Жилье с историей: с какими трудностями сталкиваются обитатели старинных зданий

Самое комфортное жилье, по мнению многих, — свой собственный дом. Но с разработкой французским архитектором Ле Корбюзье здоровенных бетонных башен — многоквартирных домов — ради экономии места такую роскошь в столице себе позволить могут совсем немногие. Однако частные дома по-прежнему можно найти даже в мегаполисе. С их обитателями встретился и побеседовал корреспондент «Вечерней Москвы».

Самое комфортное жилье, по мнению многих, — свой собственный дом. Но с разработкой французским архитектором Ле Корбюзье здоровенных бетонных башен — многоквартирных домов — ради экономии места такую роскошь в столице себе позволить могут совсем немногие. Однако частные дома по-прежнему можно найти даже в мегаполисе. С их обитателями встретился и побеседовал корреспондент «Вечерней Москвы».

Потомки великих людей Семья Марии Вильямс живет в частном доме на севере столицы на улице Тимирязевской года с 1893-го. Изначально двухэтажное жилье строилось на две профессорские семьи — с отдельными входами. Дом возвели в 1874 году для селекционера Рихарда Шредера. Жилье передали в бессрочное пользование семье Вильямсов в 1920-е — с учетом заслуг отца семейства в разработках по земледелию. Сын эмигранта из США Василий Вильямс — видный российский ученый, почвовед. Удивительно, что эту семью ни в одну из эпох не трогали, хотя один из внуков отсидел как враг народа, пусть и был впоследствии реабилитирован. Сейчас здесь живет пятое поколение династии — Мария Вильямс, ее муж, две дочери и их бабушка.

В доме за все это время не было кардинальных перестроек — лишь в 1950-е был засыпан угольный подвал, установлены батареи центрального отопления, обновили крыльцо. Раньше на каждом этаже были балконы, но они обветшали и обвалились. Несколько комнат на втором этаже занимала Тимирязевская академия. К ее помещениям вел отдельный вход.

— Наша семья живет на первом этаже, общая площадь — чуть меньше 120 квадратных метров. По закону мы не можем ни продать, ни обменять это помещение. Честно говоря, и не планируем. Я даже представить себя в другом месте не могу. Всю жизнь провела здесь, дочки выросли. А уж как ютиться в квартире, совершенно не представляю, — объясняет Мария Вильямс. — Никаких глобальных перестроек мы не делали — окна, двери, полы, фотографии, картины — все, как было при нашем знаменитом предке. Поскольку дом построен из очень качественных материалов, старательно и на совесть — не помню с ним никаких проблем. Зимой в нем очень тепло, а летом — прохладно, — рассказала Мария Вильямс.

Лишь об одной традиции, утраченной сегодня, она жалеет — нельзя разжигать камин. Он есть, но топить его опасно, пожар может полностью уничтожить деревянное строение. Обстановка в доме достаточно скромная — из новшеств лишь кое-какая кухонная утварь да несколько полок. Никаких «турецких» евроремонтов с их пластиковыми накладками. Лишь одна деталь появилась лет шесть назад — для съемок кино на двери установили стилизованную под старину табличку «ул. Вильямса, дом № 53». Она иногда сбивает с толку курьеров.

Решением вождя

Есть люди, которые умело воспользовались случаем и приобрели дома в частную собственность. Одним из них стал московский архитектор Олег Карлсон.

— Когда слышат мою фамилию, то всегда улыбаются, но я не живу на крыше, а если и летаю — то мысленно, — смеется собеседник. — Скромный дом в поселке «Сокол» был мной лично восстановлен, и во время ремонта я заменил с моим другом Ираклием Месхия сгнившие доски. Мы даже нашли несколько кладов. Хотя, скорее, заначек. Деньги эпохи Временного правительства: тугой сверток с бумажными рублями и копейками. Некоторые люди уже после обесценивания купюр старались их сохранить, думая, что Временное правительство может вернуться. А в другом месте — конвертик с уже советскими купюрами, видно, кто-то их запрятал «до лучших времен», которые так и не настали.

Поскольку дом находится целиком в его распоряжении, кроме плюсов (можно устраивать чтения со знакомым поэтом хоть до утра), есть и минусы. По словам Олега Карлсона, дом — как живой организм, и в нем постоянно надо что-то делать, чтобы поддерживать его в нормальном состоянии. То подгнил небольшой заборчик вокруг участка, то выбило ветровое окно и вода может попасть на деревянные перекрытия, то снег выпал и нужно расчистить дорожку.

Отгораживаться от соседей Олег нужным не считает.

