Как бытовой конфликт поссорил казаков с чеченцами и всколыхнул регион

Правозащитница Наталья Холмогорова специально для «Ридуса» отправилась в глубь Волгоградской области с целью получить полную и независимую картину конфликта казаков с чеченцами, всколыхнувшего регион. Казачий хутор Наш автомобиль мчится по неровной дороге. Справа и слева, под бескрайними небесами - такая же бескрайняя степь, разбитая на огромные квадраты: желтые, зеленые, коричневые, серебристые. Почти вся земля вокруг - пахотные поля. Ни попутных, ни встречных машин почти нет: лишь однажды навстречу нам попадается колонна грузных, блестящих на солнце уборочных комбайнов - их перегоняют на соседнее поле. Здесь, за сто километров от Волгограда, люди привыкли добывать себе хлеб насущный так же, как их деды и прадеды: земледелием, скотоводством, ловлей рыбы, которой так обилен Дон и близлежащие водохранилища. Крутой поворот - и перед нами на обочине дороги вырастает крест, золотистый и легкий, словно сплетенный из солнечных лучей. Водитель Виктор - немолодой жилистый мужчина в казачьей форме - неторопливо и спокойно, без аффектации крестится. За крестом виднеются первые одноэтажные дома: хутор Логовский, конец пути. Поклонные кресты, как в Логовском, казаки ставят у въезда в каждый хутор или станицу. - Зачем? - спрашиваю я. - Каждый, кто проезжает мимо креста, смотрит на него и крестится - вспоминает всех, здесь усопших, и всем им отдает дань памяти, - отвечает Виктор. - Вспоминает, что это наша земля. «Это наша земля» - эти слова, звучащие то спокойно и уверенно, то с напряжением, то со скрытой тревогой, я слышу здесь постоянно. Хутор Логовский, в народе «Ложки», находится на левом берегу Дона, в 102 километрах пути от Волгограда и в 75 километрах от районного центра, небольшого городка с залихватским названием Калач-на-Дону. Две тысячи человек населения; вместе с двумя соседними хуторами, вместе образующими Логовское сельское поселение, две тысячи четыреста. Некоторые казачьи семьи - Братухины, Щербаковы - живут здесь уже три века. У соседей хутор пользуется неоднозначной славой: здесь расположена областная психиатрическая больница, куда свозят больных со всех концов области. «Уехал в Ложки» - так говорят о человеке, сошедшем с ума. Больница дает работу почти половине хуторских жителей. Другой важный источник дохода - земледелие. На хуторе два крупных фермерских хозяйства; владелец одного из них, Роман Щербаков, станет главным героем нашего рассказа. Я еду сюда по приглашению знакомого журналиста из Калача. Он прислал мне пару заметок из местных СМИ, видео под тревожным заголовком «Казаки избивают чеченских женщин!», петицию жителей хутора - довольно сумбурный текст с требованием выселить из Логовского чеченскую семью - и попросил разобраться в этой истории. «У нас об этом пишут очень мало, - жаловался он, - историю стараются замять, представить обычным бытовым конфликтом. Но это не обычная „бытовуха“. И такой случай у нас в районе уже не первый». Межнациональная «бытовуха» «Случай», произошедший между жителями хутора Романом Щербаковым и Рамзаном Апаевым, на первый взгляд в самом деле выглядит бытовым и даже ничтожным. Двое соседей повздорили, подрались, один другому разбил нос. Затем к «враждующим сторонам» присоединились родные и друзья, произошла групповая стычка, но в ней никто не пострадал. Но почему при погружении в историю охватывает ужас? Ужас за ненадежное будущее. Ведь без ответа остается множество острых вопросов. Чтобы во всем этом разобраться, нам придется не только восстанавливать последовательность событий в Логовском 15-16 июня. Еще нужно познакомиться с населяющими теми края людьми, и только тогда понять, почему сами они видят в этой «бытовой драке» симптом чего-то большего - и намного более серьезного. Акт первый: «Не брат ты мне…» - Опять рассказывать? - смущенно улыбается Роман. - Да я теперь, кажется, только и делаю, что изо дня в день повторяю эту историю. Роман Щербаков, невысокий худощавый человек с грустным лицом, на вид далек от стереотипного образа казака. Останавливают на себе внимание его руки: сильные, с рельефно выступающими мышцами, загорелые дочерна. Роман - на хуторе человек не последний. Депутат районной думы, активный член местного казачьего «общества», о котором речь впереди. Зажиточный фермер, он много делает для родного села: на свои средства и своими руками поставил несколько детских площадок, «скинувшись» с еще несколькими казаками, начал строить церковь. С детской площадки и церкви все и началось. Точнее, началось с овец - кудлатых