Реклама По ту сторону печали

— Ох, мама дорогая, только не он! — кассирша Наташа побледнела, заметив за стеклом мрачную, как подвал морга, фигуру. — Сюда идёт, господи боже, еще и попугая своего взял. Галя, подмени меня, умоляю! — кричала в отчаянии Наташа, но Галя уже бежала встречать машину с товаром, которая еще даже не выехала со склада. 

 Над дверью грустно брякнул колокольчик и, несмотря на то что на дворе стояла середина июля, в магазин ворвался холодный ноябрьский сквозняк. Гена Скорбин — самый печальный персонаж района — пришел покупать продукты. В магазине тут же повисла гробовая тишина. Скорбин одним своим видом вызывал изжогу, упадок сил и настроения. От его кислой мины уменьшался срок годности у продуктов, а от звука его голоса тараканы начинали отбирать яд у мышей. С Геной, как обычно, был его меланхоличный соратник — волнистый попугай — птица, знавшая сорок синонимов слова «пустота». 

 — Пап, смотри, пират! — радостно крикнул маленький мальчик. 

 — И правда, — обрадовался папа, незнакомый со Скорбиным. — А как зовут вашего друга? — спросил он у Гены. 

 — Фитилёк, — произнёс с придыханием Гена. 

 — А почему Фитилёк? 

 — Потому что вся наша жизнь — это медленно тлеющая и стремящаяся к концу рыхло свитая веревка, — ответил загробным голосом попугай, а Гена продолжил делать покупки. 

 Отец и резко повзрослевший мальчик отложили в сторону мороженое и молча вышли из магазина — обдумывать своё существование. 

 С корзиной в руках Скорбин подошёл к кассе и начал выкладывать товары: бутылка уксуса, отруби, пачка соды, самый черный чай, какой можно было найти на прилавках, и вафельный торт. 

 — Гуляете сегодня? — нервно хихикнула Наташа. 

 — Отмечаем день рождения, — кивнул Гена, и кассирша представила, как к Скорбину прилетает волшебник в ржавом вертолете и бесплатно показывает северокорейский артхаус. 

 — Слу-слу-слу-шайте, — проглотила комок в горле Наташа, пробивая товар, — вы что, совсем один будете отмечать? 

— Почему один? Фитиль со мной. Мы с ним родились в один день. 

 «И в один год?» — хотела было спросить Наташа, глядя на ветхого попугая, но, передумав, задала другой вопрос: 

 — А вам не будет грустно? 

 — Грустно — когда рассветное солнце прогоняет безмятежный ночной мрак и наполняет жилье тенями ежедневной ответственности, заставляя покидать его, — взял слово Фитилёк, и Наташу всю передернуло от этих птичьих выводов. 

 — Будете праздновать дома? — не отступала девушка, которая почему-то решила, что это ее дело. А может, ей просто было скучно, потому что других покупателей как ветром сдуло. 

 — Лучший вариант сложно представить, — тяжело вздохнул Гена. 

 — А почему бы вам не сходить куда-нибудь, развеяться? 

 — Вчера мы ездили на мусоросжигательную фабрику. Этих впечатлений хватит на полгода, — поклонился Скорбин и, сложив покупки в старую облезлую сумку, двинулся к выходу. 

 — А если я предложу вам организовать ваш день рождения — что вы на это скажете? — выпалила Наташа и тут же прикрыла ладонью рот, понимая, что совершает ошибку. 

 — Зачем вам это? — за полуопущенными веками Гены читались безразличие и скука. 

 — Потому что ваша унылая рожа меня бесит! — снова не сдержалась Наташа. 

 — Что ж, неплохой повод. Я зайду за вами в десять. 

 — Но в десять мы только закрываемся. Я же не успею подготовиться и привести себя в порядок после работы! 

 — А какой в этом смысл? — ответил Гена, открывая дверь. 

 Колокольчик издал мрачный звон и застыл, а звук растворился в тишине, словно замершая нота реквиема. Скорбин ушел, не дождавшись ответа. 

 Ровно в двадцать два ноль-ноль Гена появился на пороге магазина, облаченный во всё черное. Фитилёк все так же восседал на плече и выглядел еще более безрадостно, чем днем. 

 Наташа вышла из магазина совершенно разбитая. Она успела только собрать грязные волосы в пучок, замаскировать налипший запах работы дезодорантом и накрасить губы. 

 — День такой тяжелый, хочется упасть и проспать до утра, — зевнула она. 

 — Всё отменяется? — губы Скорбина дрогнули, и на угрюмом лице образовалось что-то, отдаленно напоминающее улыбку. 

 — Не дождетесь, — буркнула Наталья. — Я из вас выбью всю эту серую пыль, и вы больше никому не испортите настроение своим унылым видом. Мы будем веселиться. 