— Я строил как архитектор в нашем же поселке дом для Фриды Миньковской, пожилой дамы. Я спросил, какие у нее требования к ограде, а она ответила: «А можно ее сделать прозрачной? Я хочу, чтобы люди смотрели на мой красивый дом, который вы построите, и радовались. Хочу вид подарить городу». Есть и такие подходы, — рассказал Карлсон.

Дом Олега Карлсона был возведен в 1924 году и сперва стоял на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (сейчас ВДНХ. — «ВМ»). По замыслу архитектора Марковникова, именно в таких домах должны были жить советские люди. Вместе с группой единомышленников он разработал программу «Город-сад». Идею одобрил сам Владимир Ленин. После революции группа художников решила построить себе, как сегодня бы сказали, жилищный кооператив. Они организовали товарищество «Сокол».

— Одним из членов первого советского жилищного кооператива был известный ученый по фамилии Сокол — так и решили назвали поселок. Первоначально место под строительство было выделено в Сокольниках. Что укрепило группу художников в решении дать такое же имя поселку. Однако выделенное место членам кооператива не понравилось. И они выбрали локацию в районе села Всехсвятское. Но, несмотря на перемену места, переделывать документы не стали. Так «Сокол» остался «Соколом», — рассказывает Карлсон.

Другой житель поселка, известный православный деятель Сергей Чапнин, поселился здесь вместе с семьей в середине 80-х годов прошлого века. Они заняли половину одного из домов.

— Поселок несколько раз хотели сносить, но то, что его создание в свое время инициировал сам вождь мирового пролетариата Ленин — спасало. За прошедшие сорок лет с 1980 года несколько домов было продано, есть даже один заброшенный дом — в результате имущественных споров между потомками владельца в нем никто не живет. В нашем поселке введено самоуправление, вроде бы пока нас не трогают, — делится Сергей Чапнин, угощая спелыми красными яблоками из своего небольшого сада.

Его родители, геологи по профессии, держали в голодные годы то кур, то кроликов. Имели свой огород — жили практически дачной, а то и деревенской жизнью, но в черте города. Фасад крошечного двухэтажного дома ничем не примечателен. Таких когда-то по Москве были сотни.

Часть истории

Недалеко от метро «Преображенская площадь» среди типовых пятиэтажек вдруг натыкаешься на чудесный одноэтажный домик 1900 года постройки. Когда-то здесь, в селе Черкизово (так до вхождения в Москву называлось это место), жил купец (по другим данным — зажиточный крестьянин) Василий Чернышов. Адрес у него звучал так — «Дом Чернышова, что в Аптекарском переулке». Надо напомнить, что многие дома в Москве номеров не имели, а почтальоны находили их по имени владельцев — и такая ситуация была привычной даже в центре, не говоря уж об окраинах.

На фасаде дома — три окна, небольшой заборчик с металлической оградой, ворота и два входа (один заложен кирпичом). И именно это здание увековечил советский драматург Арбузов в пьесе «Домик на окраине». Даже рабочее название у произведения было «Домик в Черкизове». В доме с 1945 года поселилась семья известного химика Григория Сагалаева. Сейчас здесь живут его потомки.

Дом выглядит как настоящий музей — хотя и с трех сторон опоясан невысоким деревянным заборчиком, покрашенным зеленой краской. У входа звонок, нажимаю и жду, пока выйдут хозяева. Дверь открывает миловидная девушка по имени Дарья.

— Да, конечно, приятно жить в столице в собственном доме. Но беззаботной жизнь в таком строении не назовешь. Хлопот по его содержанию значительно больше, чем, например, квартиры — тем более что ни перестраивать, ни както дополнять архитектурное сооружение нельзя. Можно только поддерживать, сохраняя изначальный вид. Современные дизайнерские решения тут совершенно недопустимы, — рассказывает Дарья.

Дом имеет охранный статус, а значит, любое действие по изменению его облика нужно согласовывать с профильной комиссией. Экскурсии по дому потомки Сагалаева не проводят, но за состоянием дома следят. Из появившихся в прошлом веке новых построек — только небольшой гараж. Внутри дома терраса облицована синими досками, а территория — совсем небольшая. Зато, если приглядеться, то на нескольких кирпичах можно отчетливо прочесть фирму-изготовителя — И. ГерасимовЪ. Дом Сагалаевых считается образцом загородной московской застройки начала ХХ века и с 1999 года включен в список вновь выявленных памятников архитектуры.

Последние пять лет к дому часто приходят и экскурсии, и просто любители архитектуры — они вглядываются в окна и фотографируют его со всех сторон. Сложно представить себе жизнь в таких условиях. Ты уже и не хозяин будто, а экспонат музейного комплекса. Но привычка и любовь к родному дому пока перевешивают желание переехать в современный жилой комплекс.