овец, принадлежащих Рамзану Апаеву, что бродят по хутору без присмотра, щиплют траву, где придется и щедро посыпают хуторскую землю катышками навоза. Итак, действующие лица - Рамзан Апаев, приехавший на хутор из Чечни в 2014 году, и Роман Щербаков, проживший здесь всю жизнь. Время действия - ночь с 15 на 16 июня, после полуночи. Место действия - пятачок у круглосуточного магазина. Магазин этот, принадлежащий местному жителю Крутину, пользуется на хуторе дурной славой. Торговать алкоголем по ночам запрещает закон; но бизнесмен зарегистрировал свое предприятие как точку общепита и таким образом обошел запрет. По ночам здесь шумно и беспокойно: стоят машины, гремит из динамиков музыка, часто случаются потасовки. - Поселок Дальний, по соседству с нами, чеченский, - объясняет мне хуторской атаман, - и молодежь оттуда приезжает к нам выпить и повеселиться. Как будто мало нам своих пьяниц! Единственный плюс истории с ночной дракой, по словам местных жителей, в том, что теперь магазин перестал работать по ночам. И одно из опасений - что, как только шумиха уляжется, хозяин возобновит этот неприятный, но прибыльный бизнес. В ночь с субботы на воскресенье Роман Щербаков заглянул в этот магазин за сигаретами. «Врать не стану, был я немного выпитый», - вздыхает он. У магазина сидел на лавочке Апаев, также явно нетрезвый. - Попросил сигарет, - рассказывает Щербаков. - Я дал ему полпачки. Дальше он говорит: «Брат, выпей со мной!» Я отвечаю: «Не брат ты мне, и пить я с тобой не буду». Он встал и ко мне: «Что это ты такое говоришь? Почему я тебе не брат?» Я ему: «Мы с тобой не друзья, не родственники, у тебя своя жизнь, у меня своя». А он снова: «Нет, ты скажи, почему это я тебе не брат?» Быть может, днем и на трезвую голову Щербаков ушел бы от выяснения отношений. Но сейчас не сдержался и высказал все, что у него накипело к соседу. - Овцы и коровы твои, говорю, бродят, где придется, гадят везде - и на детской площадке, которую мы с сыном своими руками поставили, и там, где храм наш строится. Сколько раз тебя уже просили по-человечески за ними смотреть! Скотину у нас держат многие - почему же такие проблемы только с твоей? - Может, говорю, у вас так принято, но нам на такое и смотреть дико! Что и сам он, и племянник его Алимхан - люди подозрительные. Зачем молодежь вокруг себя собирают? Зачем девчат-школьниц из неблагополучных семей водили к себе по ночам? Почему постоянно от них ругань, свары, драки, хамское поведение? В общем, все ему высказал. Рамзан не остался в долгу. Спорили все жарче. До кульминации дошли, когда на слова Щербакова: «Мы все здесь вместе живем, все соблюдаем закон, почему ты думаешь, что можешь здесь творить, что хочешь?» - Апаев ответил: - А ты кто такой, чтобы мне указывать? Ах, депутат! А я тут президент, понял?! От слов перешли к делу: начали толкаться, хватать друг друга за грудки, а потом и обмениваться ударами. В процессе выяснения отношений переместились от магазина на ближайшую улицу, к дому главы поселения Александра Братухина. Здесь в истории появляются новые участники: Братухин и хуторской казачий атаман Ренат Ахметов. Надо заметить, что атаман в Логовском необычный. Парадоксально было услышать, что человека с таким именем и внешностью обвиняют в ненависти к «нерусским». - Ренат, как вы стали казаком? - спрашиваю я. Ренат, черноволосый, с круглым скуластым лицом и узкими, словно прищуренными в вечной лукавой усмешке глазами, отвечает с улыбкой: - Обязательное условие у нас одно: быть крещеным и православным. Да, я татарин, но православный. Всегда интересовался казачьим движением. А в 2010 году, после того, как в нашем округе был избран новый атаман, началось движение, и люди вокруг десятками начали записываться в казаки - пошел и я. Меня приняли в казачье общество на кругу; никто ни слова не сказал против. О новом окружном атамане, Андрее Махине, будет речь впереди; а пока вернемся к нашей истории. В какой-то момент выяснения отношений, рассказывает Роман, он позвонил Ахметову и Братухину. Позвонил, чтобы сообщить о конфликте - «потому что знал, что у чеченцев одной стычкой дело не заканчивается, может быть продолжение - и глава и атаман должны были знать, что происходит». И теперь атаман подъехал к месту происшествия; вышел и Братухин, живущий поблизости от магазина. Дальше показания участников начинают расходиться. Щербакова и Ахметова я расспрашивала по отдельности, даже в разные дни. Но их рассказы о происшествии совпадают во всех деталях. Оба твердо говорят, что никакого «рыжего» ни тогда, ни позже с ними не было - только