Антон Кривенюк: На Кубани хуже, чем в Дагестане

Дагестан, где идут чистки премиум уровня местных элит, несомненно, один из самых проблемных российских регионов с очень специфической организацией жизни.

Но он не один такой. В России есть еще несколько регионов, где местные элиты давно превратились в организованные преступные группировки, взявшие под свой контроль почти весь экономический и хозяйственный потенциал своих регионов.

В экономическом отношении более интенсивно на протяжении последних десятилетий развивались регионы юга России. Поэтому, хотя и не только по причинам экономического порядка, «эволюционным» путем именно там сложилась абсолютно криминальная система взаимной интеграции бизнеса с чиновничеством и силовиками.

В некотором смысле положение вещей, сложившееся скажем, в Краснодарском крае хуже, чем в Дагестане. Там не только вывод миллиардов бюджетных денег, но и множество залитых кровью историй бандитского рейдерства. Системная политика по уничтожению малого и среднего бизнеса и перераспределения их ресурсов, в первую очередь земельных, между предельно тесно аффилированными с чиновничеством и силовиками крупными компаниями, агрохолдингами.

Станет ли Кубань, а вместе с ней и не сильно отстающие по уровню криминализации элит Ставропольский край и Ростовская область, следующими в списке федеральных силовиков?

В федеральной информационной повестке находит отражение лишь верхушка айсберга реальной жизни этих регионов. Естественно, когда случается Кущевка об этом узнает вся страна. Историю «взорвавшейся на деньги» (выражение из краснодарского сленга) судьи Хахалевой явно стараниями недругов буквально затащили в федеральные СМИ. Иногда любят о местном беспределе поговорить специализирующиеся на освещении криминальной тематики ресурсы и программы типа «Человека и закона». Но за рамками внимания российского общественного мнения остались даже не конкретные сюжеты, которых там валом, а процесс построения очень специфической криминально-чиновничьей вольницы в масштабах региона с более чем пятимиллионным населением и огромным значением в российской экономике.

Кубанская клановость, конечно, совершенно иначе устроена, нежели в Дагестане. Нет здесь этнического фактора. Не столь велико значение землячества, нет неформальной внутриклановой иерархии с мафиозными бонзами наверху, многочисленными группами силовой поддержки и встроенными в систему тысячами соотечественников и земляков.

Общее с Дагестаном только лишь в том, что с 90-х годов, когда начала формироваться такая система отношений, и до сих пор, местные элиты однородны, в группы влияния встроены те же люди, что были изначально (если живы). Положение передается по наследству, в систему встраивалось с течением времени лишь ближайшее окружение ближайшего окружения ключевых фигур. Это обеспечило несменяемость элит и в системе государственного администрирования на всех уровнях, а также в правоохранительной и судебной системах. За четверть века изменилось лишь одно. Местная знать краснодарских городов, станиц и районов обрастала бизнесами. А в целях безопасности активов, противодействия «раскачиванию лодки» извне научились кооперироваться, чтобы минимизировать ущерб от возможных нападений рейдеров краевого уровня.

В основе кубанских кланов тесное родственное, деловое партнерство, которое делегирует во власть своих людей либо же, что чаще, «курируется» влиятельными фигурами районного и краевого уровня.

В принципе эта система социальной иерархии в каком-то смысле родная для кубанской культуры. Несмотря на то, что практически все население вне ее, а последствия столкновения с Системой для обывателя могут быть крайне драматичны, общество признает, считается со статусом и всячески добивается уважения со стороны чиновников, силовиков, криминала или предпринимателей, включенных в неформальные сети влияния.

Можно сказать, что на верхнем уровне находятся судьи и правоохранители в целом — если ваш брат на дружеской ноге с районным прокурором, то и вы тоже не последний человек в станице и районе.

Влиянием пользуются также и чиновники, особенно всякого рода контролирующих инстанций. Да и директор местной музыкальной школы тоже важное лицо. В конце концов, все дети элиты учатся в его школе. А учителя охотно разбирают «подряды» на частные уроки с детьми местных высокопоставленных родителей. Обязательно когда-нибудь да пригодится.

На Кубани обычное дело династии чиновников или, даже чаще, судей. Молодежь из элиты стремится создавать семьи с «себе подобными», а обычный парень-станичник будет считать великим счастьем случайное знакомство с дочкой хотя бы даже директора районного управления энергосетей.

Чем-то вся эта жизнь, в которой человек уровня главы районной налоговой инспекции — носитель реальной власти и влияния, похожа на уклад государств типа Азербайджана. Где на первый взгляд второразрядные муниципалы способны в масштабах всей страны организовать политическую травлю случайному правдорубу, неудачно высказавшемуся в прессе.

