Перспектива развития базового сценария МО: возможность и вероятность

В этом и подобных случаях вероятность ошибочно принималась (Фукидидом – мифы – А.П.) за достоверность, а вместо научной критики заступал субъективный рационализм[1]

Ф. Мищенко,  историк

Перспективы развития человечества вообще и реализации того или иного сценария МО, в частности, – являются наиболее субъективными областями, которые зависит не столько от реальных прогнозов, сколько от отношения того или иного субъекта к политическому курсу и собственно политике того или иного лидера (группы лидеров). Так, трудно, если вообще возможно, при Л. Брежневе было бы прогнозировать скорый развал СССР и КПСС, впрочем, также трудно, как и при Гитлере, – поражение и развал Германии, а при Б. Ельцине кризис либерализма. Правящая элита все эти годы – от Л. Брежнева до В. Путина приспосабливалась к вкусам политических вождей, а те, кто занимался оценкой и прогнозом развития МО и ВПО, в своём абсолютном большинстве делали ровно то же самое в интересах правящей элиты. В России особенно (на самом деле, не более чем в США) успех в политико-гуманитарной области зависит от скорости приспособления к «генеральной линии» и её лидерам. Поэтому объективные исследования и прогнозы, если и встречаются, то не привлекают внимания.

Между тем, проблема возможности[2] и вероятности[3] реализации того или иного сценария (а, тем более, неизбежности[4]), плана, концепции или стратегии остаётся сверх актуальной по причине простой политической потребности: если вероятность такого плана велика или приближается к реальности, то и ресурсы распределяются соответствующим образом. Если идея ложная, даже кажущаяся абсурдной, но она вдруг становится реальной и превращается в правящую концепцию и практическую политику, то издержки оказываются колоссальными.

В 2015 году в одной из своих работ, посвященных прогнозу развития сценариев МО, я вплотную затронул эту тему, предложив несколько степеней вероятности реализации того или иного сценария МО[5]:

– теоретически возможного сценария МО (но не реального);

– возможного сценария (для которого существуют некоторые основания);

– вероятные сценарии, для которых существуют многие основания;

– очень вероятные (наиболее вероятные) сценарии развития МО, для которых существуют очень веские основания;

– неизбежные сценарии развития МО.

Была предложена и количественная шкала оценок вероятности реализации в будущем того или иного сценария МО, в соответствии с которой эти сценарии оценивались от 1 до 100. С тех пор прошло более 6 лет, когда теперь появилась возможность проверки на практике предлагавшегося прогноза в 2014 году. Привожу цитату целиком: «Перспектива развития сценария МО «Глобальное военно-силовое противоборство» на 2015–2021 годы рассматривалась как «вероятная» (от 20 до 60%), после 2021 года, как «очень вероятное», а после 2031 года как «неизбежное»[6]. Примечательно, что в то время, когда писалась книга (2014 год) моя позиция выглядела как очень пессимистическая, даже алармистская, особенно на фоне вполне благоприятных прогнозов отечественных политологов, а сегодня уже, скорее, как «оптимистическая». К сожалению, сформулированный мною верный сценарий развивался быстрее по своему худшему варианту (который позже я назвал «Вариант № 3» – «Эскалация военно-силового противоборства»), т. е. я несколько недооценил опасного развития МО в 2014 году.

Как уже говорилось выше в разделах 3.1 и 3.2 настоящей главы, в современный период в отношении России реализуется один из наиболее опасных и наиболее вероятных вариантов этого базового сценария развития МО – «Вариант № 3» – «Эскалация военно-силового противоборства». Этот вариант сценария в своем нынешнем, современном варианте, можно назвать «базовым» вариантом сценария развития МО. Период начала и существования этого варианта обозначен как период с 2014 гг. – по настоящее время с высокой степенью вероятности его развития и даже эскалации до военных конфликтов до 2035 года. Вероятность развития такого варианта сценария я расцениваю как очень высокую, граничащую с неизбежностью. Другими словами, я не вижу предпосылок к настоящему времени в изменении этого тренда развития МО.

