84-летняя красноярка рассказала об ужасах войны и концлагерях

Про Великую Отечественную войну мы обычно вспоминаем только в мае — в это время звучит много пафосных речей и громких обещаний. Между тем, людям, по которым война проехалась катком, приходится выживать каждый день — и это не только ветераны, но и дети войны, люди, у которых украли детство. У Полины Карповны Осиповой не просто украли детство — будучи совсем маленькой, она вместе с семьей оказалась за стенами немецкого концлагеря, где голодали, подвергались избиениям и работали адским трудом. Несмотря на то что Полине Карповне в то время было всего 4 года, в детскую память врезались и бесчинства фашистов в родной Брянщине, и жизнь в лагере. Сейчас Полина Карповна видит свою миссию в том, чтобы хранить эту память и передавать ее по наследству — она боится, что это может быть забыто. Мы встретились с ней, чтобы рассказать вам ее историю.

Полина Карповна Осипова — хрупкая женщина 84 лет. Укладка, очки, хорошо подходящие к форме лица, стильный костюм и украшения на шее. Пенсионерка при встрече сразу предупреждает: будет говорить о том, что у нее на душе. И тихим голосом, к которому прислушиваешься, рассказывает трагичную историю своего детства и наизусть читает стихи о войне, в том числе свои собственные.

Полина Карповна родилась в феврале 1937 года в Брянской области — на Брянщине, как говорит она сама — в небольшой деревне Бочары, которой больше нет на картах. Ее полностью в военные годы сожгли фашисты за пособничество партизанам. Отца забрали на фронт, где он погиб. Ему Полина Карповна посвятила стихотворение — когда она читает его, в глазах стоят слезы.

— Период оккупации стал сплошной жестокой ночью: издевательства, бесчисленные убийства, тяжкие страдания. Он длился больше двух лет, в это время формировалось партизанское движение. За связь с партизанами был расстрелян председатель колхоза — это была показательная казнь, которая врезалась даже в мою детскую память. Вооруженные солдаты, собаки, люди куда-то бредут — моросил дождь, было тревожно и страшно. Как расстреливали, я не помню, но потом место, где его расстреливали, назвали Тимохинской горкой, — вспоминает Полина Карповна.

Из родной деревни пришлось бежать. Семья пряталась от фашистов по болотам, ценные вещи закапывали. Домашних собак пришлось оставить на цепи возле дома, чтобы они не выдали месторасположение. Когда всё стихло, жители вышли на неостывшее пепелище от сожженной деревни.

— В моей детской памяти — огромный диск луны, в свете этой луны — скелет нашей любимой собачки Тузика. Он на цепи был, так и погиб. Я помню, что это меня так поразило, я плакала, а потом увидела чудом уцелевшего петуха, хотелось его поймать, обнять, я погналась за ним и обожгла ноги, пройдясь по сожженной земле. Вышли партизаны, сказали, что надо уходить, так как на рассвете могут появиться каратели — и мы ушли в соседнюю деревню, которая не была сожжена и жили в хате у нашей тетки Ульяны.

Несколько месяцев семья Полины Карповны прожила там, помогали партизанам, шили им одежду, а позже ее и ее родных согнали за колючую проволоку, в пересыльный концлагерь под открытым небом.

— Когда начались затяжные дожди, поместили под гаусс. В моем сознании люди копошатся, я была маленькая и меня не трогали, а братик мой, ему было 10 лет, он работал. В первый раз это было, мама сказала: «Я сама лучше пойду». Сказали: «Нет, он пойдет». Были липовые палки, его палками этими по спине огрели, что рубцы эти кровоточили долгое время. В служении были румыны в черной форме. Брат вспоминал, что как только видел эту форму, сам подрывался и бежал убираться, — делится женщина.

Потом немцам нужно было набрать товарняк, куда набили женщин, стариков и детей, и отправить их в Германию. Партизаны вовсю вели рельсовую войну и не позволяли вывозить ничего по железной дороге, поэтому удалось доехать только до границы с Беларусью. Так Полина Карповна с семьей попала в Рославльский концлагерь — Дулаг-130, где провела больше всего времени.

