Кризис мировой дипломатии: почему перестала работать старая школа?

МОСКВА, 25 июля 2021, Институт РУССТРАТ.   Постановка проблемы. За последний год в мировой политике произошло два важных явления, которые начинают определять новые характеристики мировой дипломатии, которая давно пребывает в кризисе. Но если кризис мировой дипломатии как системы в выстраивании международных отношений фиксируется и описывается экспертами уже на протяжении последних двух десятилетий, то стремительное распространение коронавируса и меры, предпринятые правительствами для борьбы с ним, привели к разбалансировке очень многих моментов текущей жизни, в том числе, и внешнеполитической. Происходит резкое снижение количества крупных мероприятий на мировой арене. Так, отменены или переведены в дистанционный режим многие значимые международные форумы, конгрессы и так далее. Например: Генеральная Ассамблея ООН, саммит БРИКС, министерские недели различного уровня и другие. Наблюдается общее сокращение частоты дипломатических контактов, что приводит к падению качества дипломатического диалога за счет вынужденного дистанционного формата общения. Таким образом, можно констатировать факт наличия двух кризисных потоков в системе международных отношений и мировой дипломатии, которые временами пересекаются, а временами развиваются независимо друг от друга, параллельно. Их объединяет только один признак: исчерпанность по разным причинам прежних ресурсов и появление новых, часто совершенно экзотического свойства в условиях радикальной трансформации мира. И не только это. Сейчас ключом к пониманию проблемы служат трансформация общества, прежде всего, западного, и совмещенный кризис геополитического порядка. На глазах рушатся, во-первых, остатки международного порядка, заложенные по итогам Второй мировой войны, во-вторых, разваливается сложившееся после развала Советского Союза доминирование Запада и исчезает «однополярный момент». То есть, одна волна совпала с другой, наложилась на нее. А сейчас пандемия коронавируса дорисовывает картину «новой всемирной истории». Все пошло не так. Глобальный финансово-экономический кризис 2008 года вскрыл таившиеся к глубине параметры и источники кризиса на Западе, включая подрыв доверия электората к элитам и кризис безальтернативной политики и демократии вообще. Заработал печатный станок в рамках «количественного смягчения», и все на Западе стали интенсивно жить в долг. В обществе прошли еще две главные перемены. Рухнуло доверие к печатному слову, прежде всего традиционным СМИ, эффективно контролировавшимся элитами. Интернет и соцсети стали вроде бы обеспечивать электорату реальную свободу слова и политической самоорганизации. Одновременно в сфере международных отношений стала выхолащиваться идейно-институциональная архитектура, отражавшая базовые основы идеологических и имперских императив. Соответственно, исчерпала себя прежняя повестка дня, включая стратегическую стабильность и контроль над вооружениями. Стало складываться устойчивое ощущение того, что в мире почти все государства переходят к «ручному управлению». На Западе стали понимать, что не удалось сдержать Россию и Китай. Сегодня можно констатировать, что находясь в малозатратном режиме, но Россия за последние пятнадцать лет выиграла гонку вооружений, причем как стратегических, так и обычных. Китай уже не сдержать, хотя бы в силу его экономической и технологической мощи. В то время как США и Запад в целом игнорируют новую реальность на путях создания альтернативного миропорядка. Это привело к сбоям в традиционной дипломатии: стороны стали действовать в разных измерениях, как говорится, «мимо друг друга». В результате, разваливается дипломатический инструментарий, который действует только в определенной системе координат, признаваемой всеми государственными участниками международного общения. Одновременно множится число негосударственных акторов со своей философией и своими интересами. Но даже в условиях разлада на верхнем, межгосударственном уровне международных отношений многое зависит от учета дипломатией качественно новой реальности, от способности к модернизации в духе времени, включая доступ к различным сегментам целевой аудитории на условиях, которые диктует их специфика. Поэтому необходим тщательный анализ современных тенденций мирового развития, чтобы не только доказать будущность именно дипломатии как ключевого средства регулирования международных отношений, но и для сохранения запаса вариантов развития событий.   Нынешнее состояние дипломатии. Стремительное распространение коронавируса и меры, предпринимаемые правительствами по борьбе с ним, привели к определенным последствиям для экономики, финансов, и вообще к разбалансировке очень многих моментов текущей жизни, в том числе и внешнеполитической. Происходит резкое снижение количества крупных мероприятий на мировой арене. Это приводит к падению качества дипломатического диалога за счет вынужденного дистанционного формата общения. Таким образом, можно констатировать снижение доверительности в переговорах международных партнеров, вынужденных проводить их посредством электронной связи без личного контакта «глаза в глаза». С одной стороны, международное взаимодействие получило совершенно новые, неожиданные векторы развития. В области науки, например, произошла переориентация и переход на онлайн-кооперации. Стали активно использовать цифровые платформы, онлайн доступ к данным, к публикациям, к инфраструктуре открылся во многих институтах. С другой, политическая жизнь оказалась на время парализована, а политическая повестка дня никуда не исчезла, она становится только сложнее, а публичная дипломатия становится ещё важнее. В марте 2020 года Государственный департамент США провёл конференцию внешнеполитических ведомств стран онлайн, но изначально мероприятие должно было пройти в Питсбурге. 