Еще одно важное отличие Кубани от Дагестана в том, что край — житница России, обеспечивающая продовольствием всю страну. Регион с уникальным сочетанием природно-климатических характеристик, со среднегодовой температурой воздуха в существенно выше десяти градусов тепла, что соответствует характеристикам теплых западноевропейских регионов ближе к атлантическому побережью.

Дагестан — депрессивная территория, ежегодно съедающая более 50 миллиардов рублей федеральных денег.

Поэтому и характер внутриэлитных процессов в этих регионах совершенно разный. Если значительная часть дагестанских элит была встроена в функционирование организованных преступных группировок, непосредственно воровавших федеральные деньги, то в Краснодарском крае, на протяжении десятилетий элиты сидят еще и на «содействии» расширению крупного бизнеса, который при их помощи совершенно криминальными способами вытеснил из экономики малый и средний бизнес.

Что хорошо в Дагестане, там развита теневая экономика, которая хотя и нелегальна, но всякого рода цеха, небольшие предприятия, грузоперевозки, производство, торговля — все это обеспечивает работой и доходами половину населения республики. Как раз ту часть, которая не встроена в неформальные сети влияния.

В Краснодарском крае все было бы также, здесь очень предприимчивое население. И поначалу, в 90-х на фоне развала старых колхозов и прочего агросектора, как грибы после дождя росли мелкие цеха, переработка мяса, производство подсолнечного масла и многое-многое другое.

Но кубанской земли на всех не хватило. Кровавая резня в Кущевке тоже отголосок того трагичного передела земельных ресурсов, который происходил в крае на протяжении всего прошлого десятилетия. Трагедия в этой станице в северной части края показала, кстати, еще одно свойство местной организации жизни. Система сложилась так, что на всех ее уровнях существует партнерская «взаимозащита» сетей влияния, и все ниточки в конечном итоге идут в Краснодар. Более того, наиболее мощные представители локальных районных элит занимают в разное время разные позиции непосредственно в краевом центре, выступая своего рода кураторами своих районов, через которых проходят все запросы со всех сторон касательно этих мест.

Поэтому было бессмысленно жаловаться в суд или властные инстанции подвергшимся рейдерству фермерам, у которых отняли землю. «Не понял, пока предлагали по-хорошему», — говорят в таких случаях кубанцы. Случаи у всех на слуху. Лесов здесь нет. Но в иной лесопосадке можно обнаружить холмики — все знают, что это безымянные могилы тех, кто не понял.

Впрочем, правды ради надо сказать, что самым кровавым стал передел недвижимости и земли у моря, в Анапе и вокруг Новороссийска, Геленджика. Прибрежная земля стоит дороже сельхозактивов. Здесь видную роль играли и играют, помимо всех вышеобозначенных групп элит и ОПГ, группы, сформированные по этническому признаку. Этнические преступные группировки играют важную роль, впрочем, и в любом удаленном от берега моря районе края. Но там они вписаны все-таки в рамки более широких сетей, но могут выступать как убедительный силовой ресурс.

Заниматься сколько-нибудь серьезным бизнесом вне сформированных правил жизни почти невозможно. Совсем необязательно, что у тебя что-нибудь отнимут или сравняют с землей в лесополосе.

Тебе просто не дадут работать. С одной стороны, тебя не пустят внутрь клана, это исключено, должны пройти годы. С другой стороны, если ты активен, в деятельности, то должен быть на виду у всей этой многочисленной группы начальников. Должен, так сказать, сдавать продолжающийся годы экзамен на лояльность. В таком случае со временем ты сможешь обращаться с разного рода запросами к сети, становясь потихоньку своим. Для нормального человека это невыносимо. Это среда, увязшая в грязи интриг, локальных разборок. Так сложилась традиция, что эти люди вместе и в работе, и в отдыхе, несмотря на жесткую конфликтность внутри кланов. Кутежи на черноморских курортах, совместные полеты «на побухать» в Москву, грязные пьянки в сауне, бесконечные «обряды проставления», инициации новых приближенных к сетям.

Необходимо, кроме того, соответствовать довольно высоким стандартам жизни этой среды. Женщины будут обсуждать после Нового года, кто какую машину кому подарил. Поездки на заграничные курорты, понятно дело, давно вне тренда, это доступно многим. Нынче, кстати, принято путешествовать по России, которая с Кубани кажется другой планетой.

В Краснодарском крае не было, как в Дагестане, религиозной оппозиции, и рядом не было Чечни. Поэтому на протяжении многих лет, да и сейчас тоже, в общем-то, происходящим там мало кто интересуется на федеральном уровне. И кто теперь знает, сколько там погибло фермеров или директоров анапских санаториев. А между тем количество жертв этой вольницы вполне может быть сопоставимо с числом жертв террористического бандполья в любой северокавказской республике.