Братухин. И что должностные лица Апаева не били - наоборот, разнимали дерущихся и уговаривали разойтись. Так или иначе, драка прекратилась. Апаев сказал: «Извините, я все понял, больше не буду», - и пошел прочь. В потасовке и Щербаков, и Апаев получили синяки и ссадины; более серьезных повреждений - по крайней мере, сколько можно было заметить в темноте - у обоих не было. Ахметов довез Щербакова до дома; тот с помощью жены промыл и обработал свои «боевые ранения» и стал готовиться ко сну, надеясь, что на этом конфликт и закончится. Апаев тоже пошел домой, но, как выяснилось дальше, спать не лег. Интерлюдия: «Хотим жить честно на своей земле» Откуда взялись казаки и как их «классифицировать» - непонятно; однако в том, что они есть, у самих казаков нет никаких сомнений. По крайней мере, здесь, на Волге, где история многих казачьих семей исчисляется столетиями. Мы сидим в штаб-квартире Второго Донского округа. Это скромное помещение - одна комната в здании Калачевской детской библиотеки. На стене многоцветная хоругвь, и тут же знакомые флаги Новороссии и ЛНР. Во время боевых действий атаман Махин не раз привозил в республики Донбасса гуманитарную помощь и помогал вывозить оттуда раненых. Андрей Махин - крепкий человек с суровым, словно вытесанным из камня лицом и неожиданно теплой улыбкой. Здесь, на Дону, родился и прожил всю жизнь. Недавно отпраздновал свое пятидесятилетие, руководит охраной двух калачевских предприятий. - В 2010 году, когда я стал атаманом, - рассказывает он, - у нас тоже многим казалось, что казачье общество - это какой-то обломок прошлого, не имеющий отношения к современности. Но я решил это изменить. Для начала новый атаман ввел суровые правила. Например, казака, который, надев форму, напился пьяным, подрался, набедокурил или еще как-либо опозорился на людях, исключают из «общества». Махин запретил своим подчиненным выступать понятыми при обысках - прежде распространенная практика, которая часто вела к злоупотреблениям и выставляла казаков «мальчиками на побегушках» у полиции. Ввел четкую иерархию, почти армейскую дисциплину и систему быстрого оповещения, так называемый «сполох»: теперь в случае какой-либо чрезвычайной ситуации есть возможность за несколько минут оповестить и собрать всех окрестных казаков. Строго соблюдает Устав и традиции: в Калаче регулярно собирается круг - казачий «парламент», на котором обсуждаются и решаются текущие вопросы, и в этих собраниях обязательно принимает участие священник - тоже свой, «казачий батюшка», которого казаки сами выбрали себе духовным отцом и доверяют ему безоговорочно. - Православная вера - это наша суть, то, что делает нас теми, кто мы есть, - поясняет Махин. - Человек нерусский по происхождению может войти в казачье общество, если за него поручатся другие казаки - тут у нас возражений нет. Но неправославный - никогда. В Уставах казачьих обществ этих положений больше нет. Недавно Минюст потребовал вычеркнуть и необходимость православного вероисповедания, и обязательное участие священника. Но местные казаки ограничили действие этого закона в своих рядах. Список дел, которыми занимаются казаки в Калаче и окрестностях, солидный. Во многом казаки занимают место сотрудников охраны правопорядка, которых в этих краях постоянно сокращают. Волонтеры следят за общественным порядком, борются с лесными пожарами, ловят браконьеров. Казаки организуют детские и семейные мероприятия, работают с трудными подростками, помогают старикам, нуждающимся, больным. На собственные средства возводят церкви и поклонные кресты, благоустраивают родные хутора. Атаман не жалуется на материальные проблемы, он тревожится, что вместо позитивных дел приходится тратить силы на разрешение конфликтов. - Эти постоянные межнациональные трения! Слишком много сил приходится тратить на эту ерунду. Нам ведь все это не нужно. Мы - мирные люди, просто хотим честно, соблюдая наши традиции, жить и хозяйствовать на своей земле. - Что же мешает вам жить и работать спокойно? - Это долгий разговор, - вздыхает атаман. Акт второй: «Мы вас всех перережем!» Около половины четвертого ночи Рената Ахметова разбудили громкие крики и стук чем-то тяжелым в железные ворота. Встав и выглянув в окно, Ренат увидел две машины, стоящие у забора. Из машин высыпали четверо: Рамзан Апаев со свежими ссадинами на лице, его племянник Алимхан и еще двое молодых чеченцев, их родственников, живущих на соседнем хуторе Шабалино. Один из них со всей силы колотил по воротам битой, другой размахивал чем-то колющим, вроде длинной отвертки. В одной из машин