Поэтому выдвижение разного рода «теоретических» концепций сотрудничества я рассматриваю как заведомое недомыслие, имеющее опасные политические и последствия. Это отнюдь не означает, что к такому сотрудничеству не надо стремиться. Наоборот, надо делать для этого все возможное, но при этом не терять чувства реальности и не выдавать желаемое за действительное – от недостатка ума или сознательного политического курса. Как это бывало в современной политической истории России.

Простой пример: в конце 80-х годов авторы «перестройки» выдвинули массу ложных идей, превратившихся (не смотря на их кажущуюся нереальность и даже абсурдность) в практическую политику. Так, особенно интересна была концепция «Россия – сухопутная сверхдержава», в соответствии с которой России не нужен был не только океанский, но и вообще сколько-нибудь значимый военно-морской флот. Особенно настойчиво эту концепцию продвигал бывший секретарь парткома ИМЭМО РАН СССР и будущий лидер «Выбора России» С.Е. Благоволин (руководивший, кстати, какое-то время 1-м каналом телевидения, т. е. обладавшим возможностями активно предлагать эту идею правящей элите и обществу). Особенную пикантность придавало то обстоятельство, что он одновременно руководил крупнейшим отделом института, который занимался военно-политическими и военно-экономическими проблемами, прежде всего, по заказу А.Н. Яковлева и ЦК КПСС, но также и закрытыми НИР в интересах Минобороны.

В результате реализации этой идеи было практически прекращено финансирование ВМФ России, крупные корабли проданы за рубеж на металлолом (или по цене металлолома), а сотни судов просто брошены на произвол судьбы. Крупнейший флот в мире был фактически уничтожен, что (вместе с потерей судостроения на Украине) означало, что Россия действительно к началу нового века стала сухопутной державой. Программа модернизации ВМФ, начатая при В.В. Путине, означала практически создание нового военно-морского флота, которая займет не одно десятилетие и будет стоить огромных денег. Достаточно сказать, что стоимость двух вертолетоносцев, заложенных в Керчи в 2020 году, будет более 100 млрд долл., а стоимость каждой из 8 строящихся ПЛАРБ – более 150 млрд рублей.

С конца ХХ века в России прочно утвердился вектор либерально-западных общественно-политических оценок в той части научной советской общественности, которая дожила до этого времени, но, главное, при помощи либеральных менеджеров от науки и образования удалось перенести западные требования и стандарты на российскую почву. Не удивительно, что социальные науки в России остались в своей массе либерально-западническими по своей сути даже в то время, когда, как казалось, общий политический вектор развития страны изменился. В итоге к началу второго десятилетия в России сложились «ножницы», когда политика и реальность развивались по одному курсу, а общественные науки – по-другому. Соответственно и политические оценки развивались по-разному[7].

Именно это обстоятельство объясняет, что практические потребности формирования политической стратегии и гособоронзаказа выдвигали одни требования, а общественные науки в России делали нечто свое, а именно то, что интересовало и находило, прежде всего, поддержку на Западе. Не удивительно и то, что прогнозы развития МО в России были очень далеки от реалий. Сегодня их не трудно прочитать тем, кто интересуется историей, но, как показывает опыт, до этого не доходят руки.

Однако именно перспективы развития МО лежат, как уже говорилось, в основе всех сценариев развития ВПО, а сами эти сценарии по сути формируют те самые внешние условия («опасности и угрозы»), которые необходимо обязательно учитывать при стратегическом планировании социально-экономического развития государства. Это очень наглядно видно на примере российской Стратегии национальной безопасности и Военной доктрины России, которые, как и Концепция внешней политики Российской Федерации, являются основными нормативными документами, в которых зафиксировано современное состояние МО. Так, в наиболее важном из них, – «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» отчётливо говорится: «Проведение Российской Федерацией самостоятельной внешней и внутренней политики вызывает противодействие со стороны США и их союзников, стремящихся сохранить свое доминирование в мировых делах. Реализуемая ими политика сдерживания России предусматривает оказание на неё политического, экономического, военного и информационного давления»[8]. Подчеркну, что такая характеристика МО была зафиксирована на самый конец 2015 года, но с тех пор ряд её положений может быть усилен. Так, «противодействие» можно было бы заменить на термин «силовое противоборство», а «давление» – на «силовое принуждение», более точно, на мой взгляд, отражающие реалии второй половины 2020 года.

