Антон Хабаров. На двоих одно дыхание
Я, как моряк, ухожу в дальнее плавание — на съемки: за год провожу дома максимум пятьдесят дней. И мы все от этого страдаем.
Я, как моряк, ухожу в дальнее плавание — на съемки: за год провожу дома максимум пятьдесят дней. И мы все от этого страдаем. Когда дети были крохами, перед выходом случались и хватания за ноги у двери, и слезы, и крики «Не уходи!» Малышам ведь не объяснишь, что папа их не бросает, просто работа такая.
Когда закончились семичасовые пробы в сериал «Мурка», продюсер Джаник Файзиев долго смотрел на меня, а потом заявил:
— Все прекрасно, но надо похудеть, твой герой болен туберкулезом. Сможешь?
— Легко! — нагло заявил я.
И началось... Два месяца сидел на одной порции гречки, одной чашке кофе и одной банке тунца в день — сбросил десять кило и выглядел так, будто уже умер. Файзиев при встрече сказал: «Хватит! Можешь даже вернуть килограмма два!» И началось то же самое, только наоборот: набрать вес, пусть и небольшой, и остановиться — это, скажу вам, тоже испытание. Но оно того стоило: я получаю много хороших отзывов и предложений после этой картины.
Одним из самых неожиданных и дорогих зрителей стал Александр Розенбаум, который написал мне в соцсетях, что на гастролях смотрел «Мурку» и ему очень понравились моя работа и картина в целом. Это было просто невероятно, потому что я буквально рос на его песнях и многие знаю наизусть — в детстве папа исполнял их дома на всех семейных праздниках.
Часто спрашивают, как удалось так точно попасть в образ Бланка? Отвечаю: благодаря бурной юности... Несмотря на прекрасных родителей, в середине девяностых связался в Балашихе с дворовой компанией, которая грабила машины. Это тогда воспринималось как что-то крутое. Причем делал я все даже не ради денег, а из романтических побуждений. Отвечал за «вскрытие», как мой герой в «Мурке». Работу надо было делать быстро и тихо: сверлом разбивал стекло автомобиля и проволочкой поддевал замок. На этом моя часть заканчивалась, а ребята залезали внутрь и обчищали салон. Однажды нас заметили — еле ноги унесли. Вот тут мы с другом одумались и решили, что пора с «преступностью» заканчивать. Правда, выйти из той компании оказалось непросто, но мы ребята смелые — подошли к главному и сообщили:
— Хотим завязать!
Это не вызвало воодушевления:
— Так не делается!
Были еще встречи, разговоры, мне даже звонили домой, но я упрямый и стоял на своем. Наконец отстали. Не горжусь давним опытом, но и не стесняюсь о нем говорить: я не идеальный, ошибки допускают все! Виной тому поиски подростковой души.
Меня бросало в крайности: чуть раньше, лет в двенадцать, увлекся религией — ходил в церковь, нравились атмосфера храма, песнопения, молитвы... Наблюдал за тем, как проходят службы, — было просто интересно заглянуть в этот мир. Даже писал иконы, но никогда не рисовал глаза, боялся — для этого нужен особый талант. Через год любопытство угасло.
Родители к религиозному миру отношения не имели, да и к актерскому тоже. Мама Марина Анатольевна была почетным воспитателем детского сада — ее фото печатали в газетах, и меня все вокруг упрекали, когда хулиганил и вредил маминой репутации. С папой Олегом Владимировичем они были одноклассниками — я родился у них практически сразу после школы. Отец тогда поступил в университет, в семье до сих пор хранится письмо, где его просят вернуться, потому что оказался лучшим на потоке. Но он решил, что важнее обеспечивать семью, и отказался от высшего образования. Пошел на завод слесарем, позже работал токарем-краснодеревщиком — изготавливал мебель. Своими руками построил дом, я в этом смысле ничему у него так и не научился. Хотя тоже рано начал работать, еще в школе — рыли с дедом колодцы на дачах, проводили воду. Еще ручным катком заравнивал асфальтовые стоянки для машин богатых людей, грузчиком тоже вкалывал.
На балконе у нас благодаря сестре (она появилась через четыре года после меня) вечно жили подбитые из рогатки голуби, ласточки и брошенные котята. Еще в детстве проснулась у Лизы любовь к животным. Сейчас она — уважаемый в своих кругах ветеринар, записаться к ней на прием непросто. В том, что мы оба состоялись в профессии, большая заслуга родителей, которые не жалели для нас ничего. Например, когда я всерьез занялся бальными танцами, отец продал машину, чтобы сын смог участвовать в крупных соревнованиях, — костюмы были очень дорогими. Став актером, при первой же возможности я подарил ему автомобиль — раньше, чем сам сел за руль.
