кавказ? И какие его нынешние проблемы коренятся в недалёком прошлом? Рассказывает директор Центра региональных исследований и урбанистики РАНХиГС Константин Казенин:

— Джигит, сорящий деньгами, — образ, который был создан скорее отдельными выходцами из республик Закавказья, чем с Северного Кавказа. Города северокавказских автономий в советское время не отличались от типичных областных и районных центров Центральной России: пищевая, строительная, оборонная промышленность, кое-где сырьевая. Но модернизация, которую Северный Кавказ пережил в годы промышленных пятилеток, мало изменила его традиционный уклад — многодетные семьи, почитание старших, родовые связи. Доля сельского населения намного превышала среднюю по РСФСР. Жизнь в горных сёлах, где трудно механизировать труд, была тяжёлой. Но, не обладая требуемой специальностью, устроиться на завод и получить городскую прописку было непросто. В местной промышленности работало много приезжих специалистов. И люди на селе держались за привычные занятия — овцеводство и садоводство.

Всё изменилось, когда рухнула колхозная система и сельский труд почти перестал кормить. В 1990-е гг. на Северном Кавказе стремительно пошла урбанизация. Но медицина, образование, транспортная система городов отстали от роста населения. А работу новые горожане могли найти главным образом в малом бизнесе. Как повсюду, в это время на Северном Кавказе старые советские производства останавливались, а новые не создавались.

Сегодня, по официальным данным, в Северо-Кавказском федеральном округе самая высокая безработица в России. Но опросы показывают, что на самом деле велико не количество безработных, а людей, не оформляющих трудовой договор, и отходников, отправляющихся на заработки в другие регионы страны. В кавказских республиках много малого бизнеса — в пищевой, лёгкой промышленности, производстве стройматериалов, грузовых перевозках. Но этот бизнес не полностью вышел из тени, в чём его трудно обвинять. Например, мелкий агробизнес уводит в тень множество запутанных проблем с правами на землю. Усилия государства в последние десять лет направлены на то, чтобы развивать туризм и возрождать промышленность региона. Но опыт показывает, что подобные мегапроекты не слишком заметно влияют на уровень жизни в целом. (В особых экономических зонах горных курортов создано к концу прошлого года 757 рабочих мест, в Северной Осетии на 6 предприятиях ВПК, перезапущенных «Ростехом», работают только 1350 человек. — Ред.) Поэтому государству нужно изменить стратегию на Северном Кавказе, сконцентрировав усилия на создании более комфортной среды для малого и среднего бизнеса, — помочь полностью выйти из тени той экономике, которая на самом деле кормит регион.

Где найти точки роста

Вице-президент Ассоциации «Шесть Сигм», руководитель проектов по СКФО — Чеченавто, Заря Осетии, Агротехнический холдинг СКФО Тимур Хубаев:

На вопрос, какой регион в России является самым проблемным и без эпидемии, девять из десяти ответят: Северный Кавказ.

«Может, рассосётся?»

Тотальная безработица, наложенная на коронавирус и карантин, создаёт колоссальные проблемы для экономики и общества. Очевидно, что система, при которой стабильность в регионе обеспечивается бесконечными вливаниями из центра, не может длиться вечно. Как очевидно и то, что протестные настроения на Кавказе уже выходят из соцсетей на улицы и вопрос «чем кормить детей?» становится основным на этих сходах.

То, что местные власти не умеют мирно договариваться с народом и прибегают к помощи Росгвардии, говорит только об одном: у местных элит нет своей программы выхода из кризиса и вся надежда на федеральный центр.

А федеральный центр продолжает относиться к Кавказу, исходя из принципа «может, рассосётся». Общий тренд — развивать туризм и культмассовку приказами сверху, а инвесторов бросать один на один с коррупционерами на местах. После многомесячного общения с руководителями, в том числе и новыми, я понял: со времени ликвидации Минкавказа эти тенденции не изменились. Эта поражающая воображение беспечность чиновников, чудом избежавших «штрафных санкций» Счётной палаты, не может не вызывать обеспокоенность. Потому что даже неэкономистам понятно: если в течение 10 лет этот тренд только аккумулировал убытки, а покупательная способность населения обрушилась, он не может стать основным и сейчас. Вместо того чтобы объединить усилия и дать то, что ожидает общество, — рабочие места, эти люди делят министерские портфели и подчищают ранее взятые обязательства.

