«Сегодня я могу сказать, что мне все равно на человека, а завтра — что я не могу без него жить»: как живут люди с пограничным расстройством личности

Продолжаем цикл материалов о людях с психическими расстройствами

Пограничное расстройство личности — это заболевание, при котором человек становится гиперчувствительным и импульсивным. У «пограничника» постоянно скачут настроение и самооценка. Мы поговорили с обладательницей ПРЛ и узнали, почему такие люди повреждают себя во время стресса, как их лечат в психоневрологических диспансерах и стационарах и что делать, когда самый близкий человек не верит в твой диагноз. По просьбе героини мы не упоминаем ее имя в материале. Первые симптомы  Я всю жизнь считала себя очень ранимой. Видела эмоции и поведение других людей и понимала, что чувствую все намного острее. Это сильно проявилось в подростковом возрасте. Учитель мог сделать мне замечание или указать на ошибку, а я без спроса выбегала из класса и долго плакала. Это привлекало внимание, люди спрашивали, почему мои реакции такие эмоциональные. Но я сама не понимала и считала себя не такой, как все остальные, а с особенностями.  Примерно в 12 лет я стала заниматься самоповреждением. Сначала просто кусала себя, но не придавала этому значения. А потом моя мама рассталась со своим мужчиной, и на этой почве у нее случился нервный срыв. Я слышала ее крики из детской комнаты. Мне было очень страшно. Тогда я почему-то вспомнила, как мои одноклассницы причиняли боль сами себе. Не знаю почему, но в тот момент я тоже решила сделать это. Боль отвлекла меня, и чувство страха притупилось.  С тех пор я стала наносить себе повреждения на регулярной основе. Это помогало отвлечься от душевных терзаний и переключиться на физическую боль. Однажды мама заметила следы и сказала: «Чтобы я больше не видела этого на твоем теле». Она выбрасывала все опасные предметы, если находила их, но это никогда меня не останавливало. Я могла купить новые. Мама считала, что это делается для привлечения внимания, но я просто не знала, как иначе притупить свои чувства. Механика расстройства Пограничное расстройство, оно же эмоционально нестабильное, говорит само за себя.  У тебя существует только два состояния: все либо черное, либо белое, нормального не существует. Заболевание похоже на биполярное аффективное расстройство, но БАР сильно зависит от периодичности, а у «пограничников» всегда есть какой-то триггер, который приводит тебя к одному из состояний.  Например, если человек скажет мне что-то неприятное, настроение мгновенно портится. Меня охватывает ярость, я становлюсь агрессивной, могу наговорить гадостей, о которых потом пожалею, буду обвинять человека во всех смертных грехах или даже наброситься на него с кулаками. Либо, наоборот, могу расплакаться, начать считать себя обузой и винить в излишней эмоциональности. Когда же случается что-то хорошее, состояние сильно улучшается. Я начинаю верить в светлое будущее, думать, что любая проблема мне по плечу, а всех людей вокруг хочется обнимать и говорить комплименты.  Из-за перепадов настроения строить какие-либо отношения с людьми очень тяжело. Я то безумно нуждаюсь в близких, то испытываю к ним злость или, что хуже, абсолютное безразличие. Я потеряла очень много друзей из-за того, что им сложно понять, что я на самом деле чувствую. Сегодня я могу сказать, что мне все равно на человека, а завтра уже умолять вернуться и твердить, что я не могу без него жить.  Между этими двумя состояниями есть также период стресса. В это время я совершаю импульсивные поступки, за которые позже становится стыдно. Я могу удалить фотографии в соцсетях, закинуть всех в черный список и купить билеты в Ростов-на-Дону просто потому, что захотелось уехать. Однажды мама дала мне денег на оплату квартиры, а я пошла в магазин и большую часть потратила на всякие безделушки вроде блокнотов, брелоков и игральных карт. В такие моменты ты совершенно не контролируешь себя, а потом приходится разгребать все, что натворила. Позже я занимала деньги у друзей, чтобы мне не прилетело от мамы, а потом долго раздавала долги.  