— Частные дома в столице сегодня — событие единичное, ну, за исключением района Троице-Лыково, где, как и в старину, есть целый квартал «частников», поневоле оказавшихся в черте города, — объясняет Андрей Леднев, москвовед. — Облик этих строений напоминает москвичам о некоем традиционном укладе жизни. Почти утраченный сегмент городской инфраструктуры все-таки рассказывает о том, какой была повсеместно когда-то столичная жизнь — особенно на периферии города. Когда Москва была большой деревней.

Сейчас уже, конечно, в столице не найдешь ни коров, ни коз, которых пастухи когда-то выводили на редкие лужайки. Но в таких районах сохраняется память, сохраняются имена известных москвичей, скрываются истории целых династий.

— Жаль, что не все владельцы старых домов думают, что надо сохранять исторические здания, и иногда возникают совершенно чужеродные проекты — это плохо, — жалуется Андрей Леднев. — Мне кажется, владельцам следует меньше строить высоких заборов и больше гордиться ценностью своего жилья.

Известно немало случаев, когда возрождение старого особняка физически и психологически надламывало даже зажиточных энтузиастов.

— Всего через месяц после окончания реставрации знаменитого дома Сысоева (он же Дом с кариатидами) в Печатниковом переулке скончалась его новая владелица, годом ранее выигравшая торги по программе «рубль за метр» и приложившая титанические усилия для восстановления здания, — рассказывает москвовед и фольклорист Антон Размахнин. — «Я не осознавала, насколько это сложно, — признавалась она во время завершения работ. Пустует дом Пороховщикова на углу Арбата и Староконюшенного переулка. Знаменитый актер Александр Пороховщиков сумел в 90-х выкупить дом своего прадеда, к середине 2000-х годов восстановил его, но в 2012 году он и его супруга практически одновременно скончались. Не впадая в мистику, можно только констатировать, что редко кому доводится долго и счастливо пожить в отреставрированном особняке.

Отдельно стоят дома-мастерские художников, скульпторов, архитекторов. Из известных домов такого рода реставрация сейчас проходит только в доме-мастерской Евгения Вучетича. А вот мастерским Веры Мухиной (реставрация прошла успешно) и Константина Мельникова (реставрация начнется в ближайшее время) уже не суждено снова стать жилыми домами. Они перешли в разряд музеев.

ЦИФРА

5 тысяч частных домов разных годов постройки выставляют продаваться на территории мегаполиса.

КАК У НИХ

Во Франции, если у гражданина в частной собственности есть дом, который имеет историческую ценность, его контролируют несколько комиссий. Причем не только один дом. Для двух и нескольких близко расположенных памятников действует принцип «одновременной видимости» (covisibilité). Это понятие означает, что один памятник находится в зоне видимости другого, либо два памятника видны одновременно с какого-либо ракурса. Согласно правилам все объекты, находящиеся в зоне 500 метров от границы охраняемого памятника, подлежат специальному урегулированию в случае любого их изменения.

Если же дом не представляет исторической ценности, то все проще, но обязанности по сохранению и содержанию почти полностью лежат на владельце. В Германии строить высокий забор вокруг дома запрещено, а во Франции — пожалуйста, но это будет забор из кованых стальных решеток, не скрывающий вид, но надежно защищающий от посторонних — его высота до трех метров.

В США же частные дома ничем не огорожены, но непрошеные гости знают, что домовладелец имеет полное право использовать оружие, чтобы защитить свое жилище.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Мария Макарова, инженер:

— Если человек решается на покупку или аренду частного дома-памятника культурного наследия, то ему предстоит нести полную ответственность за содержание этого строения и поддержание его в надлежащем состоянии. На практике это означает, что даже гвоздя в стену вбить он без разрешения не может — на все нужно получать письменное согласие от надзорных органов. Но даже при наличии разрешения владелец рискует.

Если в ходе работ что-то случается, то собственнику или арендатору придется выплатить солидный штраф — от 500 000 до 20 000 000 рублей, а при уничтожении памятника, даже по неосторожности, предусмотрена уголовная ответственность. Запрещено и устанавливать на такие здания рекламу. Так что пользоваться домом с большой историей довольно сложно — особенно если у него деревянные перекрытия, старая проводка, ржавые трубы.

Если в здании есть печи и дымоходы, которые не используются, их все равно нужно сохранять. Невозможно сделать и перепланировку. Однако не все так трагично, есть и позитивная сторона в этом сложном процессе — если дом-памятник находится в аренде и арендатор за свой счет поддерживает дом в надлежащем виде, он может претендовать на снижение стоимости аренды.

Учитывая все эти обстоятельства, перед приобретением или арендой помещения нужно трезво оценить свои финансовые возможности, необходимые для поддержания дома в хорошем состоянии.

Читайте также: Согласована реновация домов в Академическом районе и Южном Бутове