«Чёрная дыра»

Надо сказать, что это далеко не первая попытка реанимировать экономику СКФО. Понятно, что после вооружённых противостояний за мирное небо готовы были заплатить сколько угодно. Северный Кавказ стал «чёрной дырой», которая поглощала огромные массы денег. Перед федеральным центром стояла задача хоть как-то соблюсти баланс между бюджетными вливаниями и теневой экономикой.

С этой задачей справились, надо было двигаться вперёд. И в начале 2010-х появилось Министерство по делам Северного Кавказа, которое должно было организовать переход от серой экономики к белой. Но, вместо того чтобы начать работать по принципу «от простого к сложному», развивать малый семейный бизнес, ментально близкий большинству населения, искать точки роста в интенсификации сельского хозяйства и глубокой переработке и т. д., регион оглушили лозунгами и призывами к мегапроектам. Вместо того чтобы обучать людей новым профессиям и восстанавливать навыки старых, строили выставочные комплексы и горнолыжные курорты. В результате все усилия ушли в гудок. В то время как, например, на Дальнем Востоке были реализованы тысячи инвестиционных проектов, в СКФО таких оказалось чуть более двух десятков. Ни Минкавказ, ни Корпорация развития Северного Кавказа, ни «Курорты Северного Кавказа», ни особые экономические зоны, ни кластеры не сработали. Победил серый бизнес со всеми его оттенками.

«К пуговицам вопросы есть?»

И тем не менее стабилизировать ситуацию возможно. В регионе есть и промплощадки с коммуникациями, и сырьевая база, и рынки сбыта. Поэтому предлагаю обсудить мои предложения.

На мой взгляд, стабильность на Северном Кавказе может быть достигнута только за счёт создания рабочих мест и подготовки кадров. За минувшие 10 лет рабочих мест было создано не более 2 тыс. А для нормального функционирования экономики СКФО необходимо создать их 300–400 тыс., из которых 25% должны быть в сельском хозяйстве и промышленности, а 75% — в обслуживающих секторах. С начала года в регионе уже сокращено около 100 тыс. рабочих мест. Ответ на вопрос, куда пойдёт сокращаемая молодёжь — на площади, «в зелёнку» или работать, — может дать только Минэкономразвития.

Вообще, с учётом крайней сложности ситуации и особенностей протекания эпидемии на Кавказе после разработки программы и для её успешного старта может потребоваться и личное обращение президента к народам Северного Кавказа, к их старшим, авторитет которых много значимее, чем у глав регионов. Это здесь особо ценится. Личное отношение, личное сопереживание и личный пример. Поэтому именно на Кавказе развернулось беспрецедентное движение со стороны диаспор и общин, помогающих своим регионам продуктами, деньгами и медикаментами.

Северному Кавказу помогать надо умело, адресно и на основе комплексной стратегии — живого плана развития, подкреплённого инструментом реализации. Но ни плана, ни инструмента нет. Частая смена управленческих команд, их низкая квалификация и непонимание нюансов межрегионального взаимодействия не позволили им появиться. Получились лишь размытые и неконкретные национальные проекты, позволяющие привлекать сомнительных подрядчиков и расходовать средства на цели, далёкие от поставленных задач. Наступаем на одни и те же грабли — у каждого участника процесса разные показатели эффективности. У чиновников — принятые в штуках и рублях программы развития. У инвестиционных банкиров — недопущение нецелевого использования средств. У регионов — найти крайнего и рассказать, что им денег не дали. В результате каждый за себя, а далее — по Райкину: «К пуговицам вопросы есть?» К пуговицам вопросов нет.

Хотя правильным было бы определить единственного ответственного — оргструктуру проекта, выделить ей достойные лимиты по труду, определить контрольные показатели (число рабочих мест, сумму затрат на создание одного рабочего места по регионам и секторам производства и т. д.), федеральные деньги выделять не на проекты, а на конкретные рабочие места. И жёстко спрашивать с конкретного руководителя, почему что-то не сделано. Потому что зачем тогда он взялся руководить, если не гарантирует результат.

Под результатом для СКФО я понимаю следующее: создать в течение календарного года 10 тыс., а до 2024 г. — не менее 400 тыс. рабочих мест со средней зарплатой 30 тыс. руб.; добиться показателя по инвестициям: на 1 рубль бюджетных средств — 10–12 от инвесторов. Одновременно обеспечить условия для создания 300 тыс. рабочих мест в сферах обслуживания.