Кстати, только увлечение танцами и спасло меня в пятнадцать лет от исключения из школы. Заступился за друга Артема, у которого хулиган-старшеклассник отобрал часы — необычные, их отец из Афгана привез. О чем мы тому упырю и сообщили, но он все равно уперся:
— Не верну!
— Тогда после уроков мы тебе все объясним.
Подкараулили его с ребятами и прилично отделали, о чем и сейчас не жалею — поступили по справедливости. Правда, директор школы с нашими доводами не согласилась: троих друзей исключили, а меня оставили, потому что участвовал в танцевальных турнирах — поднимал престиж учебного заведения.
Выяснять отношения кулаками вообще было в балашихинских традициях. Однажды после конкурса бальных танцев двое парней на улице принялись подшучивать над моим сценическим костюмом. Я огрызнулся: «Идите, куда шли». Дальше ничего не помню. Очнулся — надо мной лицо отца: «Досчитай до десяти». Попробовал — не могу, не помню ни одной цифры! Оказалось, парни из секции бокса шли и отработали на мне нокаут.
Из-за сотрясения мозга начало резко падать зрение — остановилось на минус семи. Представляете, самому злостному хулигану класса вдруг предложили очки с толстыми линзами, в которых глаза становятся похожи на двух мальков в аквариуме! А ведь уже хочется гулять с девчонками... Но если самому на себя в зеркало страшно смотреть, кому ты понравишься? Комплекс развился громадный. И носил я свои окуляры все больше в кармане, откуда то и дело доносилось «хрусть!».
Без очков умудрялся играть в баскетбол — вместо корзины видел черное пятно, в которое нужно целить. И забивал! Команда выходила на площадку без футболок, чтобы я хоть как-то отличал своих от противников. Некоторые удивлялись: что это у нас за фирменный стиль — голышом бегать? Но не объяснять же, что в команде слепой! Кстати, баскетболом и сейчас увлечен — участвую в дружеских встречах закрытой актерской лиги вместе с Виктором Добронравовым, Марком Богатыревым и другими. Благо в одиннадцатом классе надел контактные линзы — величайшее изобретение медицины! Тогда выяснилось, что у деревьев есть листва и можно не блуждать в метро, где все написано таким мелким шрифтом.
Вальсировал я до этого как Бьорк в фильме «Танцующая в темноте». Партнерша сжимала мою руку, если видела, что можем налететь на другую пару: у нас была разработана целая система знаков...
Привела меня на танцы одноклассница Настя, с которой была взаимная симпатия. Думаю, хотела там чаще общаться. Но на первом же занятии мне понравилась другая девочка — Юля, только у нее уже был партнер. Три дня тренировался с Настей, а сам наблюдал за той парой — заметил, что часто конфликтуют. Подошел к учителю и попросил поставить меня с Юлей. Настя как умная девушка не подала вида, что ей обидно, но из секции вскоре ушла. А мы с Юлей протанцевали десять лет: помогали друг другу с костюмами, вместе радовались удачам и грустили из-за проигрышей. Ездили отдыхать в лагеря летом — не влюбиться мне было невозможно.
В последнем классе все написали свои желания на бумажках и бросили в бутылку. Хотели прочитать лет через пять, но разбили ее только полгода назад, на встрече выпускников. Оказалось, я написал: «Хочу жениться на Юле, люблю ее больше жизни!» Тогда еще не знал, что партнерша скоро сама влюбится и уйдет из танцев, оставив меня на паркете в одиночестве.
В отношениях уже накопилась усталость, и я даже больше переживал из-за того, что нам не хватило двух-трех месяцев до защиты на мастеров спорта — так и остались в кандидатах. Пострадало общее увлечение, ведь были серебряными и бронзовыми призерами на чемпионатах России. Я строил большие планы: хотел окончить Институт физкультуры имени Лесгафта и открыть свою танцевальную школу. После Юли сменил трех партнерш и ни с кем не станцевался. Красивые девушки, но на паркете важна психологическая совместимость.