Поэтому крайне важно максимально точно вычленить другие конкретные сценарии и их варианты развития ВПО, вытекающие из этого базового сценария МО, как уточняющие базовый сценарий, так и развивающие его в одном из его вариантов, например, «Варианте № 3» развития сценария МО – «Эскалации военно-силового противоборства». Прежде всего, исходя из представлений о приоритетности их выбора с точки зрения правящей элиты США и их союзников, а также новых силовых (не только военных) возможностей политики. Наличие нескольких вариантов развития одного и того же сценария МО делает потенциально возможным выбор не только стратегический, который делается, как показывает история МО, крайне редко, но и тактически.

На этот выбор будущего сценария развития МО будут влиять и возможные военно-политические особенности развития того или иного сценария ВПО. Очевидно, например, что западная военно-политическая коалиция будет избегать войны одновременно со всеми центрами силы. Более того, даже война одновременно на двух ТВД будет для США крайне нежелательна и чревата не только огромными издержками, но и прямым поражением. Так, война с Ираком и Сирией потребовала от США расходов более 1000 млрд долл и значительных материально-технических и демографических затрат. Маловероятно, что в эти же годы США и их союзники были бы готовы начать войну с другими центрами силы, прежде всего, КНР и Россией.

Именно поэтому приоритеты во внешней политике США были обозначены достаточно точно вплоть до второй половины второго десятилетия, т. е. «антиисламский» вариант развития ВПО, безусловно, доминировал. После того, как западная коалиция добилась своей цели – дестабилизировала ситуацию в исламском мире, – оказалось возможным сменить главный приоритет на другой – «антироссийский», а позже, несколько позже, и на китайский вариант развития сценария ВПО. В настоящее время США пытаются внести раскол в наметившийся союз России и КНР, в том числе и выдвигая условия участия Китая в переговорах по ограничению стратегических вооружений.

Именно поэтому исключительно важное значение имеет, например, анализ и прогноз приоритетов и развития конкретных вариантов развития ВПО одного и того же сценария за определенный период времени. Это дает представление не только о динамике, изменении структуры ВПО, стратегии, военной политики, военного искусства и политико-дипломатических средств, используемых государством и коалицией, но и о будущем наиболее вероятном сценарии развития МО. Как видим, за последние 20 лет приоритеты в политике безопасности США корректировались трижды, оставаясь, по сути, вариантами одного и того же сценария развития МО.

Другой аспект – влияние развития ВПО и СО в отдельных регионах, а, тем более, на глобальном уровне, на изменения в сценарии развития МО. Классический пример – создание в СССР ЯО и средств его доставки, наращивание которых к 70-м годам прошлого века привело к существенным изменениям в политике Запада. Другими словами, неизбежно «реверсное», индуктивное влияние нижестоящего в своей иерархии сценария на вышестоящий. Для того, чтобы лучше увидеть этот процесс необходимо вновь обратиться к модели развития базисного сценария МО, которую использовали выше.

В самом общем виде принципиальную модель развития сценариев МО можно привести на рисунке ниже, где показаны как самые верхние «этажи», формирующие сценарии МО, так и сами сценарии и их варианты, и вытекающие из развития этих сценариев «нижние этажи» – сценарии и варианты развития ВПО. В дальнейшем, учитывая главную цель – анализ ВПО, – акцент будет сосредоточен именно на этих аспектах развития МО, но при этом всегда надо иметь ввиду их зависимость и детерминированность развитием того или иного сценария МО и его конкретного варианта.

На этом рисунке, в частности, видно, что современный вариант («Вариант № 3») развития сценария МО предположительно делится на три сценария развития ВПО:

– «Сценарий № 1» – «Преимущественно силового» (но не военного),

– «Сценарий № 2» – «Преимущественно военного развития ВПО» и

– «Сценарий № 3» – «Военно-силового развития ВПО».

Эти три сценария, как уже говорилось выше, могут использоваться в зависимости от изменения конкретных условий развития МО, прежде всего, смены внешнеполитических приоритетов у правящих кругов стержневых государств.