16 апреля встреча лидеров стран G7 впервые прошла через видеоконференцию, а не в резиденции американского президента, как планировалось ранее. Встреча глав государств стран большой двадцатки также состоялось онлайн, и таких примеров множество. Фактом является то, что пандемия усилила геополитическую фрагментацию и углубила «линии разлома» между странами. Одновременно это замедлило дипломатические процессы и остановило большинство мирных усилий в вопросах урегулирования действующих конфликтов. Теперь, оказавшись в реальности глобальной геополитической изоляции, дипломатам приходилось приспосабливаться к новым условиям, адаптироваться и научиться жить в условиях этой новой реальности. Уже практически привычным стало проведение брифинга для местных и иностранных журналистов официального представителя МИД, который проводится без их присутствия в онлайн-режиме. Коронавирус показал, что напряжённость может вырасти очень резко, а в будущем процесс эскалации конфликтов может происходить даже быстрее. Как считает лондонский эксперт Лен Уильямс, «в конечном счете, COVID-19 может быть не так серьезен, как другие вспышки болезни, но история говорит нам, что он будет иметь много краткосрочных и долгосрочных последствий для обществ по всему Ближнему Востоку и за его пределами». При этом тренд на цифровизацию дипломатии несколько облегчил решение технических вопросов, но не стал панацеей, которая позволит «отменить» традиционный формат дипломатического взаимодействия. Пандемия побудила дипломатов больше, чем обычно, взаимодействовать с частным и неправительственным секторами, особенно при закупке и распределении медицинских и гуманитарных материалов и репатриации граждан. Дипломаты находили время, чтобы обдумать и заново откалибровать свои дипломатические навыки. Например, консульская работа стала преобладать над политическими и экономическими приоритетами. Новаторские изменения в дипломатическом искусстве проявились в том, что посол вручает верительные грамоты иностранному правительству по видеоконференции, а дипломаты-стажеры проводят виртуальные туры вместо физических поездок за границу. Применялась даже «дипломатия за ужином в Интернете», когда еда доставлялась в дома гостей, а Zoom обеспечивал разговор. Точно так же культурная дипломатия процветала через «ифтар издалека» во время священного месяца Рамадан и виртуального «Симпозиума культурного марафона». Так, активно в международный лексикон с «легкой руки» министра иностранных дел КНР Ван И входит «облачная дипломатия», воплотившаяся в телефонных звонках, переписке и видеоконференциях. Правительства почти всех стран стараются поддерживать свой «общественный» имидж, поскольку местное и иностранное население ежедневно отслеживает брифинги для прессы, глобальную статистику здравоохранения и дискуссии о различных стратегиях общественного здравоохранения, принятых во всем мире. В мире, где даже дипломаты вынуждены работать из дома, другие формы традиционной публичной дипломатии почти полностью заменены сообщениями в СМИ. Так, Япония и Китай ослабили глубоко укоренившийся антагонизм с помощью «дипломатии масок». Надежная стратегия Южной Кореи по борьбе со вспышкой коронавирусной инфекции, похоже, укрепляет ее национальную репутацию. Виртуальная дипломатия вызвала почти революцию в привычках профессиональных дипломатов к планированию. Как прямое следствие отмены путешествия, время было «изобретено заново» как доступный ресурс. Интернет-разговоры с коллегами стали новой нормой. Часы, проведенные в поездах и самолетах для посещения коллег или встреч, внезапно стали доступны для других задач. Многие прежде стандартные дипломатические действия оказались «ненужными», хотя европейская дипломатия во время изоляции рисует неоднозначную картину. Несомненно, министры иностранных дел европейских стран увеличили количество встреч, поскольку они фактически созывались дополнительно два раза в месяц. То же самое произошло и со встречами европейских лидеров, число которых в период с марта формально увеличилось. Но, как отмечают эксперты, «эти многочисленные виртуальные дискуссии в целом не дали результатов; дистанционные встречи на высшем уровне стали, по сути, добавлением индивидуальных монологов. В своих интервью дипломаты часто признавались, что виртуальная дипломатия не может обеспечить все дипломатическое мастерство». Так, выступая перед белорусскими студентами в Минске глава МИД России Сергей Лавров говорил, что «живой диалог, несомненно, намного эффективнее», и «только смотря в глава человеку можно понять, имеет ли он в виду то, что говорит, или это зондаж и у него есть запасная позиция». Обмен информацией и аргументами можно превратить в виртуальную дипломатию, но настоящие переговоры менее эффективны. Основная работа – это переговоры по важным вопросам, уступки, достижения консенсуса, и всё это проходит вне официальной части саммита. Как заявил посол Сингапура в США Ашок Мирпури: «Работа онлайн – это ненастоящая дипломатия. Вы отправляете дипломатов в столицы других стран для того, чтобы они могли лично участвовать в переговорах, делиться конфиденциальной