Год ходил на занятия и упражнялся в зале один, чтобы не потерять форму, — на меня все смотрели как на долбанутого. В институт физкультуры в результате не поступил — думаю, у мастера спорта там было бы больше шансов. Тогда жутко расстроился, но сейчас понимаю, что все правильно: иначе не стал бы актером. И уже благодаря обретенной профессии в 2010 году участвовал в «Танцах со звездами», где мастерство мне преподавал ученик английского танцора Донни Бёрнса — кумира юности, чье имя писал в школьном дневнике и хотел быть на него похожим! Было приятно, что зрители вернули нас с Екатериной Трофимовой в проект, когда жюри выкинуло. В результате наша пара заняла четвертое место.
На проекте убедился, насколько Ксения Собчак душевный человек: она всегда была готова дать личную машину, если кого-то надо подвезти. Репетировали по ночам. Однажды в зал входит человек с пакетами, полными еды, Ксения говорит: «Ребята, вы голодные?» Взяла и обо всех позаботилась.
Не поступив в институт физкультуры, я завершил танцевальную карьеру, но совершенно не имел представления, куда податься. Видимо, режиссура была детской мечтой отца, потому что он предложил: «При институте культуры в Химках открылся колледж искусств, там набирают режиссеров». Мне показалось это интересным, к тому же я сам писал стихи и читал их девушкам.
При поступлении любовь к литературе пригодилась: в творческом конкурсе было задание сделать анализ своей пьесы. Я его не так понял и написал собственную пьесу, которую потом и анализировал. Получилась она довольно наивной, но с хорошей идеей: у человека есть деньги и друзья, а когда он обанкротился — все отвернулись. Первая реплика: «Хоть бы собаку завести, чтобы тапочки приносила», — вот такой я был глубокомысленный выпускник школы! Преподаватели обалдели и сразу меня взяли, хотя остальным студентам было по тридцать — тридцать пять лет. Они постоянно задействовали меня в отрывках, которые ставили. Однокурсники и заметили во мне актерские задатки: «Что ты все у нас играешь? Поступай в театральное!»
Решиться на этот рискованный шаг меня подтолкнула безответная любовь — самый лучший стимул, но это я понял только потом. Полгода безуспешно добивался однокурсницы, в результате она все-таки до меня снизошла — и вдруг резко прервала отношения. Сидел под ее окном, страдал, писал грустные стихи. Друзья объяснили: у нее появился другой. Тогда я вломился к ней в квартиру — открыл дверь с ноги: «Где она? А где он?» Подружки визжали, девушка заперлась в ванной. Я еще немного покричал и ушел, предварительно поставив выбитую дверь на место. Вскоре она вышла замуж, изящно совместив дату бракосочетания с моим днем рождения. Правда здорово?
А я, недоучившись последний год, отправился поступать в актеры и после экзаменов с гордостью сообщил однокурсникам по режиссуре:
— Ребята, меня берут сразу в три вуза — Школу-студию МХАТ, Щепкинское и Щукинское.
— Ну все ясно, Хабаров, — это по блату... — услышал в ответ от одного из них.
Было так обидно, я ведь с открытым сердцем, а не чтобы похвастаться! Но жизнь все расставила по местам: лет через семь снимался в главной роли в одном проекте — выхожу из вагона, поворачиваю голову, а в массовке тот самый однокурсник. Я его окликнул, мило пообщались... Спустя годы и та девушка вдруг оказалась в зрительном зале театра «Современник», где я служил после окончания «Щепки». Пришла увидеть меня на сцене — мы встретились после спектакля. Обида давно улеглась, и я был даже благодарен за то, что дала мне мотивацию: в результате нашел и свое призвание, и главную любовь всей жизни...
Из трех вузов, в которые поступил, я выбрал именно Щепкинское из-за мастера Виктора Ивановича Коршунова, который славился своими выпусками. Вручал студбилет мне Игорь Петренко. Друзьями по курсу из ныне известных актеров были Ваня Колесников, Саня Ильин, Аня Тараторкина — мы ездили друг к другу в гости, отдыхали все вместе на море. А поскольку у них именитые родственники, я иногда получал спонтанные мастер-классы...
Например свой первый отрывок, роль Юлия Цезаря, репетировал с Георгием Тараторкиным у него дома. Георгий Георгиевич накормил голодного студента, а потом сам вызвался помочь, я и мечтать об этом не мог! Был в таком восторге, что не понимал половины его слов, в голове стучало: «Это же тот самый Раскольников, попроси автограф!»