При этом каждый из этих сценариев ВПО делится на некое количество своих вариантов, которые зависят не только от политических факторов, но и от конкретного состояния СО, военных конфликтов и войн, насчитывающих в настоящее время десятки в мире – от пограничного конфликта между Индией и Китаем до конфликта на Восточной Украине или в Сирии. Развитие – успешное или неудачное – этих СО, войн и военных конфликтов, естественно, влияет на актуальность не только вариантов, но и в целом сценарии развития ВПО, а также на сценарии МО. Достаточно вспомнить, что негативные последствия частных военных конфликтов на Украине для режима Порошенко привели к изменениям в сценарии развития ВПО, а в конечном итоге – изменению сценария развития МО не только в Европе, но и в мире.

В истории СССР первого периода Второй Мировой войны в 1941 году серия оборонительных сражений РККА и наступление в декабре 1941 года под Москвой, качественно изменили не только общее состояние ВПО на Восточном фронте, но и всю МО. Достаточно сказать, что в январе 1942 года на конференции в США состоялось формирование того сообщества, которое в будущем назовут «Объединенными нациями», и широкой антигитлеровской коалицией.

Таким образом, частные изменения в СО и ВПО могут даже радикально влиять на формирование того или иного сценария и выбор его варианта в МО. Военная история – цепь событий, подтверждающих этот вывод. Политические поражения, развалы коалиций – были нередко следствием частных военных поражений или побед.

В то же самое время определение вероятного варианта будущего развития сценария ВПО, основанное не на простом предположении (как это нередко бывает сегодня), а на обоснованном прогнозе, имеет прямое отношение к безопасности России. В частности, если прогноз развития вариант ВПО и стратегии западной коалиции делает акцент на силовое (но не военное) противоборство с Россией, то очевидно, что политика санкций, внутриполитической дестабилизации и раскручивания прозападной оппозиции (при сохранении тенденции нарастания военной мощи) будет приоритетной по отношению к планированию военных действий.

В настоящее время очень трудно разделить варианты развития этого сценария МО по принципу: «силовые» (военные) и «силовые» (не военные) варианты сценария потому, что граница между ними стремительно исчезает. Так, кибероперации, нарушающие работу государственных структур и опасных производств, могут привести к многочисленным жертвам, т. е. физическому поражению, которое может оцениваться как боевое применение военной техники. Еще опаснее – противоспутниковые операции, которые формально могут и не привести к жертвам, но нарушить, например, работу СПРН.

Пока что развивался «Вариант № 3» базового сценария развития МО в виде «Политики санкций», – который превалировал до конца 2020 года, но который, вероятно, будет сменен на «Вариант № 1» или «Вариант № 2» с 2021 года, где военно-силовые аспекты в глобальной и региональной политике будут усилены. Оба эти варианта находятся в рамках одного и того же сценария развития МО, но отличаются не только интенсивностью, но и долей силовых и военно-силовых компонентов, которая менялась в пользу последних с 2014 года.

Как я и писал в 2015 году, в период 2021–2025 годов ожидается переход в развитии основного варианта развития ВПО («Варианта № 2»), который характеризуется постоянным и широкомасштабным усилением военно-силового давления западной коалиции на другие ЛЧЦ и центры силы, к новым, более агрессивным и опасным, вариантам развития ВПО. Это – своего рода «Зона бифуркации», начало которой ожидается на рубеже 2021 года, который будет очень важным периодом, в течение которого развитие МО может пойти по одному из 3 вариантов всё того же базового сценария развития МО «Эскалация военно-силового противоборства», не предполагающего смены этого сценария на какой-либо сценарий «партнерства», «сотрудничества», либо хотя бы уменьшения напряженности в отношениях между ЛЧЦ и центрами силы[9].

То, что я не описывал подробно в 2015 году по понятным причинам, – прогнозируется дальнейшее развитие после 2021 года сценария развития МО «Эскалация военно-силового противоборства», на период 2021–2035 годов, которые представлены на рисунке (отсечены прерывистой линией) ниже в виде следующих его вариантов развития сценариев ВПО:

– Варианту № 1 – «оптимистическому» – сохранению поступательного усиления силового давления на Россию, существующего до настоящего времени (2020 года). Речь идет прежде всего о силовых не военных акциях против России в Экономике, торговле, финансах, практически во всех областях, на грани войны. В годы холодной войны это имело свое название «балансировка на грани войны»;

– Варианту № 2 – «реалистическому» – наиболее вероятному варианту развития ВПО добавления к прежнему военно-силовому давлению с помощью военных мер и других средств принуждения, прежде всего в пограничных районах Украины, Прибалтики, Закавказья, Арктики и Средней Азии, т. е. на важнейших возможных ТВД.