 — Жаль, — ответил Скорбин, и Фитиль повторил за ним: 

 — Жаль-жаль. 

 Первым делом Наталья решила отвезти Гену в ресторан, где заказала столик, еще будучи на работе. 

 В ресторане Скорбин попросил поменять место у окна на место у выхода. 

 — Чтобы не идти через весь зал, когда мы покончим с этим, — сказал он так, что стёкла и посуда покрылись инеем. 

 Наташа неуверенно кивнула и подозвала официанта. 

 — Добрый вечер, я Лев, ваш официант. Что будете заказывать? — улыбался молодой парень, протягивая меню. 

 — Я буду утку в малиновом соусе и салат с тунцом, — улыбнулась в ответ Наташа. 

 — Кутья есть? — не глянув ни в меню, ни на официанта, спросил Гена. 

 — Эм-м-м, боюсь, что нет, — подумав, что это шутка, молодой человек улыбнулся еще шире. 

 — Тогда гречку. 

 — Прекрасно. С чем подать? 

 — С черным хлебом. 

 — Так, гречка с хлебом, что-то еще? Ой, какой у вас замечательный попугайчик! Он говорящий? Как тебя?.. 

 — Не сто́ит, — не дала закончить вопрос Наталья. 

 — Прошу прощения. Что будете пить? У нас есть все напитки мира! 

 — Ци-ци-ци… — начал было Фитиль. 

 — Цинандали? Цуйка? 

 — Цианистый калий, — выдал наконец попугай. 

 — Простите его, — трагично взглянул Скорбин на официанта. — Принесите цикорий. 

 — Бу-дет сде-ла-но, — улыбаясь из последних сил, процедил сквозь зубы Лев и убежал. 

 — Цикорий? Серьёзно? Я понимаю, что вы уже не так молоды, но не обязательно же всегда быть таким скучным и унылым. Расслабьтесь, — начала свою атаку Наташа. — Вам сколько сегодня — сорок пять? 

 — Тридцать три, — тяжело выдохнул Гена, и попугай тотчас сделал то же самое. 

 — Ого, так вы вчерашний школьник! А ведете себя так, словно уже сто лет как на пенсии! Что с вами случилось? 

 — Я столкнулся с непреодолимой, жестокой и бескомпромиссной силой… 

 — Ох, простите. С потерей? 

 — С обществом. 

 — А моё общество вам тоже не по душе? 

 — Мне не по душе это место, я к нему не привык. А вас я часто вижу в магазине, и вы напоминаете мне об отрубях, которые я люблю. 

 Так и не поняв, комплимент это или оскорбление, Наташа перестала говорить и взялась за еду, которую принес официант. Остаток ужина прошел в скорбном молчании. 

 — Нам раздельный, — сказал Гена, когда официант принёс счет. 

 — А вы джен… — начала было Наташа, но Скорбин уже бросил на стол приготовленную заранее мелочь и вышел из ресторана. 

 — Ну что, куда теперь? — спросила Наталья, догнав быстро удаляющегося от ресторана Гену. 

 — А разве это не всё? Я плохо провёл время — зачем делать еще хуже? 

 — Ну подождите! Я согласна, было скучно… Точно! — захлопала в ладоши Наташа, отчего Скорбина начало пучить. — А давайте в караоке? 

 — Зачем? 

 — Будет классно! Что вы любите петь? 

 — Псалмы. 

 Караоке-бар был полон людей. Перепонки Скорбина, обычно тяжело воспринимающие даже взмах крыльев комара, испытывали агонию. Одурманенные Бахусом люди искренне верили в свои музыкальные таланты и пытались брать оперные ноты там, где в песне шёл речитатив. Воздух был таким концентрированным от веселья, что хоть ножом разрезай. 

 Наташа заказала столик и побежала оплачивать песню для Скорбина. Через пять минут принесли напитки и заиграла музыка. Наташа исполнила все известные песни, посвященные дню рождения, которые адресовала своему сегодняшнему спутнику. Зал аплодировал каждый раз всё громче и поздравлял изменника всё жарче, требуя его на сцену. 

 Скорбин отбивался как мог: плакал, притворялся спящим и глухонемым, а Фитиль кусал за пальцы тех, кто пытался похлопать Гену по плечу или обнять. В конце концов защита пала, именинника вытащили в центр зала, вручили кусок торта, микрофон и подарили десять песен на выбор. 

 Понимая, что сбежать не получится, Скорбин выбрал самое веселое, что пришло ему в голову. Кивнув диджею, Гена прочистил горло и под шум праздной толпы начал с Боярского. 

 Гена пел чисто и искренне, как полководец перед лицом неминуемого конца. Он без устали повторял: «Всё пройдет: и печаль, и радость». Особенно у Скорбина получалось делать акцент на слове «радость». После первого припева в кафе прекратились все разговоры, после второго алкоголь перестал действовать, после третьего послышались рыдания повара и треск разрывающегося сердца су-шефа. 