После репетиции рассказал Ане, посмеялись... Когда отошел от шока, все замечания Тараторкина вспомнил и усвоил, в результате получился хороший отрывок. К Ване Колесникову мы ездили на дачу в Тарусу, и дядя Сережа — его отец — пел с нами песни под гитару. Для простого парня из Балашихи это был совсем другой мир!
Наш великий педагог Виктор Коршунов твердил: «Не ждите быстрого прорыва, актерство — забег на длинную дистанцию». Меня с первого курса звали в массовку и эпизоды на малоинтересные проекты — отказывался. Мастер у нас был жесткий, если что не так — сразу отчислял. Особенно девушек было жалко — и слезы лились рекой, и скорую некоторым вызывали. Но Виктор Иванович оставался непреклонен: «Потом поймете, что я вас спас, — невостребованному актеру еще хуже!»
Нашей компании эти репрессии не коснулись — я даже получал президентскую стипендию. До сих пор помню тексты всех ролей — не только своих, но и партнеров. Иногда подсказывал реплики товарищам и слышал в ответ сквозь зубы: «Не мешай, я паузу держу!» Правда, был и у меня момент, когда сомневался в своих способностях, даже думал уйти из училища: долго не получался отрывок из «Леди Макбет Мценского уезда». Но потом справился, и кризис миновал.
Мы были последним курсом Коршунова перед тем, как у Виктора Ивановича случился инсульт. Пришли к нему в больницу. Мастеру запретили вставать, но под койкой я заметил гантели и поразился его силе воли. Со временем Виктор Иванович восстановился и еще долго работал в училище. Когда я снялся в сериале «Две зимы и три лета», звонил и хвалил: «Смотрю, очень нравится твоя работа!»
Будущую жену Лену Степучеву я увидел на поступлении в Щепкинское: красавица с шикарной фигурой читала отрывок из «Тихого Дона». Говорю другу, который в итоге не поступил: «Вон какая девушка — моей будет!» А к Лене подошли две студентки, что меня приметили. Взялись за руки и просят: «Мы вон на того парня поспорили, чей будет. Разбей!» Лена пожала плечами и разбила...
Поначалу она не обращала на меня внимания как на ухажера — встречалась с артистом постарше. Я же втерся в доверие и воспринимался как друг, что для меня было испытанием. Однажды Лена обмолвилась, мол, любит полевые цветы. С тех пор я ездил на вокзал и заказывал их шоферу автобуса аж из Смоленской области — все деньги тратил на это. А Лена лишь замечала: «О, полевых цветов нарвал, здорово!» Я, конечно, не рассказывал, что в Москве их не так просто найти.
Лена из Калининграда, я из Балашихи — обоим дали общежитие. Иногда заглядывал к ней в комнату и видел в прихожей куртку ее парня. Ага, значит, сейчас он с ней! Ругался сквозь зубы и удалялся. Но чувствовал: это мое счастье и надо за него бороться. Стал расспрашивать Лену по-дружески об отношениях и с радостью узнал, что там все не так гладко. Принялся давать «добрые» советы во время их ссор, тайно надеясь, что разрушу союз окончательно. Например такой: «Не звони ему дней семь». Через неделю приходит:
— Спасибо, сработало — не выдержал, сам объявился!
— Отлично! — а самого будто ножом по сердцу полоснули.
Впрочем, чаще мои манипуляции срабатывали как надо — любимая плачет у меня на плече, я в восторге. Наконец не выдержал:
— Лен, неужели не видишь, что я тебя люблю? Дай мне только шанс!
— Хабаров, ты просто друг, забудь.
Около года ее отбивал — и все-таки Лена стала моей. Однако сходились непросто — показывали друг другу характер. Однажды на свою президентскую стипендию собрал сумасшедший стол на Новый год, выпросил у знакомых квартиру на праздничную ночь. А Лена меня бортанула — отказалась в последний момент.
Потом однокурсник подходит на общей тусовке:
— Тебе Ленка нравится или я к ней подкачу?
— Мне все равно, — напускаю равнодушный вид.
Он начинает с ней заигрывать, тут я подлетаю — и бью его по морде. Промахиваюсь только потому, что он плечо успел подставить. Друг оказался поблагороднее и поумнее меня — отволок за шкирку в сторону:
— Что ты делаешь?!
— Да люблю я ее!
— Так бы сразу и сказал, я же спрашивал!
Да кто о таком болтает? Тем более что все обожают лезть со своими дурацкими советами. В институте многие были против наших отношений, даже педагоги отговаривали: «Вы не пара — это сразу видно». Но я никого не слушал и правильно делал — вот уже восемнадцать лет мы с Леной вместе!