Этот переход к новому варианту сценария ВПО будет означать фактическое начало военных действий силами «облачного противника», ССО и других государств и отдельных акторов, как это уже было в Афганистане и на Северном Кавказе;

– Варианту № 3 – «пессимистическому» – организации серии локальных и региональных конфликтов и войн против России, которые неизбежно перерастают в вариант «коалиционной» войны с Россией, Китаем или исламским миром, а также, вероятно, другими субъектами и акторами МО и ВПО. Этот вариант развития ВПО предполагает участие США ограниченными силами в военном конфликте, либо вообще отказе от прямого участия, предоставив ведение боевых действий свои сателлитам и союзникам, как это и было на первых этапах двух Мировых войн.

Таким образом, самые оптимистические варианты развития ВПО говорят в пользу сохранения нынешнего сценария развития МО в его варианте «Эскалации военно-силового противоборства». Это означает, что относительно мирный период существования человеческой цивилизации после Второй Мировой войны завершился и наступил период усиления военно-силового противоборства, где элементы военного применения силы становятся нормой, а их масштаб и интенсивность увеличиваются. Коалиционная война становится неизбежной, но на начальном этапе она приобретает форму силового противоборства с элементами вооруженной борьбы на отдельных ТВД. Скорость «перехода» к прямым военным действиям будет прямо зависеть от успешности применения военной силы, состояния СО, хода и исхода войн и военных конфликтов.

Обоснование подобного стратегического прогноза развития вариантов ВПО на среднесрочную перспективу требует рассмотрения эволюции  развития сценария ВПО в его конкретных вариантах за период с 2010 по 2020-е годы, который я предложил назвать «переходным периодом» от политики «силового принуждения» к политике «военно-силового противоборства».

Разница, казалось бы, небольшая, но, как оказывается, весьма существенна: если политика «силового принуждения» исходила из представлений о безусловном превосходстве США и их доминировании в мире, которое не приходилось доказывать и можно было использовать (в т.ч. военными средствами) в отношении третьих стран, то «переходный период» означал переход к политике военно-силового противоборства, предполагающей нарастание силового и эскалацию военного противоборства по отношению к любым странам мира. В частности, если речь идет о России, то «переходный период» означает переход к такой ситуации, когда в дополнение к силовым не военным средствам могут быть использованы любые военные средства и способы противоборства.

Подобный стратегический прогноз имеет прямое отношение к стратегическому планированию в России. Очевидно, что не только в социально-экономической, но и в военно-стратегической и военно-технической области отказаться от анализа и долгосрочного прогноза развития ВПО невозможно. Однако, к сожалению, все концепции социально-экономического развития России, начиная с 2008 года, не учитывали внешние условия (разве что только такие попытки были в связи с прогнозами цен на нефть), что серьезно и негативно сказалось на всех проектах реализации тех или иных планов и идей – от Стратегии национальной безопасности до бюджета на 3 года и др. документов. Мы так и не научились конкретному анализу состояния и последствий развития  МО и ВПО, их влиянию на наши планы развития, хотя потребности увеличиваются многократно, особенно в периоды кризиса и обострения МО. Простой аргумент: в настоящее время в России строятся десятки комбинатов стоимостью более 100 млрд рублей, которые (будучи построены через несколько лет) должны производить на экспорт миллионы тонн переработанного сырья в течение последующих десятилетий. Не окончено строительство и «Северного потока–2», который также зависит от внешних условий развития. В этой связи неизбежно возникает простой вопрос: в каких внешних условиях будут работать эти производства и для каких рынков? Какие средства обеспечения безопасности этих объектов потребуются? В каких военно-политических условиях? Простой пример: на параде 24 июня 2020 года демонстрировались новые образцы ВВСТ, например, РСЗО «Торнадо-С», ТОС-3 и другие, которые фактически существуют в единичных образцах, созданных порой не на заводах, а в КБ и НИИ. До промышленного производства пока что дело не дошло, хотя все понимают, что в случае военного конфликта один дивизион новых РСЗО или батальон танков, или эскадрилья самолетов и т. д. ничего не сделают. Нужно промышленное производство.