Алкоголь и другие вещества Постепенно расстройство прогрессировало. В 15-16 лет при ссорах с друзьями меня могла охватить такая ярость, что я провоцировала драки. На любую критику я реагировала либо слезами, либо агрессией. Состояние становилось очень нестабильным. Тогда я стала смотреть видео с советами от психологов, чтобы наладить отношения со сверстниками. У меня появились проблемы с общением, я была очень замкнута и не уверена в себе, и эти видео в какой-то степени помогали бороться с этим. Но, к сожалению, был и плохой опыт самолечения. Например, я начала много пить и употреблять другие вещества.  Такой образ жизни не способствовал улучшению состояния. Поначалу алкоголь поднимал настроение, но я не чувствовала нормы. Злоупотребляла и начинала рыдать так, что меня никто не мог успокоить. После употребления веществ тело и голова расслаблялись, плохие мысли исчезали. Вскоре я начала чувствовать, что мне хочется употреблять все чаще и чаще. Стало страшно, что это перерастет в зависимость. Поэтому я вовремя остановилась и бросила эту пагубную привычку. Но вскоре я начала по-настоящему сходить с ума. Нарушился сон, я могла не спать несколько суток или же отключаться на 18 часов. Я плакала каждый день, постоянно запиралась в ванной, чтобы повредить себя, рисовала кровью. Я не испытывала ничего кроме бесконечной боли и страданий и больше не могла так жить. Мои эмоции постоянно скакали от абсолютного безразличия до высшей точки отчаяния. Я не понимала, что происходит, и мне хотелось, чтобы все скорее закончилось. Начало лечения В какой-то момент я подошла к маме и попросила о помощи. Сказала, что мне нужен врач, ведь мое состояние пересекло границу нормального. Мама же ответила, что я просто выбрала позицию жертвы и сама хочу себя так чувствовать. Якобы я бездельница, мне нужно больше учиться, и тогда все проблемы уйдут. Слышать такое было обидно — самый близкий человек не хочет помочь мне. Но я была ребенком, поэтому не могла ничего сделать, кроме как просто ждать и перестать рассказывать маме о своем самочувствии.  Болезнь же ждать не хотела. Мои эмоции стали совсем не контролируемыми. Однажды я пришла домой, мама попросила меня сходить за квасом, и я расплакалась. Просто потому что не хотела идти в магазин. К счастью, дома была бабушка. Она поняла, что со мной не все в порядке и предложила записать меня к хорошему платному неврологу.  Однако невролог сказала, что это не ее профиль, и мне нужно обратиться к психиатру. Я сильно расстроилась. Тогда казалось, к психиатру ходят совсем сумасшедшие люди, я же себя таковой не считала. Врач успокоила меня, дала мне лист, где был написан предполагаемый диагноз — депрессивное расстройство, после чего мы с мамой поехали в детский неврологический диспансер.  Диспансер Я очень испугалась того, что увидела. В диспансере были особенные дети. Помню, ко мне подошел мальчик-дошкольник, сказал: «Ты спи, спи», и ушел. Я не считала, что это то место, где я должна находиться. У меня все же не настолько запущено. Меня переполняло чувство вины за то, что занимаю чье-то место.  В кабинете у психиатра было еще неуютнее. Я была несовершеннолетняя, поэтому первый прием обязательно должен был проходить вместе с родителем. При маме рассказывать о своих чувствах было очень тяжело, ведь она часто их обесценивала. Я зажималась, говорила мало и поверхностно затрагивала тему. Когда врач обратилась к маме, та ответила, что со мной все хорошо, и я на самом деле прекрасно себя чувствую. Она пела песни, что не замечала ничего странного, и у меня нет никаких проблем, кроме сложностей со сном. Тогда мне выписали кучу таблеток и попросили прийти на повторный прием через три месяца.  