На третьем курсе поселились в шестиметровой комнате общаги. Жили бедно, но счастливо: вся еда — гречка да тушенка. Друг Сережа Потапов на занятиях меня подкармливал: брал из дома двойную порцию мяса, видя, что я много ем, говорил: столько наготовили, это лишнее. За что я ему до сих пор благодарен, с тех пор с Потаповым дружим семьями, он крестный наших с Леной детей.
После выпуска из училища переехали в однокомнатную квартиру к моим родителям. Я сделал Лене предложение и улетел в Таджикистан на съемки фильма Сергея Говорухина «Никто, кроме нас...». Вся подготовка к торжеству легла на хрупкие плечи невесты. У нее свое испытание, у меня свое — я вообще чуть живой вернулся...
Сын Станислава Сергеевича, прежде чем стать режиссером, был военкором — в Чечне из-за ранения лишился ноги. Человека такого мужества я раньше не видел, он казался мне ожившим персонажем Джека Лондона. Кто, как не он, мог показать войну достоверно? За тридцать дней в Таджикистане я прошел курс молодого бойца, чистил, собирал и разбирал автомат, до сих пор помню его номер. Учебкой заведовал лейтенант, который не делал мне скидки как артисту: «А похрену, кто ты такой! Быро взял свой автомат, боец, и почистил!» Снимались в полном обмундировании, спали в горах под грузовиками — актерские комфортабельные вагоны туда не поднять. Двое дежурных следили, чтобы никакая живность не заползла за шиворот. Ради развлечения ловили скорпиона и ядовитого паука фалангу, сажали в банку и делали ставки, кто кого победит.
Кстати, после школы я очень хотел в армии служить, но не прошел медкомиссию. Снял очки...
— Какую строчку видишь? — спрашивает врач.
— А где табло?
— Свободен!
После смерти Сережи Говорухина остался фонд «Рокада», который помогает ветеранам войны и людям, пострадавшим от терроризма. Я принял эстафету, помогаю чем могу — веду благотворительные вечера, стараюсь рассказывать в прессе о подвигах наших военных в Чечне, Осетии, Афганистане. Хоть таким образом приобщился к военному делу. За эту работу получил орден военных корреспондентов и приказом Шойгу награжден медалью.
Когда собрался лететь на свадьбу за два дня до торжества, нас не хотели выпускать из Таджикистана. Артистов раздели чуть не догола — искали наркотики, отобрали сувениры. После всех мытарств наконец пустили в самолет. Но на посадке в Москве он не выпустил шасси, резко зашел на второй круг и дал такой крен, что содержимое туалетов вылилось в проход. Сосед по креслу Радик, прошедший Чечню, сказал: «Держись, Антоха!» Когда мы все-таки приземлились, я был в таком шоке, что в аэропорту прошел мимо родителей.
На свадьбе после пережитого стресса соображал плохо и прослушал все тосты. А буквально на следующий день загремел в больницу с фурункулезом — простудился в Таджикистане: лейтенант потерял в горном ручье боевой патрон, а поскольку боеприпасы подотчетные, вся группа искала его в ледяной воде. Две недели провалялся в больнице, у нас с женой пропали билеты на море. Когда подлечился, отправились на медовый месяц в Калининград — к Лениной родне. Но в балтийском климате приключился рецидив, и я снова угодил в больницу. Там меня уже навещали жена и ее мама Галина, которая наверное подумала, что зять — самый больной в мире человек.
Первая беременность у жены была тяжелой, мы часто смеемся, вспоминая ее фразу в тот период: «Антон, все плохо, ты виноват!» За две недели до родов повез Лену на консультацию в хороший роддом, и пока она была у врача, у распахнутого окна услышал, как рожает женщина. Как же страшно она кричала! Выходит Лена, а я весь белый сижу на лавке. Говорю: «Если у тебя начнется такое же, боюсь, сам в обморок упаду!» Так что на родах не присутствовал и никогда не соглашусь, даже если бы за это платили. Пока Лена рожала, я дома наводил идеальную чистоту, отдраивал квартиру с хлоркой. Вышел на балкон — и вдруг мелькнула мысль: «Все уже случилось!» Тут жена звонит: «У тебя сын родился!» Прислала фото, и я долго любовался Владиком, выискивая свои черты в сморщенном маленьком личике...