Примерно те же вопросы возникают в связи с созданием новых типов и систем вооружений, жизненный цикл которых – от стадий НИР и ОКР до модернизаций в войсках, – как показывает практика, – может занимать несколько десятков лет, а на флоте даже 50–70 лет. Иными словами, попытка прогнозировать конкретные прикладные варианты развития ВПО на долгосрочный период – не просто необходима, но и обязательна. В любом случае и при любых обстоятельствах. Даже для тех, кто и отрицает такую возможность и необходимость. Можно привести много примеров, когда провалы в таком прогнозировании (например, в случае с развитием БПЛА) привели к самым серьезным последствиям[10].

Без представления о будущем состоянии сценария развития ВПО и его конкретном варианте, возможностях и характере военного конфликта общество и государство существовать не могут. Не смотря на огромные трудности и возможности ошибок при любых попытках анализа и прогноза.

История развития сценария ВПО последних десятилетий дает нам богатый опыт и много информации. Так, анализ развития ВПО предполагает выделение одного из 3 вариантов развития ВПО, которые в предложенной схеме достаточно обще назывались «вариантами №№ 1–3» развития ВПО в 2014–2019 годы. Один из этих вариантов развития ВПО при дальнейшей конкретизации был мною обозначен в качестве «Сценария усиления военно-силового противоборства», который начал формироваться ещё в 2010–2014 годы при администрации Б. Обамы, окончательно оформившись в «Вариант № 2» («Политика санкций»), уже при администрации Д. Трампа. Именно в первые годы правления Д. Трампа в администрации и Конгрессе США был разработан широкомасштабный план, который включал постоянное увеличение и усиление санкций против России, их расширение до мер политико-дипломатического воздействия (высылка дипломатов, ликвидация консульств и т. п.) и переходу к военно-силовым мерам (военной помощи Украине и Грузии).

При Д. Трампе этот «санкционный» вариант достаточно оперативно трансформировался в три новых, синтезированных, варианта, которые отчетливо делятся на относительно самостоятельные варианты, используемые Д. Трампом в зависимости от обстоятельств: «Вариант № 1» (старый вариант политики «силового принуждения»), «Вариант № 2» (ещё более старый вариант времен холодной войны «Усиление военно-силового давления») и «Вариант № 3» (стимулирования «Военных конфликтов»). Это означает, что у администрации США при Д. Трампе стала существовать абсолютная свобода рук, которая сознательно расширялась за счёт пересмотра американских международных обязательств, вплоть до отказа от наиболее важных (участие в работе и даже выход из ЮНЕСКО, ВОЗ), отказа от договоров по ограничению вооружений и военной деятельности (РСМД, ДОН) и ликвидации в конечном счёте существовавшей международно-политической системы, сложившейся после Ялты-Потсдама. Другими словами, происходила плановая и систематическая деформация и разрушение системы международного порядка и права, замена её нормами, удобными и выгодными США. Фактически США уничтожили прежнюю МО, заменив её фрагментами новой, соответствующей интересам США, либо вообще не существующими.

Переход к этим вариантам при Д. Трампе произошел ещё в первый срок его правления в период 2016–2020 годов, однако – это важно подчеркнуть – эти варианты находятся в рамках общей парадигмы сценария развития ВПО, развивавшегося Б. Обамой, т. е. были  тактическими вариантами общего сценария ВПО и базового сценария развития МО. Детали этих вариантов были порой существенны, но не выходили за рамки общего сценария.

Как видно из рисунка, среднесрочный прогноз развития сценариев ВПО на период 2021–2025 годы предполагает, что в этом периоде будет преимущественно развиваться «Вариант № 2» сценария «Усиление военно-силового давления» на Россию, который может быть разделен, в свою очередь, как уже говорилось, на три варианта – «оптимистический», «реалистический» и «пессимистический», каждый из которых станет всего лишь конкретизацией в тот или иной период времени в зависимости от внутриполитических и внешнеполитических условий одного, базового сценария развития ВПО в его современном варианте, получившего в нашей схеме название «Вариант № 2» – «Усиление военно-силового давления».

