Красная линия пролегает между теми, кто готов видеть в своих оппонентах партнеров по диалогу, и теми, кто свято уверен, что с другой стороны враги, которых надо посадить, или выслать из страны, или, что надежнее – расстрелять. Недавно чешский коллега спросил меня: как Алексею Навальному удалось стать публичным политиком в стране без публичной политики? Я ответил, что, возможно, из Чехии и кажется, что в России нет публичной политики, но изнутри все выглядит несколько иначе.
Это как лететь на самолете над горной цепью: внимание скорее привлечет дымящийся вулкан, а вовсе не самая высокая вершина. Более того, если дыма будет много – как, скажем, от невысокого, но знаменитого Эйяфьядлайекюдля в 2010 году, то можно все остальные горы вообще не заметить.
Впрочем, возможно, что имело место просто обыкновенное расхождение в терминах. Для меня как для политолога публичная политика – это все, что не относится к практике закулисных и подковерных переговоров. И эта политика в нашей стране, безусловно, есть.
Особенно хорошо это заметно в регионах. Элитные группы и отдельные бизнесмены и политики активно публично взаимодействуют друг с другом, и федеральный центр для них зачастую не столько вышестоящее начальство, сколько инструмент в достижении собственных вполне локальных целей.
Если же воспринимать публичную политику исключительно в разрезе уличной активности и обращения к избирателям, минуя СМИ, то, наверное, да, Навальный является в этой сфере одной из самых заметных фигур.
Хотя ему далеко до многих неполитических видеоблогеров по части посещаемости и влиятельности, и, как показала акция против реновации 14 мая, организованная тремя ранее не имевшими опыта подобной деятельности девушками, в случаях, когда городская власть по недомыслию или какой-то другой причине забывает разъяснить гражданам свои действия, наши люди выходят не улицы не хуже, чем в любой другой европейской стране. Можно также вспомнить митинги против повышения тарифов в Новосибирске, успешно организованные и проведенные без всякого Навального.
Поэтому зацикливаться на фигуре Алексея Анатольевича совершенно не стоит, и приписывать ему какую-то «особость» и «инаковость» – тем более.
После несанкционированных митингов 26 марта, а в особенности 12 июня, Навальному стали приписывать еще один политический «смертный грех» – вовлечение подростков в политику, но и это не его ноу-хау. Подросткам политика была интересна всегда – я сам, будучи тринадцатилетним, в 1991 году рвался к Белому дому (в 1993-м уже не рвался, потому что надо было работать).
В начале нулевых кумиром народным служил Эдуард Лимонов, и немало юных пассионариев прошло через НБП, а позднее, при всей моей искренней нелюбви к тому, как и что делало движение «Наши», стало окончательно понятно: если не предлагать молодежи интересной разрешенной активности, то она займется неразрешенной. Третьего не дано.
На самом деле настоящий водораздел сейчас пролегает не между теми, кто в состоянии вывести людей на улицы, и теми, кто этого сделать не может или не хочет, не между либералами и охранителями, и уж тем более не между «отцами» и «детьми». Ни одно серьезное социологическое исследование не выявляет развития подобных конфликтов.
Граница, а точнее, толстая красная линия пролегает между теми, кто готов видеть в своих оппонентах партнеров по диалогу, и теми, кто свято уверен, что с другой стороны враги, которых надо посадить, или выслать из страны, или, что надежнее – расстрелять.
Первые, независимо от политической позиции и отношения к действующей власти – сторонники эволюции, поступательного движения вперед, не нарушающей законы гражданской активности, «практики малых дел», использования государственных институтов по назначению, партнерских равноправных отношений со всеми готовыми к такому формату отношений странами мира.
Вторые – революционеры или активные контрреволюционеры, готовые драться с полицией или избивать своих противников, презирающие не нравящиеся лично им законы, сторонники немедленных «посадок», а лучше, как выше сказано, расстрелов, тотальных люстраций, санкций, запретов на въезд и выезд и прочих, как показывает весь мировой опыт, бессмысленных и вредных, но крайне притягательных для сторонников простых решений действий.
И, пожалуй, наиболее ярким маркером, отличающим первых от вторых, является отношение к статье 282 Уголовного кодекса Российской Федерации «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства».
Законодатель консервативен (да он и обязан быть консервативным, сиюминутные изменения правил и норм в угоду политической конъюнктуре ни к чему хорошему не приводят). Но среди не признающей насилие как средство политической борьбы части гражданского общества сложился вполне явный консенсус: в нынешнем виде эта статья является абсолютно неактуальной. Она наказывает не за «действия», а за мысли. И наказывает, как правило, даже не тех, кто мысли придумывает, а случайных репостеров из социальных сетей.
Эта статья избыточна, и совершенно неясно, что она делает в разделе «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства». Скорее, наоборот, каждый процесс по этой статье наносит ущерб конституционному строю – потому что хоть статья 29 Конституции и запрещает пропаганду социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства, но она сразу после этого постулирует, что никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них. А уголовное наказание за высказывание убеждений – это именно что принуждение к отказу от них.
Да и безопасности государства отнюдь не содействует то, что молодые и не очень люди регулярно предстают перед судом за репосты в социальных сетях. Ценный ресурс правоохранительных органов и судебной системы тратится на стрельбу из пушки даже не по воробьям, а по голографическому изображению воробьев.
Поэтому те, кто призывает карать инакомыслящих по 282-й статье, и те противники действующей власти, которые требуют возбуждать дела по этой же статье против не сильно следящих за языком борцов с оппозицией – они в одной лодке и куда ближе друг к другу, чем им самим кажется. Сформулированная Сергеем Довлатовым истина про неотличимость советских и антисоветских, похоже, стала вечной. Экстремисты с обеих сторон одинаково неприятны и одинаково опасны для общества в целом.
И, кстати, сторонники Навального, призывающие сейчас возбудить дело по 282-й статье против телеведущего Соловьева, не так уж сильно отличаются от своего кумира – на публику он заявляет о необходимости отменить эту «глупую» статью, притом что самолично подавал по ней заявления в прокуратуру.
Но 282-я вовсе не помогает бороться с экстремизмом – и постоянный рост осужденных по ней об этом явно свидетельствует. Если мы, конечно, не хотим реинкарнировать сталинский лозунг о возрастании классовой борьбы по мере построения бесклассового общества.
Регулировать границы допустимого в дискуссии должно общество. Запрещенная Конституцией пропаганда – удаляться администрациями соцсетей.
Для тех, кого лично оскорбляют инвективы вроде «... продали Россию» или «хватит кормить ...» есть статья 128.1 «Клевета» (штраф до миллиона, тоже не сказать, что мало), а уж доказать, что ... никого не продавали, а ... сами кого хочешь накормят, не так уж сложно.
Каждый знает, что дело – это хорошо, а безделье – плохо. Но куда вреднее безделья – имитация бурной деятельности. Вроде бы все чем-то заняты, а ситуация только ухудшается.
Статья 282 позволяет бурно и громко имитировать борьбу с экстремизмом и никак не сказывается на реальном экстремистском подполье.
А если эту статью поддерживает оппозиционер – то сразу становится понятно, что его цель – не улучшить ситуацию в стране, а любым путем взять власть и отомстить всем, до кого сможет дотянуться.
Кстати, чешскому коллеге
Ондржею Соукупу, который спросил меня про публичную политику, уже почти год непонятно почему запрещен въезд в Россию. Подобные запреты – украинская в худшем смысле этого слова практика, также не имеющая ничего общего с обеспечением безопасности государства. Но это уже совсем другая история.
Теги:
Конституция, оппозиция, запрет, Алексей Навальный, законы, общество