Дочка Алина появилась через три года — к тому времени мы переехали в собственную «однушку», оставшуюся от бабушки. Но вчетвером там было тяжело: если кто-то заболевал, остальные жили на кухне. Все заработки от съемок я откладывал на покупку квартиры. Решили остаться в Балашихе — теперь живем в «трешке» на берегу реки, красота! И детские секции рядом. Сейчас сюда переехала и мама жены — купил Галине квартиру. Теща нам очень помогает: водит детей на занятия по ментальной арифметике, шахматам. Галина сидит с ними четыре раза в неделю и всячески интеллектуально развивает, дает внукам главное — образование. Мои родители тоже на них не нарадуются.
Я же, как моряк, ухожу в дальнее плавание — на съемки: за год провожу дома максимум пятьдесят дней. И мы все от этого страдаем. Когда дети были крохами, перед выходом случались и хватания за ноги у двери, и слезы, и крики «Не уходи!» Малышам ведь не объяснишь, что папа их не бросает, просто работа такая. Как-то давно в мою дорожную сумку залезли: «Папа, возьми нас с собой!..» Мне очень непросто об этом говорить.
После рождения детей Лена была вынуждена сидеть дома и на какое-то время выпала из профессии. Я старался работать за двоих. В 2004 году после выпуска из училища меня взяли в «Современник». Произошло это случайно — помогал однокурснице в показе, произнес всего две реплики: «Было бы недурно» и «Недурно было б». Галина Волчек партнершу не приняла, а про меня сказала: «Его возьмем на перепоказ». После чего пригласила в труппу и дала роль в спектакле «Подлинная история М. Готье по прозвищу «Дама с камелиями».
Там я наконец дождался своей первой роли в кино — в «Докторе Живаго» Александра Прошкина. Режиссер искал парня на роль Родиона Гишара, брата Лары — героини Чулпан Хаматовой, и ему завтруппы посоветовал мою кандидатуру. Я приехал на встречу — Прошкин не проводит пробы, считает это унизительным для артистов. Поговорили, и он сразу меня утвердил, так что считаю его своим крестным отцом в кино.
— Хорошо. На кого берете, на доктора Живаго? — интересуюсь.
— Нет, там другой артист.
— А кто? Я тоже могу попробоваться! — осмелел окончательно.
— Утвердили уже кое-кого поизвестнее, а так бы попробовали, конечно! — рассмеялся режиссер.
Позже осознал всю степень своей наглости, когда выяснил, что на доктора Юрия Андреевича Живаго утвердили Олега Меньшикова! Он держался на площадке особняком, такой был способ подготовки к роли, поэтому пообщаться, к сожалению, не удалось, да и совместных сцен у нас не оказалось. Зато лично познакомился с другим народным артистом...
Первая же сцена была с Олегом Янковским — в поезде. Я всю ее разобрал по системе Станиславского: придумал, какие тапочки у моего Родиона, какие обои у него в комнате... Звучит «Мотор!» — но не могу выдавить из себя ни слова. Янковский останавливает съемку, отводит в сторону:
— Что с тобой?
— Олег Иванович, это мой первый съемочный день, я вас боюсь!
— Знаешь, я впервые снимался с Роланом Быковым, и он мне тогда сказал: «Не бойся, ты на меня смотри — помогу!»
Посмеялись, я расслабился — и дальше Олег Иванович стоял за камерой, помогал мне работать на крупном плане. Потом позвал к себе в вагончик, рассказывал про роли, про Тарковского. После смены как-то стоял в лесу в грязи, ждал, пока мне вызовут такси, но похоже, про молодого актера все забыли. Тут останавливается машина, выглядывает Янковский: «Ты что здесь делаешь? Садись, подвезу до театра!»
С Чулпан Хаматовой мы уже работали до этого в спектакле Кирилла Серебренникова «Антоний&Клеопатра. Версия». Она великолепная партнерша, у нас была сцена драки, где вначале я должен вытащить Чулпан за шею из-под помоста. Тут как ни осторожничай — все равно больно. Предлагаю:
— Давай попрошу Кирилла заменить эту сцену.
Чулпан в ответ:
— Ты что, с ума сошел?! Не думай ни о чем и не бойся!
Вот так! У нее на съемках «Доктора Живаго» тоже был свой вагончик, а я во время обеда ютился на капоте какой-то машины. Чулпан увидела: «А ну-ка, пойдем ко мне!»