Его отличие от аналогичного сценария Б. Обамы незначительно. Если Б. Обама пытался сохранить морально-политическое лидерство США, будучи готов даже платить за это, то Д. Трамп будет добиваться того же, ослабляя своих противников, союзников и партнеров, заставляя их платить за лидерство США в коалиции и ЛЧЦ. Отличие Д. Трампа в реализации этого сценария в целом сводится к акцентам[11]:

– на развитии преимуществ для США;

– создании трудностей для России;

– сохранении контроля над военной эскалацией и не допущение повышения рисков глобальных военных конфликтов.

С точки зрения оценки развития современного сценария МО, эта оценка – вполне своевременная и адекватная – была дана в части Концепции внешней политики России, характеризующей современную международную обстановку как:

– «усиление цивилизационного противоборства»;

– борьба за доминирование в формировании «ключевых принципов организации будущей международной системы»;

– «повышение роли фактора силы»[12].

Поэтому условное название существующего базового сценария развития МО в его конкретном «Варианте № 2» («Усиление военно-силового давления»), развивающемся в 2019–2921 годы, можно назвать вполне обоснованным даже с политико-нормативной точки зрения.

Во многом развитие того или иного варианта сценария ВПО будет зависеть от позиции правящей элиты России и её готовности идти на уступки и компромиссы с Западом.

Применительно к России это означает, что политика западной ЛЧЦ и её коалиции будет формироваться в рамках политики военно-силового принуждения России, которая будет развиваться по всем направлениям, важнейшим из которых станет внутриполитическая дестабилизация и формирование прозападных сил, способных взять политическую власть. Именно эти факторы формирования ВПО займут важное место в сценарии развития ВПО во всех его вариантах. Так, если допустить (как в наших оценках), что наиболее вероятным сценарием МО станет сценарий эскалации военно-силового противоборства западной военно-политической коалиции с Россией, а также вероятно с Китаем и, возможно, с другими центрами силы, то сценарий развития МО будет развиваться в «Варианте № 3» сценария МО-ВПО, который, в свою очередь, будет реализован в своем варианте политики военно-силового принуждения, когда важнейшее значение будут иметь факторы социально-экономической и внутриполитической дестабилизации России и организованные внешние и внутренние выступления против власти, например, с территории Украины, стран Прибалтики, Казахстана и Закавказья.

Примечательно в этой связи наблюдение одного из публицистов, А. Афанасьева, который написал в мае 2020 года в связи с развернутой в пресса кампании против Н. Михалкова: «Самое важное, что мы должны уяснить из этой ситуации – наши элиты в большинстве своем с радостью готовы присягнуть любому мировому порядку, который гарантирует им сохранность капиталов и социального статуса. Чипирование? Конечно, только не трогайте наши счета! Национальный суверенитет? Забирайте, только оставьте нашу собственность за рубежом. По сути, это уже очень давно – не наша элита. Более того, она не является элитой ни одного из существующих государств. Эти люди присягнули деньгам и глобальной системе управления, которую с упрямством продолжают продвигать те, кто управляет деньгами в нашем мире. Это даже не идеология, и уж точно такую систему взглядов нельзя назвать либерализмом, так как никакой свободой тут не пахнет. Скорее это сторонники нового тоталитаризма: глобального и бескомпромиссного, и каждого, кто посмеет высказаться против такой системы координат, ждет такая же атака, какая была организована против Никиты Михалкова.

Радует лишь то, что сколько они не стараются, у них не получается завербовать достаточно сторонников в свои ряды, для того чтобы от изощренных подковерных игр перейти к реальным действиям. Во всяком случае, пока не получается»[13].

Именно поэтому в нашей работе попробуем обосновать и теоретически закрепить возможность, более того, вероятность развития именно того или иного конкретного сценария и его вариантов развития ВПО, в том числе и с точки зрения внешнего влияния на внутреннюю политику и внутриполитическую стабильность в России, а также степень его влияния на формирование современного сценария развития МО.

При этом определяющей, главной задачей, остается оценка состояния и перспектив развития наиболее вероятного сценария МО: необходимо точно и ясно определить характер и масштабы угрозы, вытекающей из особенностей развития современного сценария МО, а главное, – степень её вероятности и сроки перехода.

Автор: А.И. Подберёзкин