 Скорбина пытались увести со сцены, умоляли замолчать, но он уже вошел во вкус и не принимал ни денег, ни угроз. 

 — Следующая песня называется «Как молоды мы были», — объявил Гена, и бросивший курить двадцать лет назад директор кафе за пару минут втянул в себя половину пачки. 

 Когда от тоски начала дохнуть рыба в аквариуме, руководство вызвало полицию. Но Скорбин успел заказать последнюю песню про «уходящее куда-то детство», которую исполнял на этот раз Фитиль, так как Гене вставили в рот кляп. 

 Через пять минут совершенно трезвые люди покидали закрывшееся кафе. Директор обещал, что продаст оборудование, если до утра не захлебнется слезами. 

 Скорбин и Наташа прогуливались по самым мрачным переулкам, слушая Фитиля, который читал им стихи собственного сочинения. Иногда из густых теней на них нападали вооруженные люди и отдавали все свои деньги, умоляя простить им грехи. 

 — А вы в квестах когда-нибудь участвовали? — спросила Наташа, понимая, что вечер теряет своё праздничное волшебство. 

 — Что за квесты? 

 — Ну там страшная комната, призраки, лабиринты, — загорелась Наташа, — страх, уныние — всё как вы любите! 

 — Звучит многообещающе, — совсем раскис Скорбин, а Фитиль от скуки захрапел, как взрослый мужик. 

 Наташа разыскала в интернете самый жуткий квест и вызвала такси. В темных лабиринтах Гена и правда начал чувствовать себя лучше. Резкие звуки поднимали ему настроение, а устрашающая музыка — аппетит. Развеселившись настолько, насколько это возможно, он начал гоняться за актерами и делиться с ними эмоциями. На выходе Скорбину вернули деньги и даже предложили работу дементора, но он отказался, сославшись на то, что уже имеет работу. 

 — Это был худший вечер в моей жизни, — призналась Наташа, когда они прощались с Геной у его подъезда. 

 — Согласен. И раз уж всё равно мы оба плохо провели время, не хотите зайти в гости и съесть торт? 

 — А вы сами хотите, чтобы я зашла? 

 — Нет, но Фитиль уже потух, а я не привык есть в одиночестве. 

 — Хорошо, — улыбнулась Наташа, и они поднялись на самый верхний этаж, словно на вершину древней башни. 

 Дома у Скорбина было неуютно и холодно. Минимум мебели, пианино, пара тарелок и безвкусные зеленые обои во всех комнатах. Достав из морозилки торт, Гена кое-как воткнул в него единственную свечу и поставил чайник. 

 Пока тот закипал, Скорбин сел за пианино и начал играть Бетховена. Никто из соседей не стучал по батареям, потому что Скорбин мог в ответ морзянкой ввести человека в депрессию. 

 Когда они уселись за стол, Наташа спросила: 

 — Вот скажите, а кем вы с таким характером работаете? Вы криминалист? Работник ритуальных услуг? Военный? 

 — Я писатель. Книжки пишу, рассказы, иногда пьесы. 

 — Ужастики? 

 — Нет. В основном комедии или детские книги. 

 — Что?! — впервые Наташа подумала, что Скорбин пошутил. 

 — Ну да. Юмористическая проза. 

 — Да врёте вы всё! — обиделась Наташа. 

 — Нет, не вру. 

 Скорбин ушёл в другую комнату. Вернувшись, он положил на стол несколько книг с очень яркими обложками и весьма позитивными названиями. 

 — Геннадий Скорбин, — прочла Наташа и открыла первый попавшийся рассказ. 

 Она сделала глоток чая, и уже через несколько секунд он фонтанчиком выплеснулся у нее через нос. Наташа засмеялась так, что начала давиться. Скорбин смотрел на нее с каменным лицом. 

 — Господи, да это же просто умора! 

 Не сдерживая смеха и слёз, Наташа продолжила читать. Рассказ за рассказом проглатывались легко, как родниковая вода. 

 — Это вы написали? 

 — Некоторые обороты придумал Фитиль. 

 — Быть не может! Но вы же такой весь мрачный и серый. 

 — А вы вся такая веселая и радостная. А что у вас на самом деле на душе? — внезапно спросил Скорбин, и Наташа замолчала. Немного подумав, она наконец грустно выдала: 

 — Пустота. 

 Мужчина кивнул и налил ещё чаю. 

 — Завтра придёте? — спросил он, надкусив торт и стряхнув крошки со стола. 

 — А можно? 

 — Нет. Но вы всё равно приходите. 

 — А книгу подарите? 

 — Я лучше для вас новую напишу.

 

Александр Райн