Однако через три месяца ничего не изменилось. У меня наладился сон, но я все так же чувствовала себя подавленно. Тогда мне разрешили поговорить без мамы в кабинете. Я наконец-то призналась в том, что меня преследует чувство беспомощности и обреченности. После этих слов врач поменяла мне дозировку лекарств и сказала, что у меня определенно есть какое-то расстройство.  К сожалению, лекарства сработали не как надо, а скопившийся стресс усугубил ситуацию. У меня началась паранойя. Я думала, что из меня пытаются сделать сумасшедшую. Пичкают таблетками, чтобы положить в больницу, из которой я больше никогда не выйду, а телефон точно прослушивают. Я боялась снова ехать к психиатру, поэтому врала всем, что мне стало лучше. Но к врачу ехать все же пришлось. Она не заметила положительной динамики в моем состоянии, поэтому мне предложили сходить в стационар. Стационар Стационар практически то же самое, что и диспансер, но туда нужно было ходить каждый день, чтобы получать более обширную помощь. Теперь со мной занимался не только психиатр, но и психотерапевт и психолог. Также там выдавали бесплатные лекарства. В стационаре мне нравилось намного больше, нежели в диспансере. Все специалисты относились ко мне с большим трепетом и были искренне заинтересованы в моем выздоровлении. В стационаре наконец-то стали разбираться с моим диагнозом. До этого мне ставили неврозы, депрессивное расстройство, подозревали биполярное расстройство. Мнения врачей постоянно менялись, поэтому было непонятно, как меня лечить. К счастью, мне попались хорошие специалисты и вскоре мне поставили правильный диагноз — пограничное расстройство личности.  Я послушно принимала лекарства и ходила на терапию. Постепенно, месяц за месяцем, мне становилось лучше. Я стала чувствовать себя нужной хотя бы своему лечащему врачу. Лечение шло мне на пользу. Эмоции больше не были такими нестабильными, а депрессивные эпизоды — тяжелыми. Жизнь стала налаживаться, у меня появилась надежда, что я выберусь из этого болота окончательно.  Но так вышло, что несовершеннолетние не могут распоряжаться, когда им вставать на учет и когда с него сниматься. Этим мог распоряжаться только родитель. За месяц до моего 17-го дня рождения я легла в больницу — у меня были проблемы с почками. Пока я лечилась, моя мама несколько раз ходила к моему психиатру и уверила, что я чувствую себя прекрасно. Поэтому меня сняли с учета. Свой поступок она объяснила тем, что я могу справиться и сама, без врачей и таблеток. Меня охватило отчаяние, когда я узнала об этом. У меня была вера в то, что я смогу вылечиться, но у меня эту возможность отнял мой родной человек. На этом мое лечение и закончилось.  Сейчас мне 18, и я могу сама встать на учет во взрослом психоневрологическом диспансере. Но я была там однажды, и меня сильно напугало то, что я увидела. Вокруг были серые люди с потухшими взглядами. Это очень тоскливое место. К тому же мне не внушает доверия бесплатная медицина. Боюсь, что врачи будут грубыми со мной или скажут, что я все придумала. Ходить же к платным специалистам у меня пока нет возможности. Сейчас мое состояние не такое ужасное, каким было два года назад, однако я все еще чувствую влияние расстройства на меня. У меня все еще скачет настроение, и иногда я совершенно не контролирую свои эмоции. Но тем не менее, сейчас я не думаю о смерти и почти полгода не причиняю себе физическую боль. Я хочу вернуться в терапию, но не знаю, когда мне удасться это сделать. И маме я уже вряд ли расскажу об этом. Фото:  Thomas Picauly: unsplash.com, Pawel Czerwinski: unsplash.com, Tatiana: pexels.com, SHVETS production: pexels.com, Roberto Sorini: unsplash.com, Liza Summer: pexels.com Предыдущие материалы о людях с психическими расстройствами:  «Я встретился с мамой и сказал, что хочу умереть»: как живут и что чувствуют люди с депрессией  «Мы с любимым человеком называем мою болезнь Ларисой»: как живут и что чувствуют люди с ОКР  «Я могу резко решить, что хочу уйти в политику, и загораюсь желанием стать президентом»: как живут люди с биполярным расстройством