информацией и оценками. Строить доверие и действовать на его основе – это процесс, включающий в себя много нюансов, которые нельзя достичь в онлайн». С ним согласен Иво Даальдер, бывший посол США в НАТО при администрации Обамы: «Основная работа дипломатии совершается на встречах лицом к лицу. Это включает в себя разговоры тет-а-тет, уговаривание и укрепление доверия. Это трудно сделать через Skype, и совершенно невозможно, если вам нужно выстраивать отношения с нуля. Дипломатия без встреч лицом к лицу превратится не в процесс достижения компромисса и поиска взаимопонимания, а скорее, в простой обмен мнениями». Из всего сказанного мы можем уверенно говорить о том, что дипломатия вряд ли когда-нибудь полностью перейдёт в онлайн-формат, по крайней мере, с нынешними технологиями. Пандемия выявила такие проблемы, существующие в нашей нынешней системе дипломатии, как: отсутствие достаточных технологий, необходимость улучшения навыков цифрового общения, сильная зависимость от личного общения для ведения бизнеса, централизованные и негибкие административные системы, бюрократические процессы принятия решений. В этой связи некоторые исследователи утверждают, что пандемия требует значительного переосмысления существующих подходов к международным отношениям с уделением большего внимания таким вопросам, как дипломатия в области здравоохранения, политика кризиса и политика границ. Другие утверждают, что пандемия не приведет к значительным изменениям в международной системе. В настоящее время в дипломатической практике наблюдаются «шесть основных тенденций, вызванных пандемией: ускорение проникновения ИКТ; переоценка информационной безопасности; обеспечение надежности публичной дипломатии; дальнейшая диверсификация ответственных обязанностей; растущая роль психологии; и появление гибридного дипломатического этикета и протокола». Разумеется, мировая дипломатия уже не будет такой, как до пандемии. Однако все понимают, что в практике международной жизни не обойтись без переговоров с глазу на глаз и отправкой дипломатических миссий в другие страны. Так называемая «техническая» дипломатия в долгосрочной перспективе не заменит традиционную «человеческую» дипломатию. Физическая близость по-прежнему будет иметь важное значение для эффективной дипломатии, а онлайн-формат без личного взаимодействия между собеседниками, сторонних разговоров и дискуссий за чашкой кофе, не дает пространства для маневра и возможного компромисса. Тем не менее, многие согласны с тем, что гибридная модель дипломатии будет развиваться в мире и после коронавируса, что потребует большие инвестиции в инфраструктуру для поддержки быстрого и надежного общения.   А что российская дипломатия? Без осмысления его (коронавируса) значения и последствий, равно как и всего накопленного исторического опыта развития во всех составных частях Евроатлантики, не будет никакого движения вперед в отношениях Россия–Запад и в мире в целом. Настаивать на равенстве тоже надо, поскольку не может быть другой основы межгосударственных отношений. В чисто прикладном плане это значит немало – не участвовать в уже сверстанных без нас проектах Запада, а принимать участие в их выработке с нуля, то есть от концепции и анализа ситуации до плана совместных или скоординированных действий по их реализации. Климат, зеленая повестка, Арктика, кибербезопасность – надо участвовать с нуля, с уровня осмысления проблем, появления базовых концепций и так далее. Без этого не выйти на новую повестку дня и не найти новую точку отсчета. Конечно, не с периода до украинского и сирийского кризисов, а после них – на стадии их урегулирования, и чем раньше, тем лучше. И речь, разумеется, должна идти о восстановлении чистоты Вестфальских принципов: они были верным ответом на религиозные войны в Европе, о том же говорит и печальный опыт идеологической конфронтации недавней исторической эпохи. Без этого не восстановить и действенность международных организаций. Те же Совет Европы и ОБСЕ без России лишатся большей части смысла своего существования, поскольку создают видимость коллективной безопасности в ее отсутствие в реальной жизни вследствие сохранения НАТО с ее «клубной безопасностью». Пока нет оснований говорить о каких-то новых комплексах российской дипломатии типа подмены времени пространством. Этот грех совершают западные элиты последние 30 лет, полагая, что время остановилось, и что расширение зон прямого и косвенного контроля решает проблему. Стресс, порожденный эпохой COVID-19, выявил неустойчивость нынешней международной ситуации, пошатнувшей многосторонние институты. Если не считать споров вокруг них, не было даже попытки выработать коллективный ответ на самый серьезный глобальный кризис с 1945 года. Это повод для проведения серьезного анализа. Начало положено. Мало кто заметил, что здание Министерства иностранных дел России на Смоленской площади долгое время стояло без шпиля – последний нуждался в реконструкции. Кто-то предрек: вот обновят шпиль, и в системе МИД России начнутся перемены. Реконструкция, согласно плану, должна закончиться к концу августа. После чего, полагаем, следует ожидать изменений и в стратегии российской дипломатии. И неслучайно министр иностранных дел России Сергей Лавров, выступая на форуме «Территория смыслов» во Владимирской области, говорил о грядущих переменах в международных отношениях – они давно назрели. Кризис старой дипломатии требует своего ответа. И Москва может сыграть в этом свою серьезную роль.