сидели еще какие-то люди, один или двое; их Ахметов не разглядел. Все четверо требовали, чтобы Ахметов вышел к ним «разобраться», выкрикивали оскорбления и угрозы. «Мы вас всех, казаков, перережем!» - крикнул кто-то. Другой демонстративно расстегнул ширинку и помочился на ворота. Выходить «разбираться» в одиночку против четверых взбудораженных и агрессивных парней выглядело самоубийством. Ахметов взялся за телефон, позвонил Щербакову и Братухину и рассказал, что происходит. В полицию звонить не стал, понимая, что толку от этого не будет: после сокращения штатов в поселении, где живет две с половиной тысячи человек, не осталось даже участкового. Теперь каждый участковый в районе «опекает» по несколько хуторов, расположенных на очень приличных расстояниях друг от друга. Что же до более серьезных сил правопорядка - они все за семьдесят километров, в Калаче. Ясно было, что, пока полиция доедет до места происшествия, здесь все давно закончится. Щербаков сел в машину и бросился к Ренату на помощь. Однако, когда подъехал к дому атамана, «гостей» там уже не было. Поняв, что атаман к ним не выйдет, они снялись с места и куда-то укатили: ехали по другой дороге, и он с ними разминулся. Почти сразу у Щербакова зазвонил телефон. Звонил его сын из дома: «Папа, к нам ломятся чеченцы! Кричат, что всех нас поубивают, и что им нужен ты!» Роман Щербаков в те дни ставил вокруг дома новый забор. Старый забор был полуразобран, ночные «гости» беспрепятственно перелезли через него и подошли к самому дому. Колотили в двери и в окна, кричали, угрожали. Сын Щербакова попытался заснять их вторжение на телефон, хотя из-за темноты и волнения «оператора» на получившемся видео мало что можно разобрать Щербаков и Ахметов подъехали к дому; туда же подъехал и Братухин. Теперь их было трое против четверых. - Едва они нас увидели - сразу кинулись на нас, - говорит Щербаков. Началась новая стычка: возня и удары перемежались оскорблениями и матерщиной с одной стороны, требованиями успокоиться и разойтись - с другой. - Глава попытался на них авторитетом надавить: я, мол, представитель власти при исполнении, приказываю вам разойтись, - рассказывает Щербаков. - А ему в ответ: «Да ты, п… с, кто такой, плевали мы на тебя!» - и дальше трехэтажно. Кульминационным пунктом этой второй стычки стал момент, когда Алимхан с криком: «Всех вас сейчас перестреляю!» - открыл багажник своей машины и полез туда. В степных краях, где нетрудно встретиться со стаей волков, огнестрельное оружие - не редкость. Немало местных жителей возят с собой двустволки. Так что угрозу быть застреленными в упор казаки восприняли вполне серьезно. Один нырнул за машину, второй присел за кучу песка. А сам Роман Щербаков, самый смелый (или, возможно, просто единственный пьяный из них - а пьяному, как известно, море по колено), повел себя героически: бросился к Алимхану и накинулся на него, пытаясь остановить. Тот начал отбиваться; драка возобновилась. В какой-то момент Алимхан все же добрался до своего багажника, выхватил оттуда какой-то крупный предмет - в темноте было не разобрать, что именно - приложил к плечу. Раздался громкий щелчок. - Потом он уверял, что просто пугал нас, что это был домкрат, - рассказывают казаки. - Но разве домкрат может так щелкать? Мы все охотники, в оружии толк знаем и щелчок ружейного затвора ни с чем не перепутаем. Однако в этот миг пришло подкрепление. По дороге к дому Щербакова Ахметов позвонил еще двоим казакам, братьям Сударкиным: теперь они появились на месте событий, один на автомобиле, второй на мотоцикле. Увидев, что численный перевес уже не на их стороне, ночные пришельцы погрузились в машины и попытались отбыть восвояси. Не обошлось и без комического эпизода: одна машина никак не заводилась, и чеченцы попросили противников ее подтолкнуть. - Наконец разобрались они с машиной, - рассказывает Щербаков, - и поехали прочь. Но, уезжая, кричали на прощание, что «это нам с рук не сойдет», «они нас всех закопают» и так далее. Мы поняли, что это еще не конец. Интерлюдия: «Люди теряют понятия» Придонье никогда не было однородным в национальном отношении. Этнических диаспор здесь немало, и многие из них живут в этих краях уже сотни лет. Как правило, живут мирно и спокойно, каких-либо серьезных проблем с русским большинством у них не возникает. Но есть и исключения. - Татары, армяне, корейцы - ни к кому из них нет претензий, - рассказывает Махин. - Иногда бывают проблемы с дагестанцами. Одно время агрессивно вели себя курды, но затем притихли. Но постоянные, нескончаемые жалобы - на приезжих