— Родителей гоняли на торфоразработку. А мы оставались с бабушкой Сашей — маминой мамой. Я помню деревянные нары, как спускалась по столбу вниз за ручку. Выползали иногда изможденные, голодные. По 10–12 часов стояли в очереди за баландой. Лагерь был на уничтожение. Ну и выползали из лагеря — травку щипали. Мы состояли из глистов сплошь, мы были больные донельзя, потому что мы все хотели есть.

После Рославльского концлагеря перевезли в Беларусь, в лагерь для неблагонадежного населения и военнопленных в районе города Борисова, где пробыли до освобождения.

— 1944 год, июнь месяц. Белоруссия освобождается. Я помню, изможденные, худые стоим вдоль дороги и танки мчатся по проселочной дороге, пыль. А наверху — солдатики с красными звездами на башенке танка. Это была наша победа и наша свобода, — рассказывает Полина Карповна.

После освобождения семья вернулась в Брянскую область. Помогали друг другу строить деревенские хаты. Там же окончила школу. А затем вслед за дедушкой — жертвой политрепрессий — семья Полины Карповны переехала в Красноярск. Дедушка в итоге уехал в Москву, а они остались в Красноярске.

— Братик отслужил, я школу окончила, жить на Брянщине ни к чему — она прекратила свое существование и до сих пор разваливается. И мы приехали в Красноярск. К нам приезжал дедушка попроведовать, а остались, когда переехал и остался здесь наш дядя. Он тогда всех принимал у себя в однокомнатной квартире на Волгоградской, — вспоминает женщина.

Здесь вышла замуж, родила дочь, позже с мужем развелась. Почти всё время работала тяжелым физическим трудом. Сначала на заводе Сибтяжмаш токарем, затем окончила военные курсы медсестер, некоторое время работала воспитателем в садике, а затем устроилась на завод синтетического каучука, где проработала на пенсии. Долгое время — аппаратчиком отдела окисления в особо вредных условий.

— Я там болела бесконечно, сознание теряла, сердце срывалось. Окончила техникум параллельно с работой, перевели на завод очистных сооружений инженером по ТБ. А последние годы работы — в экономическом отделе.

В 1994 году Полина Карповна получила удостоверение несовершеннолетнего узника концлагеря — ради этого за документами ездила в Брянскую область, ушла на пенсию и занялась общественной деятельностью, возглавила районный отдел «Союза несовершеннолетних узников фашизма».

— Три года проработала в Ленинском районе, затем переехала в Советский и возглавила организацию там. Практически каждого узника я посетила. Мы собираемся до сих пор, но с каждым годом нас становится всё меньше, — вздыхает Полина Карповна.

Сейчас в Красноярском крае осталось 200 таких же, как Полина Карповна, из них 125 — в Красноярске. Она долго добивалась и добилась того, чтобы в Красноярске установили памятник детям — жертвам концлагерей. Сейчас он установлен в Зеленой Роще. Иногда женщина приходит туда посидеть — говорит, от этого тепло на душе.

— Город обещал-обещал — так ничего и не сделал, мы приходили к детям войны в центре, но 20 ноября 2018 года открыли наш памятник. У меня характер — слава тебе, Господи, я этого добилась. Есть место, куда я хожу, разговариваю и общаюсь с ними, как с живыми.

Пережив столько всего, Полина Карповна чувствует себя брошенной государством. Дети — узники концлагеря не выделены в отдельную категорию, им не выдается инвалидность, доплаты небольшие. Полина Карповна говорит об этом с недоумением и печалью:

— Никто не ждал нас на родине, никому не нужны мы были и сейчас никому не нужны. До сих пор мы предатели. Нас приравняли к участникам, но трактуют, как хотят. Получаем добавки, но это 1000 рублей. Кто инвалиды — получают больше, но я от этих льгот отказалась, покупаю всё за свои деньги. Выживаем и ни на кого не надеемся. Мы привыкли.