Спустя год Хаматова буквально спасла моего друга от гибели: он попал в аварию — въехал на мотоцикле в открытый люк, разбился... Требовалась кровь редкой группы. Я связался с Чулпан. На следующий день она перезвонила: «Не волнуйся». В больницу приехали люди из ее фонда «Подари жизнь» с той самой редкой группой крови. Я мог пообещать им только контрамарки в театр, но в ответ услышал: «Антон, нам ничего не надо». В наше время редко встретишь бескорыстную помощь.
Мне, видимо, везет на людей — вскоре опять ощутил поддержку коллег. Во время тех же съемок «Доктора Живаго» произошел несчастный случай: репетировал дома до ночи, заснул в линзах, одна засохла под веком и порвалась. На следующий день проснулся — открыть глаз не могу, он весь красный, роговица исцарапана линзой. Страшное дело! Друг посадил в машину, повез в «Склиф» — оказалось, еще немного и лишился бы глаза! А «Современник» собирался на гастроли. Позвонил в администрацию театра:
— Физически не могу ехать — глаза нет!
— Не выдумывай, ты предаешь театр ради халтуры на съемках! — рявкнул сотрудник.
Врач «Склифа» взял трубку:
— Вы с ума сошли! Тут угроза, что вытечет глаз!
Я еще два месяца восстанавливался: из-за обширного кровоизлияния ничего не видел. Слава богу, зрение вернулось, но началась светобоязнь — мы с Леной выходили на улицу только ночью. Имелись и все документальные подтверждения травмы, но тот человек все равно обвинил меня в обмане. Это был уже не первый случай подобного отношения к артисту, но не буду выносить сор из избы.
Тогда я решил уйти из «Современника» после четырех лет честной службы. Жалею ли? Нет. Меня очень поддержали народные артисты: Лилия Толмачева подошла и сказала хорошие слова, Лия Меджидовна Ахеджакова мало того что помогла до этого с глазным врачом, еще и позвонила Александру Лазареву в Театр имени Маяковского: «К вам придет хороший парень, обратите на него внимание». А Елена Миллиоти велела:
— Позвони Виталию Вульфу.
— Но я с ним никогда не общался!
— Он видел тебя на сцене, ему понравилась твоя игра.
И действительно, Виталий Яковлевич лично привел меня к Арцибашеву в «Маяковку»:
— Это хороший артист, возьми его.
Худрук сказал:
— Верю, но должен тебя посмотреть.
Я подготовил отрывок из репертуарного спектакля «Опасный поворот» — и он сразу взял меня во второй состав.
Переход из театра в театр как раз совпал с показом сериала «И все-таки люблю...», у которого оказался очень высокий рейтинг. Я сыграл маменькиного сынка, во всем слушающегося героиню Алентовой. На площадке Вера Валентиновна работала изумительно точно, казалось, у нее нет никаких сложностей, но однажды перед сценой подсела ко мне и тихо попросила: «Расскажи, как мама общается с сыном. У меня-то дочка, а мне хочется знать!» Я выложил все, что знаю, думаю, можно было бы и не так подробно, но она как человек воспитанный дослушала всю мою двадцатиминутную тираду до конца.
После выхода сериала меня стали узнавать на улицах, зрители пошли на мои работы в театре. Сергей Николаевич вскоре дал роли в спектаклях «Круг» и «Три сестры», потом доверил сыграть Подколесина в «Женитьбе» в его «Театре на Покровке», он им руководил параллельно. Выслушал мои предложения по герою, отметил, что это очень интересный разбор роли, — и позволил сыграть именно так, как мне хотелось.
Когда в 2011 году устроили собрание по поводу снятия Арцибашева с поста, я был удивлен — не подозревал о степени недовольства некоторых артистов нашим худруком. Тогда же выступил со словами в его поддержку: «Могу быть только благодарен Сергею Николаевичу, у меня к нему претензий нет». Многие, кто не хотел его снятия, просто отмолчались, но я никогда не боялся высказывать свое мнение. За несколько месяцев до смерти Сергей Николаевич позвонил: «Спасибо, что заступился». А после того собрания в театре артисты «из другого лагеря» ко мне подошли и сказали: «Не бойся, тебе ничего за это не будет». Правда, стоило прийти новому руководителю Карбаускису, как ему подали список артистов, неугодных театру: там значились шесть студентов и я. Наверное, кого-то задевало, что у Хабарова много хороших ролей. Новый режиссер толком не понимал, зачем меня нужно «уйти», и поговорили мы довольно спокойно. Я написал заявление со словами «Раз неугоден здесь, то не будем друг друга обременять».