только из одного региона. Уже в конце 2010 года, как только стало ясно, что новый атаман всерьез готов вступаться за своих и решать их проблемы, к нему потянулся поток жалоб на поведение «некоренных жителей». Жаловались и казаки, и обычные крестьяне. - А вы помогаете всем? - В этом мы не делаем различий между «своими» и «чужими», - даже с некоторым удивлением отвечает атаман. - Разумеется, помогаем всем - казакам и не-казакам, русским и нерусским. Был, например, случай, когда на нескольких машинах выезжали искать пожилого чеченского дедушку, пропавшего в степи во время снежной бури. Но та сторона не отвечает нам тем же. Нет, среди чеченцев, живущих в Волгоградской области, есть вполне порядочные, достойные люди. У меня есть кунаки-чеченцы, чеченец даже был свидетелем на моей свадьбе. Но, к сожалению, есть и другие - считающие, что они стоят над законом, и им все позволено. Приезжие чеченцы, селящиеся на хуторах, чаще всего занимаются скотоводством. Держатся особняком, общаются в основном со своими, в сельской общественной жизни - благоустройстве, благотворительности, организации праздников - участия не принимают. Само это не вызывает нареканий: естественно, что, находясь вдали от дома и в меньшинстве, люди предпочитают держаться друг друга. Спокойно воспринимается и разница в вере, в традициях и обычаях. Придавая большое значение собственным традициям, казаки привыкли уважать и чужие. Нарекания и жалобы связаны с другим. Две основные проблемы, рассказывает Махин, это беспорядочный выпас скота - и агрессивное, а то и откровенно криминальное поведение «приезжих». Следить за пасущимся скотом, не позволять ему заходить на чужое поле, есть чужие посадки, оставлять навоз в общественных местах - базовая норма общежития в селе. Городскому жителю трудно представить, каким бедствием могут стать «потравы», сколько проблем и убытков они могут принести. Достаточно сказать: стадо из нескольких десятков коров, один раз зайдя на пшеничное поле к соседу-фермеру и плотно там пообедав, наносит ему ущерб на сотни тысяч рублей. А ведь стадо коров может состоять из сотен голов, а баранов - из тысяч! Чеченские хозяева не следят за своим скотом. Это массовое явление. Принудить их к соблюдению порядка не получается: самое большее, что грозит нерадивому скотоводу за потраву - небольшой штраф. Уговорить по-хорошему не получается тоже. Из года в год потравы обсуждаются на сельских сходах, на муниципальных и районных комиссиях и заседаниях - результата нет. Если эта проблема специфична для села, то вторая вполне понятна и жителям большого города. Молодые «приезжие» задевают и задирают своих соседей, по самым ничтожным поводам. Стоит дать отпор одному - на подмогу ему сбегаются родственники и знакомые, как мы и видели в истории Щербакова. Появляется оружие, звучат угрозы. Лейтмотив, постоянно звучащий в этих стычках - «Мы здесь хозяева, вы нам не указ, будем делать, что хотим». - Люди не только не хотят жить по нашим правилам, - вздыхает Махин. - Они и по своим законам и обычаям жить не хотят, и собственных стариков ни в грош не ставят! Как будто, приезжая сюда, теряют всякие жизненные понятия. Нередки и случаи откровенного криминала - кражи или угон скота у соседей. Яркий пример - история, произошедшая этой зимой с фермером Николаем Чудиным. У Чудина пропала отара овец. Однако в тот день выпал снег, и Чудин без труда нашел следы своего стада - вместе со следами человеческих ног и автомобильных шин. Отара не ушла сама: ее угнали. Следы привели Чудина на соседний хутор, к загону, принадлежащему чеченской семье: там он и обнаружил своих овец. Чудин подал в полицию заявление о краже скота. Однако в возбуждении уголовного дела ему отказали, объяснив это так: «Получено объяснение от хозяев загона, они утверждают, что овцы сами пришли к ним на двор». - И подобных случаев множество, - рассказывает Махин. - На того же Рамзана Апаева и на его племянника Алимхана соседи много раз писали заявления: за кражи, за драки, за пьяные дебоши. Но все безуспешно. В еще одной громкой истории - с Евгением Сычевым - бытовой конфликт с чеченскими скотоводами закончился трагедией В 2006 году фермер Сычев взял в аренду землю в Голубинском сельском поселении, на отдаленном хуторе Набатов. Единственными его соседями там оказались две чеченские семьи. Новый сосед оказался неудобен, и его начали «выживать». - Конфликт начался сразу, как только Сычев туда переехал, - рассказывает атаман, - и продолжался много лет. Я сам ездил туда, вместе с участковым, и разговаривал с его соседями. Много раз этот конфликт