«Вернулся настоящим алеутом»: почему граф Федор Толстой был татуирован с головы до пят

«Ночной разбойник, дуэлист,

В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,

И крепко на руку не чист», – так характеризовал графа Федора Ивановича Толстого Грибоедов в «Горе от ума». Действительно, граф имел несколько прозвищ, среди которых были «Алеут», «Американец» и «Татуированный дьявол» и жил в доме, увешанном алеутскими масками и оружием.

Его боялись и ненавидели, им восхищались, а его рассказы о приключениях могли слушать бесконечно. Правду в них было невозможно отличить от вымысла, и поэтому до сих пор в биографии графа существуют белые пятна, потому что воспоминания Федора Ивановича противоречат свидетельствам других участников событий. Но когда друзья выражали недоверие, граф демонтировал собственный торс, и все замолкали, не решаясь перечить человеку, который выглядел столь устрашающе.

Бретер и гуляка

Федор Толстой родился в Москве, в небогатой семье графа Ивана Андреевича Толстого и Анны Федоровны Майковой. Отроком был отдан в петербургский Морской кадетский корпус, но морским офицером не стал, попав после учебы в Преображенский полк.

По воспоминаниями сослуживца Фаддея Булгарина, нрава он был дикого – обидчив, мстителен, вспыльчив и великолепно владел пистолетами и шпагой. В 17 лет он обрел славу дуэлянта, а в 1803 году совершил проступок, за который могли разжаловать в солдаты. Пропустил полковой смотр, чтобы принять участие в полете воздушного шара над Петербургом, а когда старший офицер стал отчитывать его, плюнул ему в лицо.

Чтобы избежать наказания, граф решил подменить своего двоюродного брата Федора Петровича Толстого и отправиться в кругосветное путешествие вместо него. Будущий художник Федор Петрович страдал от укачивания и уступил кузену место на шлюпе «Надежда», которым командовал мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн. В плаванье уходили два шлюпа, второй назывался «Нева», им командовал Юрий Федорович Лисянский. Путешествие должно было продлился три года, и Толстой надеялся, что о его проступке забудут.

Его сиятельство развлекаются

На корабле Толстой показал свои худшие черты: зло шутил над окружающими и перессорил всех на судне. Однажды он напоил до бесчувствия судового священника монаха Гедеона, а когда тот уснул на палубе, залил ему бороду сургучом и припечатал ее гербовой печатью к доскам. Когда монах проснулся, граф убедил его, что ломать печать нельзя – это приравнивается к измене. Священник с перепугу разрешил отрезать себе бороду.

Много бед экипажу причинила обезьяна – орангутан, которого граф купил на одном из островов. Он научил орангутана заливать чернилами бумаги и запустил его в каюту к капитану. Орангутан успел залить чернилами семь листов судового журнала, прежде чем Крузенштерн обнаружил его.

Скандал был большой, но заключение под стражу не смогло образумить Толстого. Обезьяну он в конце концов застрелил. Как вспоминал офицер Ермолай Иванович Левенштерн, она надоела ему и долго слонялась по кораблю, надоедая всем. Однажды она укусила графа, и тот с такой силой бросил ее об палубу, что был вынужден пристрелить, чтобы не мучилась.

Кроме Толстого на «Надежде» в Японию плыл камергер Николай Петрович Резанов, у которого тоже не сложились отношения с капитаном. Обстановка на шлюпе была накаленной.

Так была ли Америка?

Чтобы добраться до мыса Горн, Крузенштерну понадобилось полгода. В Тихом океане потрепанный штормами шлюп сделал длительную остановку в Полинезии на острове Нуку-Хиве, где экипаж был радушно встречен туземцами.

Николай Дмитриевич Толстой-Милославский в монографии «Толстые. Двадцать четыре поколения на фоне русской истории» писал, что здесь граф погрузился в негу любовных наслаждений с туземками и позволил покрыть свое тело многочисленными татуировками. Полинезийцы отличались искусством татуировки и покрывали тела и лица сложными узорами. Превзойти их в этом могли только маори.

Наколки делали себе и офицеры: Крузенштерн выколол на руке имя жены Юлианы, а Макар Ратманов наколол на груди надпись на французском.

Из Полинезии шлюпы отправились к Гавайским островам, где разделились – «Нева» пошла на Кадьяк, а «Надежда» – в Петропавловск.

О том, что с графом Толстым случилось дальше, можно судить по записи в судовом журнале, где написано следующее: «Поручик гвардии Его Императорского Величества граф Толстой (и некоторые другие) оставили корабли и отправились в Петербург сухим путем». Что скрывается за этими словами судить сложно.

В Петропавловск «Надежда» пришла 15 июля. Здесь конфликт между Крузенштерном и Резановым достиг апогея и дошел до губернатора. Лишь после того как капитан потребовал, чтобы его отстранили от командования, а шпагу отправили в Петербург, Резанов пошел на мировую. Здесь же могли списать на борт Толстого, ботаника Бринкина и художника Курляндцева. То есть вопрос, был ли Толстой на Алеутских островах, не выяснен. Сам он говорил, что его хитростью оставили «на пустынном берегу», снабдив продуктами. Он был вынужден выживать и перебирался с острова на остров, пока не достиг местности, населенной индейцами-тлинкитами. Какое-то время он жил среди них, и они «умоляли стать их царем», но затем ему надоело, граф привлек внимание проходящего корабля и добрался до Камчатки. Оттуда ему на санях, на лодках и пешком пришлось добираться добираться до Петербурга. Но возможно, что граф Толстой просто пересел на Гавайях на «Неву» и таким образом добрался до Америки? Неизвестно.

11 детей за 11 смертей

Дальнейшая его жизнь являла собой пример жизни кутилы, шулера и бретера. Граф изрядно отличился в войне со шведами, водил дружбу с Пушкиным, Баратынским и Денисом Давыдовым. Увлекал их рассказами, значительно сгущая краски. По-прежнему был вспыльчив и убил на дуэлях 11 человек.

Бог наказал бретера: он женился на цыганке-танцовщице Авдотье Максимовне Тугаевой, которая однажды заплатила его карточный долг. Она родила ему 12 детей, из которых один за одним умерли 11. От переживаний граф стал набожным, и каждый раз после смерти ребенка в помяннике с именами своих жертв вычеркивал одну фамилию. Когда их не осталось, подвел черту и написал – «квиты». Двенадцатая дочь графа Прасковья действительно выжила.

На закате лет «Алеут» начал много молиться. Он умер 24 декабря 1846 года после недолгой болезни. Перед смертью он несколько часов исповедовался священнику и умер, примирившись с Богом. Его могила на Ваганьковском сохранилась до сих пор.