Никогда не боялся уходить в никуда. Тем более что тогда уже была постоянная занятость в кино. А через два года Сергей Безруков пригласил к себе в Московский губернский театр. Еще примерно через год в труппу взяли и жену. Дмитрий Дюжев поставил на нас двоих спектакль «Скамейка». По сюжету пара все время то ругается, то мирится, то расходится, то заново влюбляется. Нам даже готовиться особо не пришлось: за долгие годы такой багаж накопили, что если бы текст забыли — «от себя» нашлось бы что друг другу сказать.
Из последних моих работ в Губернском театре — роль Лопахина в «Вишневом саде» в постановке Безрукова. Работа оказалась сложной, когда выпускали спектакль, мне от Сергея по ночам то и дело приходили сообщения «Давай такую сцену введем», а под утро — новые идеи. Безруков помог реализовать мою мечту: я с детства хотел играть на фортепиано, но в музыкальной школе недоучился. И он предложил исполнить на сцене ноктюрн до-диез минор Шопена с оркестром Губернского театра, фрагмент я играю и в спектакле «Свадьба Кречинского». Специально нанял педагога, который меня готовил.
Потом жена Сергея кинорежиссер Анна Матисон пригласила на роль соперника героя Безрукова в первый клип его рок-группы, песня называется «Не про нас».
Конечно, срабатываюсь я не со всеми режиссерами. Так случилось с фильмом «Мы из будущего 2». Утвердили на роль майора Демина, мужа героини Кати Климовой. Снявшись в шести сценах, вдруг понял, что вижу своего персонажа совсем иначе и просто не могу играть то, что предлагают. Вообще опасаюсь спекуляций на Великой Отечественной войне и нередко отказываюсь от проектов на эту тему. В результате расторг контракт и из картины ушел, мои сцены переснимали с Владиславом Резником. Наверное, прослыл малоприятным типом, но, слава богу, карьере это никак не помешало.
Когда играл эпизодическую роль Харламова в фильме «Слава», по своей привычке готовился основательно: прочитал массу интервью, нашел фотографию Валерия. Прихожу, женщина-гример бросает ассистенту:
— Кого ты мне привел, он же не похож!
Предлагаю:
— Мне нужен парик и оспинки на лице, — показываю фото хоккеиста.
— Вот еще! Ради одного дня для тебя целый парик, что ли, сшить?! — возмутилась гример.
Однако продюсер Алексей Пиманов пошел навстречу — пошили парик, нарисовали оспинки, но не исключаю, что после инцидента кое-кто меня невзлюбил за то, что требую к своей маленькой роли столько внимания. Зато когда фильм вышел, мне позвонили из студии телеканала «Звезда»: «Фетисов приглашает вас на свой день рождения!» Приезжаю. Вячеслав Александрович жмет мне руку: «Привет, друг! Надо же, в жизни ты на Валеру не похож, а на экране — одно лицо и характер».
Большую известность мне принес сериал «Братаны» — и я рад, ведь мы с партнерами по съемкам вложили в него немало сил. Бывало, всей четверкой главных героев каждое утро садились у режиссера в вагоне и переписывали сценарий — диалоги были уж очень странные, люди так не разговаривают. Как-то попросил режиссера одного из сезонов порепетировать со мной сложную сцену похорон: с первого дубля ее невозможно сыграть и снять на хорошем уровне. Но тот пренебрежительно махнул рукой — и я просто сорвал съемку. Разбил микрофон и с криком «Тут халтуры не будет!» ушел с площадки. Позвонила мой агент: «Иди пока в вагон». Наступила ночь, я плохо спал, ворочался, ругал себя за вспыльчивость... Утром стук в дверь — на пороге режиссер: «Антон, привет. Давай порепетируем!» Рассмеялись оба и с тех пор дружим.
Партнеры по «Братанам» мне достались прекрасные — Леша Кравченко, Сережа Селин и Дима Дьяконов. Когда закончились съемки первого сезона, решили: «Давайте сделаем традицией отмечать вместе День ВДВ». На премьеру первого сезона заказали столик в ресторане. Буквально за два дня до встречи звонит Кравченко:
— Дима умер.
— Какой Дима? — я даже не понял.
— Дьяконов.
Как такое возможно? Молодой, казалось, у него столько энергии! И вдруг не выдержало сердце. В результате в день премьеры мы все собрались на его похоронах, а не за столиком в ресторане...
Но производство есть производство: теперь надо было придумывать, куда делся Димин герой. Так что смерть Константина Лобачева в фильме оказалась ча?