Продать... воздух

Я неслучайно обозначил формулу, которая может обеспечить развитие экономики СКФО — 25 × 75. Одно рабочее место в производстве и сельском хозяйстве дадут три в сфере обслуживания и госсекторе. Промышленность должна развиваться на основе сборочных производств простых машин и механизмов с перспективой глубокой локализации и усложнения процессов на местах на основе местного сырья, материалов и полуфабрикатов. Это даст возможность организовать межрегиональные цепочки производства и потребления с общей выручкой около 1100 млрд руб.

Как загрузить сферу обслуживания, подсказал коронавирус и понимание того, что чистый воздух становится товаром. Теперь необходимо научиться этот товар продавать — прежде всего крупным мегаполисам, которые пострадали и от экологии, и от вируса. Не надо строить огромные комплексы для лёгочной реабилитации, тем более что вирус приучил к соблюдению социальной дистанции. Упор можно сделать на строительство гостевых домов, управляемых семейным бизнесом. Управляющей компанией сети таких гостевых домов и инвестором может стать «Кавказ-реабилитация», которую можно создать с участием правительств регионов СКФО, правительств Москвы, Санкт-Петербурга, «Газпрома», «Роснефти», РЖД, «Ростеха» и т. д. Все они в наибольшей мере пострадали от инфекции и нуждаются в реабилитации своих сотрудников и жителей. Всем переболевшим потребуется многолетнее лечение, и горные территории для этого наиболее подходят. Замечу, что это открывает большие перспективы и для частной медицины.

Что надо сделать?

1. Переформатировать структуры, созданные с бывшим Минкавказом, сориентировать их на работу в трёх направлениях: Кавказпром, Кавказстрой и Кавказпроект. Или объединить их в новой структуре ПАО «Кавказоргпромстройинвест».

2. Принять стратегию привлечения инвестиций в СКФО на основе принципа «инвестиции в обмен на рынки».

3. Производство должно развиваться на основе коротких индустриальных инвестиционных проектов (КИП), организованных по принципу «от простого к сложному», от сборки на основе сборочных комплектов — до глубокой локализации производства в СКФО на основе межрегиональной кооперации и создания смежных производств.

В перспективе этот подход может стать основой создания единой Корпорации развития приоритетных территорий с единой методической и нормативной базой. Ведь и Дальний Восток, и Северный Кавказ, и Арктика, и Крым относятся к приоритетным территориям, потенциал которых по рынкам и номенклатуре потребления необъятен и может быть освоен при условии объединения сторон, ставящих во главу угла реализацию прежде всего государственных инициатив и приоритетов.

Помогут ли «варяги»?

Кавказ мог бы быть одним из самых богатых регионов России.

В реальности же богат он в основном проблемами. Почему так получилось?

Дмитрий Журавлёв, гендиректор Института региональных проблем:

— В советское время Северный Кавказ был большим промышленным регионом. Но в 90-е годы именно по промышленности был нанесён наибольший удар. Большинство системообразующих предприятий закрылись. Население же в регионе растёт быстро. Молодых много, а работать им негде.

Казалось бы, построить новые предприятия — невелика задача. Это же не Дальний Восток, не надо с нуля строить всю инфраструктуру, поэтому можно гораздо быстрее выйти в прибыль. Однако тут мы столкнулись с другими проблемами — с тем, что называется местными особенностями.

Кавказ — это регион родовых вертикалей. Здесь клан, родственные связи значат очень много. Местная разновидность коррупции заключается не только и не столько в повальном воровстве, сколько в том, что один чиновник высокого ранга начинает подтягивать во власть своих родственников и полностью вытеснять из власти другие кланы. До проблем региона в итоге никому дела нет, и они копятся и копятся.

Поэтому, чтобы обустроить Кавказ, здесь нужно менять фактически всю систему управления. В течение 20 лет после чеченских войн федеральные власти пытались найти оптимальную формулу. Сначала назначали на руководящие посты местные элиты. Не получилось — элиты начали ругаться между собой. Пытались назначать кавказцев, но из Москвы. Однако они настолько утратили связь с регионом, что не только не понимают, что там происходит, но и не имеют поддержки со стороны местного населения.

Третий вариант — назначение «варягов», которые с Кавказом ранее связаны не были. При этом «варяги» должны быть со связями, пользующиеся уважением, с хорошим управленческим опытом. Пример — Владимир Васильев в Дагестане, который боролся с террором, был замглавы МВД. Но даже у него дело идёт со скрипом. А много ли таких кадров можно найти?

Вот и остаётся пока Кавказ нерешённым уравнением в задаче о том, как нам обустроить Россию.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции