Парня из Англии приютил культовый российский режиссер, и тот год стал лучшим в его жизни
Британец Крэйг Эштон прибыл из родного Манчестера в Санкт-Петербург в начале 2000 года на 3 месяца, а остался навсегда. Ему пришлось узнавать новую для него страну, знакомиться с ее культурой и жителями. На пути Крэйга встретилось много замечательных людей, но самым чудесным он считает год, который прожил в доме гениального режиссера Алексея Балабанова.
В своих трогательных рассказах британец делится тем, как складывалась его жизнь в России. Сегодня chert-poberi.ru публикует его воспоминания о жизни в настоящей русской семье.
На первой странице «Анны Карениной» Толстой упоминает некую англичанку, которая поссорилась с экономкой. Я однажды тоже «работал» «англичанкой» в русской семье.
Список русских людей, которые changed-my-life (изменили мою жизнь. Здесь и далее — перевод chert-poberi.ru), — длинный. Мне в России везет. Очень. Неприлично даже. Настолько неприлично, что я долго не решался написать об этой части моей жизни, вдруг все заненавидят меня за мое везение.
У меня тогда не было почти ничего, кроме изношенной одежды и растущих долгов. Не было ни работы, ни визы. Есть такое выражение: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Ну и хорошо, когда один из них — заслуженный деятель искусств Российской Федерации Дмитрий Дмитриевич Месхиев. Он был тогда моим студентом и порой приемным отцом. Я заметил, кстати, что петербуржцам (или это всем русским?) тяжело пройти мимо бездомных котиков на улице. Прямо больно. Возможно, все те, кто когда-то спасал меня, видели во мне что-то бездомнокотоподобное и не могли меня оставить в беде. Я реально думаю, что было так.
Дима однажды познакомил меня с еще одним Крэйга-спасающим человеком — художником по костюмам Надеждой Васильевой. Я помню, как он нас познакомил.
— Надежда, дорогая, это наш мистер Крэйг. Крэйг, это Надежда Васильева. Она ищет преподавателя для своего сына. Возьмешься?
— Э-э-э… да.
— Великолепно! Друзья, поговорите, мне пора!
И ушел.
Надежда объяснила ситуацию. Нужна была хорошая оценка на ЕГЭ по английскому, чтобы сын поступил в университет. Оценки были не очень. Мог ли я помочь?
— Да. Я очень постараюсь.
Через неделю я пришел в их квартиру на Васильевском острове. Надежда познакомила меня с Петром. Подросток, рост которого выше моего на 20 сантиметров, длинные волосы, майка с лого незнакомой мне рок-группы. Взгляд скучающе-тинейджерский и голос глубже, чем у меня. «Ой, сложно будет», — подумал я.
Long story short (Если вкратце): было вовсе не сложно. Петр оказался умным и способным. Мы сделали 10–15 уроков, и он сдал экзамен на 5. Job done, time for tea and biscuits (Работа сделана, время для чая с печеньем).
В день результатов Надежда позвонила и пригласила в гости пить чай. С ней еще была ее подруга Мария, преподавательница языков с косичкой до пояса. Мы торжественно сели за огромный кухонный стол, и Надежда налила мне чай.
— Крэйг, какое варенье тебе в чай? Малиновое или голубика?
Я не хотел ни то ни другое в чай, но, так как такого варианта не предлагали, я ответил «голубика» и грустно посмотрел, как Надежда радостно положила в мою чашку варенье.
Выяснилось, что я был молодцом. Преподавательница Пети довольна, Надя, Петина бабушка Инга Александровна и сам Петр были довольны — все-все-все были довольно довольны.
Мария хотела узнать о моем подходе к изучению языка. Я сказал, что очень рад, но всю работу сделал Петр, не я. На это никто не обратил особого внимания. Так мы сидели, наверное, 2 часа и говорили.
Русские кухни со столом имеют такое волшебное свойство, что если ты сел и начал пить чай, то ты, наверное, там надолго посидишь и много чая выпьешь. Вокруг исчезает весь мир и Вселенная. Остается только это отделенное пространство, как маленькая освещенная сцена в большом темном театре. Там только стол, чашки на скатерти, банки с медом и вареньем, печенье и сушки и счастливо разговаривающие люди.
Вдруг Надя сказала:
— Месхиев сказал, что ты ищешь жилье, это так?
— Да.
— Я, значит, подумала… Как тебе идея жить тут? С нами? У тебя будет своя комната, а ты будешь говорить с Петей на английском. Что скажешь?
Меня это так удивило, что я попросил день подумать. Не все же рады жить с не совсем знакомым человеком. Да я сам не люблю, чтобы больше трех часов гости были дома!
Придя «домой», в коммуналку на Графском переулке, я быстро принял решение, что да. Да-а-а! Я всегда хотел знать, как это — по-настоящему жить с русскими. Когда я в первый раз в Россию приехал, несколько из наших жили у русских и рассказали про то, как их кормили жареными макаронами. Ну жареные макароны я не хотел, но я жадно хотел узнать, как русские живут. И вот тут Надежда Васильевна мне предлагала мою мечту.
И все, я переехал к ним через 2 недели.
У меня была комната с большим киноэкраном и древним диваном. Древний диван — моя кровать. Мне сказали: «Эта комната — монтажная Алексея, но он долго будет в отъезде». Я тогда не понял ничего, кроме «ты можешь спать тут, не на улице или, что хуже, в коммуналке на Графском переулке».
Мой новый дом раньше был коммуналкой — большой, с коридором. Я не знаю, как на русском описать стиль их квартиры. Мой русский на это не способен, и я вот заплакал, задумав об этом. It had the atmosphere of a passing era preserved for eternity (В ней сохранялась атмосфера уходящей эпохи). Цветовая палитра — красный, коричневый, в местах почему-то голубой. Советская коммуналка, превратившаяся в семейную квартиру. If I had to choose one phrase, it would be ’lived in’. It was a place of life, soul and movement, a photograph of a twirl in the dance of humanity. A real home (Если бы мне нужно было выбрать только одну фразу, я бы сказал, что она «немало повидавшая». Это было место жизни, души и движения, фотография закрученного в танце человечества. Настоящий дом). Извините за драматизм, эта квартира была для меня приют. Большая кухня, огромный солидный стол, такой огромный, что его присутствие на кухне — загадка. Как его сюда принесли через такую маленькую дверь? Его тут построили? На столе стояли всякие банки с вареньями из неизвестных мне ягод, тюльпаны, корзинка с бесконечным потоком сушек, коробки с чаями и холодильник с неисчерпаемым запасом еды.
И каждый человек в семье — настоящий. Естественный. Не претенциозные. Не знаю, как это объяснить… Они меня приняли. Представьте себе группу щенков и мама-собака, и туда отдают бездомного котенка. Щенки понюхали, и все. Дальше котенок — это щенок, просто с маленькими ушками. Все там настоящие: Надежда, Петр, его брат Федя, бабушка, все гости — все-все-все.
Вначале я порой чувствовал себя неким «пластиковым» среди ними. Меня в Англии научили быть «правильным», не выражать себя, совсем аккуратно себя вести. А там ко мне практически сразу обращались как к человеку, имеющему право там быть и собой быть. Со временем я нашел храбрость быть собой.
Это было прелестное время. До этого я жил один очень давно и привык к одиночеству. Там, на Ваське, я понял, что зря я жил так. Когда все собирались вечером после работы и учебы, меня тоже приглашали на кухню, где мы болтали, еле пельмени, голубцы, котлеты и все, что Надежда приготовила нам. Домашняя кухня, обожетымойкакэтовеликолепнооо! Я до тех дней даже не знал, что я скучал по домашней еде. Ohmygoddable (О боже мой), как говорится. Я особенно полюбил котлеты! Однажды я неудачно спросил: «Нет еще котлетов?» — и тут же приобрел кличку Котлетов.
— Добрый вечер, Котлетов! — меня приветствовали, когда я приходил на ужин.
Или:
— Кто выбросил свежий зеленый лук?
— Это Котлетов!
— Котлетов, зачем ты выбросил зеленый лук?
Выяснилось, что русские едят невкусную часть лука, эти зеленые перья, а мы, англичане (как минимум я), едим белую часть, которая луковица. От этого я был в шоке. А от новой клички — в полном восторге!
Ну мы так и жили, и все время приходили разные гости (столько много гостей!) на большую кухню, чтобы пить чай за большим столом, и часто их со мной знакомили: «Это (dramatic pause) (драматичная пауза) наш англичанин, Крэйг. Он помогает Петру с английским, очень помог с экзаменами, хорошо учит, берите уроки». Я чувствовал себя уважаемым и нужным. Желанным. Люди были искренне рады, что я там был. Такого чувства почти никогда не было, с тех пор как я сказал маме и папе: ’Alright, see you soon!’ (Ну ладно, скоро увидимся!) в Manchester Airport (в аэропорту Манчестера) все эти годы назад.
Петин брат Федор жил отдельно, но часто приходил в гости. Однажды он у себя устроил «Мафия»-вечер, на котором я понял, что играть с этими братьями в «Мафию» не стоит. Петя как Шерлок, Федя как Эркюль Пуаро. Первый раз, когда я был «мафией», Петр сразу меня «убил», потому что он услышал, как я улыбнулся. Следующий раз Федя меня «убил» с длинным объяснением, во время которого он всех наблюдал и распознал сразу 3 «мафиосов». I hate Mafia! (Я ненавижу «Мафию»!) Почему русские это так любят?
Однажды мы с Петром и Федей пошли в баню «Имбирь». Там Петр, побив меня веником, сказал:
— My Dad used to come to this banya and he filmed a scene from his film here. Did you see my Dad’s films?
— Have you seen, — я поправил. — What films did he make?
— Maybe you know the film ’Brother’?
— I’m not sure…
— In Russian «Брат». «Брат-2».
Processing…
Processing…
— «Брат» — брат? Your dad is… Alexei Balabanov?
— Yeah, man. You didn’t know?
No, Peter… I did not…
Processing…
I… Can’t… Even… Никто ни разу не говорил мне об этом.
— He will come home soon, you can meet with him.
— He’s coming… Meet him, — я поправляю.
I… Can’t… Even…
(- Папа обычно ходит в эту баню, он снял здесь сцену для своего фильма. Ты увидел папины фильмы?
— Ты видел, — я поправил. — Что за фильмы он снял?
— Может, ты знаешь фильм «Брат»?
— Не уверен…
— По-русски «Брат». «Брат-2».
Обработка данных…
Обработка данных…
— «Брат» — брат? Твой отец… Алексей Балабанов?
— Да, дружище. Ты не знал?
Нет, Петр… Я не знал…
Обработка данных…
Я… Не могу…. Даже… Никто ни разу не говорил мне об этом.
— Он скоро едет домой, ты сможешь встретиться его.
— Приедет… Встретиться с ним, — я поправляю.
Я… Не могу… Даже…)
Через пару недель Алексей Балабанов действительно приехал. Сразу количество людей в квартире удвоилось. Операторы, монтажники, сценаристы ходили туда-сюда, сидели на кухне, ели все котлеты и сушки.
Я не помню наш первый разговор с Алексеем. Что-то вроде: «А-а-а, вы наш англичанин… Приятно познакомиться! Надь, чай налей!» Я сжимал челюсть, чтобы игнорировать дикий сексизм, пока Надежда наливала нам чай, и Алексей спросил:
— Как тем Петя? Учится? Все нормально?
— Все очень хорошо! С каждым днем все сильнее и сильнее.
— Прррекрасно! Ну что, поиграем в шахматы?
— Uhhh (Эммм), да, поиграем.
Внезапно откуда-то появились шахматы, счетчик, и игра началась. Я открыл игру со своим любимым подлым 4-move-checkmate (матом в 4 хода), но выяснилось, что Алексею не 8 лет и мои детские шалости не прокатили. Long story short (Короче говоря): я почти выиграл! Нужно было еще 30 секунд. But win is win and lose is lose (Победа — это победа, а поражение — это поражение). И я — луз. Алексей пожал мне руку. Тут к нам зашел один из сыновей, которого Алексей немедленно отругал за то, что тот играл хуже, чем я. Суровый русский батя.
Вдруг неожиданно Алексей заговорил на английском:
— So, I hear you are from Manchester.
— Uhhh, yeah, from near there, yeah.
— I’ve been to Manchester, you know. And Sheffield and Liverpool too. What do you think about Liverpool?
— Well… I hate it, actually. Although I don’t really know why…
— Hah! Yes, I heard about that! Вот англичане, а?!
(- Значит, как я слышал, ты из Манчестера.
— Эммм, да, недалеко оттуда, да.
— Я был в Манчестере, знаешь. И в Шеффилде, и в Ливерпуле тоже. Что ты думаешь о Ливерпуле?
— Ну… Я его терпеть не могу вообще-то. Хотя даже не знаю почему…
— Ха! Да, я слышал о таком! Вот англичане, а?!)
Алексей Балабанов говорил свободно на английском. Он там пожил в юности и бывал в Америке, когда снимал кино. Он мне рассказал, что те сцены в фильме «Брат-2», где Данила едет в грузовике с американцем и говорит по-английски, основаны на его собственном опыте в Англии и как он выучил язык. Пересмотрите эту сцену, представьте себе юного Балабанова в Манчестере, начинающегося заговаривать с англичанами.
Однажды Алексей пришел ко мне, в свою монтажную, и спросил:
— Крэйг, посмотришь мои фильмы? Мне интересно мнение иностранца, говорящего на русском.
Он это сказал, как будто это было не моя честь получить такую возможность, а его. Я сказал: «Да, конечно!» — и Алексей мне отдал пачку дисков. Первым я посмотрел фильм «Морфий», потому что это моя любимая русская книга. Я был в восторге от него! Первая сцена — прямо как я себе представлял, и много в фильме прямо как я себе представлял, когда я читал. Потом я посмотрел «Замок», фильм по книге Кафки. Там все тоже как я себе представлял. Третий фильм — «Груз 200». Он надолго стал моим последним фильмом Балабанова. Фильм шибанул, как мощный удар в живот, потом еще раз прямо в печень, ой-больно-зачем-ты… Есть такое выражение у нас: ’Too close to the bone’ — «слишком близко к неприятной реальности». И в «Груз 200» есть такие моменты, слишком близки к жесткой человеческой реальности.
Я спросил Надежду, про что фильм. Надежда ответила загадочно: «Алексей — эгоист, каждый его фильм — про него». Фильм так и остался загадкой для меня. Зато несколько сцен выжжены в моем разуме навсегда.
В то время Алексей снимал свой последний фильм «Я тоже хочу». Он исчезнул на съемку, и жизнь в квартире стала прежней. Очень жаль, но я так и не сказал ему свое английское мнение про его фильмы…
В день Пасхи мне оказали честь быть приглашенным на праздничный обед. Я помню, как Петр пришел и сказал:
— Man, come on, dinner.
— But it’s Easter… it’s like… a family thing.
— Do you want to eat with us?
(- Дружище, пойдем, ужин.
— Но это Пасха… это вроде как… семейное.
— Ты хочешь есть с нами?)
И я по-русски отвечал:
— Want.
(- Хочу.)
Мы все уселись за стол, болтали и смеялись. Красно-коричневая кухня как-то сияла в тот день. На столе вместе со всяким банками с ягодами стояли еще и вазы с гиацинтами и тюльпанами, торты, булки, тарелки с икрой, свежие овощи, свежий чеснок, окрашенные яйца и загадочный мне кулич.
Мы начали есть. Тут Алексей сказал последние слова, которые я помню от него. Он откусил большой кусок зубка свежего чеснока и вдруг возмутился: «Злой он! ЗЛОЙ!» Он возмутился, словно в шоке от несправедливости, что в мире, где и так происходит всякая балабановщина, даже чеснок — злой. Тогда, хорошенько прожевав его, он решил, что надо проверить, злые ли остальные, и откусил еще кусок зубка чеснока: «Тоже злой!» Все за столом улыбались, не вмешались, продолжали есть и передавали друг другу блюда. «Котлетов, бери чеснок, только смотри: он злой».
С тех пор этот год моей жизни — из самых-самых счастливых. Надя подарила мне бесценный подарок — целый год в настоящей любящей русской семье. Без нее я бы не только не мог остаться в России, я бы не знал ничего про то, как русские живут. Я бы не знал, что можно храбро быть собой. И не было бы этой семьи, которая знает меня так хорошо и даже таким, какой я есть. Я до конца своей жизни буду помнить этот огромный кухонный стол, эти банки с вареньями, из теперь-известных-мне ягод, котлеты, тюльпаны, блины, душевные разговоры и очень злой чеснок.