разбирался на разных административных комиссиях. Все бесполезно: люди никаким увещаниям не поддавались, могли прямо на комиссии вскочить, начать орать, угрожать Сычеву и его семье. Закончилось это закономерно: Сычева жестоко избили три человека, он попал в больницу в критическом состоянии. На следующий день я поехал в Голубинское и провел там народный сход. Сто пятьдесят казаков собрались и потребовали от властей решить вопрос - и только после этого те, кто избил Сычева, были арестованы. Сейчас они ждут суда. - Но почему у силовых органов такое странное отношение к правонарушениям, совершаемым чеченцами? - Могу только предполагать. Думаю, что полиция, попросту говоря, боится с ними связываться. Боится скандала, огласки «межнационального конфликта» - и возможных последствий. Акт третий: «Помогите, женщин бьют!» Сразу после происшествия Ренат Ахметов снова взялся за телефон: позвонил в полицию - и своему казачьему начальнику, атаману Второго Округа Донского Казачьего Войска Андрею Махину. Махин охотно откликается на просьбы о помощи, а уж своих братьев-казаков готов поддержать всегда. Однако ввел правило: если казак ввязался в ссору или как-либо пострадал, будучи пьяным - пусть не обращается, вступаться за него атаман не станет. Так что сам Щербаков даже не пытался просить заступничества у атамана - понимал, что в конфликте с Апаевым должен разобраться сам. Но теперь конфликт вышел за рамки простой пьяной ссоры. - Андрею Афанасьевичу позвонил я, - рассказывает Ахметов, - и первым делом говорю: атаман, я трезвый, и ко мне ломились тоже! Хутор Логовский от Калача отделяет семьдесят пять километров. Махин с «группой поддержки» из нескольких десятков казаков был на месте через сорок пять минут после звонка. Полиция приехала часа через два. - Было часов шесть утра, - рассказывает Ахметов, - уже рассвело. Подъехал окружной атаман, с ним еще двое казаков. Тем временем собрались и наши хуторские казаки, узнавшие о происшествии - всего активных членов казачьего общества у нас человек тридцать. Стоим возле дома Щербакова, обсуждаем случившееся, думаем, что делать дальше. Вдруг мимо нас проносится на большой скорости машина Алимхана Апаева: видно, что в ней сидят несколько человек, и из окна торчит что-то, на вид очень напоминающее ствол. Машина направлялась к дому Рамзана. - Похоже было, что они снова к чему-то готовятся. Мы сели «по коням» и отправились за ними. Когда подъехали к дому Апаева, машины уже не было видно, мужчин-чеченцев тоже. Но навстречу нам вдруг выбежали женщины: жена Апаева и еще одна, которую я не знаю. Обе были с телефонами. Они принялись снимать нас, при этом громко крича «на камеру»: «Бьют, бьют! Смотрите, казаки собрались нас бить! Вы зачем приехали? Вы нас бить приехали?!» - и так далее. Видео, впоследствии широко распространившееся по соцсетям, в самом деле выглядит странно. Под крики: «Помогите, бьют!» мужчины, запечатленные на видео, стоят спокойно и смотрят в камеру с явным удивлением. - Лучше бы жена Рамзана вот так кричала и звала на помощь, когда ее муж лупит! - добавляет Щербаков. - В конце концов я подошел к женщинам и сказал: «Не снимайте меня» - я был с побитым лицом, не хотел, чтобы все подряд смотрели на мои синяки. Потом рассказывали, что я якобы избил женщину; ничего подобного, просто сказал: «Не снимай!» - и отодвинул рукой ее телефон. Но этого делать не стоило: тут обе они заверещали, как резаные. Чеченские мужчины на крики и призывы о помощи своих женщин так и не вышли. Казаки с недоумением посмотрели на происходящее, развернулись и поехали обратно. На том, казалось бы, и конец истории. Но дальше оказалось, что это было только начало. Интерлюдия: «Ненавидят, что нерусский» Меньше всего мне хотелось составлять свое впечатление, основываясь на рассказах лишь одной стороны конфликта. Слушая Махина, Ахметова, других казаков, я постоянно спрашивала себя: а как же выглядит все это со стороны самих чеченцев? Наверняка им есть что сказать в свою защиту. Однако встретиться со второй стороной оказалось достаточно сложно. Дом Рамзана Апаева, где проживают вместе с ним его жена и шестимесячный ребенок, встретил меня тишиной и наглухо запертой дверью; по телефону Рамзан был недоступен. Представитель ЧР по Калачевскому району Ильяс Эскерханов поначалу согласился со мной встретиться; но на следующий день я тщетно пыталась ему дозвониться с утра до самого отъезда в Москву. Единственным, кто охотно изложил свою точку зрения на происходящее, стал Алимхан Апаев, племянник Рамзана, участвовавший в событиях той ночи. Алимхану на вид лет 25 - 27, он невысокий и худощавый, с бородкой без усов и в подвернутых джинсах. Одежда заляпана клеем и краской: я оторвала его от работы - делал ремонт в соседском доме. По-русски Алимхан говорит правильно и бегло, напористо и неутомимо - так, что трудно слово вставить. - Приехал я сюда в 2015 году, следом за дядей Рамзаном, - рассказывает он. - Дядька купил здесь дом, начал рыбалить и пригласил меня ему помогать. Поначалу мне здесь не понравилось, пожив немного, я даже хотел вернуться в Чечню; но тут местная девушка, с которой у меня завязались отношения, забеременела. Настя совсем молодая - сейчас ей всего 20 лет, и всей семьи у нее только младший брат и старая бабушка. Не мог же я ее бросить! Я мысленно подсчитываю. Если сейчас жене Алимхана двадцать, выходит, она забеременела от него в шестнадцать лет. - Встретили меня здесь неласково, - продолжает Алимхан. - Щербак - то есть, Ромка Щербаков, вот этот самый, с которым был конфликт - сразу сказал: «Ты здесь жить не будешь, мы тебя выселим!» Никто не хотел сдавать мне дом: некоторые вроде соглашались, но через час-другой сдавали назад. Наконец одна женщина, нерусская, сдала мне летнюю кухню. Три года мы там прожили, прежде чем сумели обзавестись своим домом. Но я жил тихо и спокойно, никому ничего плохого не делал, зарабатывал своим трудом. Сначала рыбалил - официально, с удостоверением, двадцать тысяч в месяц налогов платил. Потом, когда ребенок заболел, пришлось продать и лодку, и мотор. Теперь зарабатываю строительными и ремонтными работами, и еще таксую - вожу людей в Калач и в Волгоград, и беру за это меньше, чем другие таксисты. Живем очень скромно, все, что зарабатываю, трачу на жену и ребенка. У него вон уже два велосипеда, и сегодня я третий купил - ни в чем ему не отказываю! - Расскажите, что произошло в ночь с 15 на 16 июня? Ваша версия событий? - Начала я не видел, знаю только со слов дядьки. Он рассказывал, что у магазина пристал к нему пьяный Щербак, начал задирать, оскорблять, а потом и полез в драку. Дядька его побил. Но дальше к нему присоединились атаман Ренат Ахметов и глава поселения Сашка Братухин, повалили дядьку и начали избивать втроем. Дяде с трудом удалось от них уйти. Но он боялся, что будет продолжение: поэтому позвонил родственникам своей жены Беслану Магиеву и Исламу Мунаеву - это молодые ребята, живут в Шабалино, - попросил их подъехать и вместе с ними поехал к Щербакову домой. Зачем? Поговорить с ним, помириться, убедиться, что продолжения не будет. У дяди маленький ребенок, он боится за свою семью. Прошел час как вернулись - и вдруг видим, к дому Рамзана подъезжает машин двадцать, и из них высыпают казаки! Человек, наверное, семьдесят, и все вооруженные - кто с битами, кто с шашками, кто с пистолетами. Не знаю, что у них были за пистолеты, но точно не игрушечные! Мы бросились бежать. Беслан Магиев убежать не успел: его схватили и прямо там, во дворе дома, избили до полусмерти. Не знаю, снимал ли он побои и подавал ли заявление. Ислам Мунаев убежал на берег Дона, спрятался в камышах и сидел там, пока не приехала полиция. Заявление подавать не стал, не знаю, почему: сказал, что чего-то опасается. Я кинулся бежать вниз по улице, а казаки с пистолетами гнались за мной. Соседи это видели и могут подтвердить! К нескольким людям я стучался в дома, просил меня спрятать, но они, должно быть, боялись казаков. Наконец одна пожилая пара спрятала меня у себя в погребе. Сидел я сначала там, потом у них на летней кухне, пока не приехала полиция - и со своего места видел, как казаки рыщут по улице и ищут меня. Полиция взяла у меня объяснения, но в возбуждении дела отказала. Прислали мне какую-то бумагу о том, что ничего не подтвердилось. Жить здесь после всего этого стало тяжело. Все страшно перепуганы. Жена моя теперь из дому не выходит, и даже ребенок боится и болеет от нервов. Роман Щербаков живет от меня через два дома, так что я теперь даже дома постоянно на взводе: боюсь, что он перелезет через забор и что-нибудь со мной сделает. Мы бы уехали в Чечню, если бы не старенькая бабушка жены: она никуда ехать не хочет и нас не отпускает. - Как вы полагаете, - спрашиваю я, - с чем связано такое негативное отношение жителей хутора к Рамзану и к вам? - Сам не понимаю, - пожимает плечами Алимхан. - Никакого вреда от меня нет. Я человек тихий и мирный, честно работаю, ни с кем не конфликтую. Верно, в 2013 году отсидел год за кражу - не буду скрывать. Но это стало мне уроком: с тех пор я чту закон. Всем вокруг стараюсь помогать - и старикам, и матерям-одиночкам, и детям. Должно быть, дело в том, что не всем нравится, когда рядом живут нерусские. Тот же Щербаков, или хуторской атаман Ахметов - вот Ахметов особенно всех нерусских ненавидит! Казаки мутят народ, а прочие подпадают под их влияние или просто боятся. - Но жители хутора рассказывают о вызывающем поведении, о драках, кражах, наркотиках, говорят о каких-то ваших подозрительных сношениях с подростками из неблагополучных семей… - Все вранье! Да, один раз подрался с шофером районного главы - но он приставал к моей девушке. Что мне еще оставалось? Дядька однажды пьяным расколотил витрину в магазине - но это было случайно, и он извинился. А все остальное - пустые сплетни. Акт четвертый: «Мочить всех, кто попадется» К возможности межнационального конфликта в этих краях относятся серьезно. Поэтому вслед за полицией на хутор Логовский прибыли представители районной власти, а также «старейшины» - пожилые и уважаемые в диаспоре люди, духовные лица, в их числе помощник представителя ЧР в Волгоградской области по Калачевскому району Ильяс Эскерханов. Сели «за стол переговоров», начали разбирать ситуацию и выяснять, кто прав, кто виноват. Разговор, по словам моих собеседников, проходил конструктивно. Узнав, что речь идет об обычной ссоре соседей, в которой никто серьезно не пострадал, а представители диаспоры выступали агрессивной стороной - «старейшины» сами предложили уладить дело миром. Говорили, что видео, снятое чеченскими женщинами, никуда не пойдет, и никакого «продолжения» дело иметь не будет. Казаки, в свою очередь, готовы были пойти на мировую. По решению казачьего круга Щербаков даже извинился перед чеченками: не за побои, ибо побоев не было, а за «некорректное поведение с женщинами». К сожалению, дальнейшее показало, что это было ошибкой: готовность помириться и сделать первый шаг навстречу был воспринят как проявление слабости. Но, пока казачьи руководители и чеченские старейшины договаривались о примирении, «на земле» - точнее, в интернете - шли совсем другие процессы. Видеоролик под громким названием «Казаки избивают чеченских женщин!» был выложен на YouTube и в инстаграме, где его перепостил популярный канал «Чечня онлайн». Началось его вирусное распространение в соцсетях. Что на самом деле видно из ролика - по-видимому, никого не волновало, все смотрели только на название. За несколько часов под видео появились десятки комментариев на чеченском и русском языках, полные негодования и угроз: Прямо в комментариях чеченские жители Калачевского и соседних районов сговаривались встретиться и вместе отправиться «всех мочить». Вечером 16 июня к хутору Логовский подлетела «эскадрилья» приблизительно из двадцати автомобилей с молодыми чеченцами - жителями соседних хуторов, крепкими и весьма недружелюбно настроенными. От массового столкновения, говорят мои собеседники, уберегла счастливая случайность. Незадолго до того прошел дождь, и дорога к хутору раскисла. Одна машина завязла в грязи, пришлось ее вытаскивать: это задержало колонну на въезде в поселок. Тем временем навстречу выехали полицейские силы, перекрывшие дорогу, и вышли чеченские старейшины, которые стали уговаривать молодежь успокоиться и разойтись. Как это происходило, мы видим на еще одном видео, снятом на месте событий. Разговор идет по-чеченски, но смысл его понятен из комментариев. Пожилой человек, срывая голос, убеждает молодых ехать по домам: говорит, что от силовых «разборок» пострадают они сами, что лучше все решать по закону. Молодые люди слушают его с угрюмо-вызывающим видом. Комментаторы под видео в выражениях не стесняются: «старый трусливый шакал», «засланный казачок», «небось у него жена или любовница казачка» - и вообще «надо сначала кизяков порвать, а потом уже обсуждать!» Очевидцы говорят, что и на месте событий молодые чеченцы кричали старикам: «Вы предатели, вы продались русским!» и поливали их отборной бранью. Однако присутствие полиции их убедило: поддавшись влиянию «пистолета и доброго слова», незваные гости разъехались по домам. Никто из них не был задержан или опрошен, ничья машина не была осмотрена в поисках оружия или еще чего-либо запрещенного. Просто «отогнав» от хутора людей, приехавших с целью устроить побоище и массовые беспорядки, полиция сочла свою задачу выполненной. «Разжигание» в соцсетях, прежде всего в инстаграме, продолжалось и в последующие дни. Ночные логовские приключения описывались, мягко сказать, в художественно-преображенном виде - как, например, в этом тексте. Еще несколько недель эта история активно муссировалась в чеченских интернет-пабликах. Извинения