100 лет без примирения: Крым и революция. Летняя апатия. Схватка за муфтия
Революция в Крыму закончилась на переломе 1920 и 1921 годов. Но и 100 лет спустя те события продолжают оставаться камнем преткновения в отношениях различных этнических и социальных групп внутри полуострова и государств вокруг него. Как Крым пережил 1917-1921 годы? Почему история этого периода не до конца осмыслена? И есть ли шанс на примирение наследников противоборствующих сторон?
(Продолжение, предыдущая часть здесь )
Июльские дни рассорили Временное правительство с Советами по всей России. А в Крыму оно потеряло еще и поддержку Мусисполкома. Причинами этого были проблемы с формированием крымскотатарских национальных воинских частей, а также арест муфтия Номана Челебиджихана.
Крымскотатарский батальон
Крымские татары после первой аннексии полуострова не рекрутировались в российскую армию, но новая власть оставила возможность военной службы для добровольцев. Первые крымскотатарские дивизионы просуществовали с 1784 по 1796 год, затем полки – с 1807 по 1817 год, лейб-гвардейский эскадрон – с 1827 по 1863 год и, наконец, в 1874 году возник дивизион, развернутый в 1906 году в Крымский полк. Интересно, что во время Первой мировой войны полк воевал в составе сводной кавалерийской дивизии под командованием будущего гетмана Павла Скоропадского.
Хотя все командиры и значительная часть офицеров полка были русскими (или немцами), в нем имелось достаточно крымских татар, чтобы составить из них национальное подразделение. Всероссийский съезд мусульман, проходивший в Москве с 1 по 11 мая 1917 года, принял решение о необходимости выделения отдельных частей из мусульман. Кроме того, Александр Ревишин, командир Крымского конного полка, выдвинул идею создания при нем дополнительного пехотного формирования из крымских татар.
Расквартированная в Крыму 38-я запасная пехотная бригада, состоящая из 32-го, 33-го и 34-го запасных полков (Симферополь), 35-го запасного полка (Феодосия), а также ряда мелких подразделений, насчитывала более 20000 солдат-запасников, многие из которых были мусульманами.
17 мая 1917 года глава Мусисполкома Челебиджихан обратился к прибывшему в Севастополь военному министру Александру Керенскому с тремя предложениями: вернуть крымские маршевые эскадроны назад, свести крымских татар из запасных частей в один полк, подчинить полк Мусисполкому. Керенский не возражал.
Однако дело не сдвинулось с мертвой точки, так что 9 июня Челебиджихан лично выехал в Петроград. Там он требовал перевести на полуостров Крымский конный полк, но встретил личное противодействие премьера Георгия Львова.
Тогда 16 июня Симферопольский мусульманский войсковой комитет во главе с подполковником 32-го пехотного полка Алиевым вынес постановление о выделении всех солдат-татар городского гарнизона в отдельное подразделение явочным порядком. На следующий день требование о выделении было предъявлено командиру гарнизона со ссылкой на пример украинцев, добивавшихся того же. Командир отказал. Тогда 18 июня 1300 военнослужащих мусульман провели митинг возле Мусисполкома и дома начальника гарнизона. Телеграммы о создании 1-го крымскотатарского батальона полетели Керенскому, в штаб Одесского военного округа и во Всероссийский мусульманский военный комитет.
Поскольку и это не дало ожидаемого эффекта, 24 июня уже 2 тысячи крымскотатарских солдат митинговали у дома начальника гарнизона с требованием выделения. Тот ответил, что без указания министра такое распоряжение он отдать не может. В ответ митингующие заняли помещение Татарской учительской школы и потребовали хотя бы отправить их на фронт вместе, а не в разных частях. Алиев ушел в отставку с поста главы комитета, его место занял Сулейман Идрисов, учившийся в том же институте в Петрограде, что и Челебиджихан.
Конфликт разрешился просто – после звонка Керенского. Новообразованный батальон численностью в 1000 человек под командованием прапорщика Бурнашева был включен в состав 32-го полка с задачей подготовки пополнений для фронта. Позже планировалось развернуть батальон в полк.
Однако губернский комиссар Николай Богданов распорядился отправить новое подразделение на передовую сразу же после формирования. Его решение совпало с большевистским бунтом в Петрограде и вызвало протест Мусисполкома. Поздним вечером 4 июля Челебиджихан прибыл в расположение батальона и произнес речь:
«Братья-воины! В докладе, который я послал Временному правительству от имени Крымско-мусульманского исполнительного комитета, говорится о необходимости перевода сюда Крымского полка, о том, что его солдаты, совместно с солдатами батальона, должны осуществлять патрулирование в крымских городах и селах, оказавшимися беззащитными, без патрулей. Собственно говоря, воин имеет два обязанности: первая заключается в защите Родины от нападения внешнего врага, а вторая – в защите Родины и края от мятежей и анархии. Так что сегодня наша задача состоит в противодействии анархии. Много где убивают невинных людей. Если вы хотите защитить Крым, ваши села, ваших родных, оставленных на произвол судьбы родителей, то должны присоединиться к Крымскому полку, который вскоре будет переведен в Крым».
Это был еще не открытый мятеж, но серьезное нарушение воинской дисциплины, что, впрочем, уже стало привычным явлением. Поэтому пришлось переизбрать солдатский комитет батальона, а новым командиром избрать прапорщика Хисаметдина Шабарова. После чего рядовые получили пятидневный отпуск.
Это стало последней каплей, и недоверие между губернской властью и Мусисполкомом переросло в открытый конфликт.
Арест муфтия
14 июля 1917 года помощник губернского комиссара Петр Бобровский предложил прокурору Симферопольского окружного суда возбудить уголовное дело против Челебиджихана за подстрекательство солдат к неповиновению. Воспользовавшись случаем, группа из 10 мурз-традиционалистов направила в отдел контрразведки Севастопольской крепости донос на муфтия, якобы сотрудничавшего с Турцией. 20 июля против Челебиджихана было возбуждено дело по обвинению в государственной измене.
22 июля Мусисполком потребовал отставки комиссара Богданова за «провокационные нападки на муфтия». В 5 утра 23 июля контрразведчики ворвались в дом Челебиджихана и увезли его, а также в другой машине и Шабарова, в Севастополь. В редакции газеты «Миллет» прошел обыск. Муфтий оставил воспоминания о своем аресте:
«Слуги были больны, поэтому я сам подошел к двери и спросил:
- Кто там?
- Это начальник милиции, мне нужен Челебиев! - сказал он.
- Дайте Челебиеву подумать! – подождав немного, сказал я и стал обдумывать ситуацию. Если бы я не открыл дверь, они могли бы ждать до утра или ворваться, сломав старые двери или окна. Было бы плохо, если бы они начали стрелять, и ранили бы меня пулей, а еще могли ранить ни в чем не повинных слуг. Поэтому я решил, что должен открыть двери. Я объявил свое решение слугам. Двери были открыты, и 10-12 мужчин вошли внутрь. Впереди был начальник милиции, остальные за ним. Они сказали, что пришли меня задержать. Как следовало из имеющихся у них документов, они являются представителями «бюро контрразведки» и имеют право и полномочия задержать любого, даже премьер-министра. Я сказал им в ответ: «Я муфтий, это мой дом. Без разрешения министра внутренних дел никто не имеет права меня задерживать. Если кто-то захочет меня противоправно задержать, я ни в коем случае не подчинюсь и сделаю все, что в моих силах, чтобы сопротивляться. Я протестую и буду выражать свое несогласие с такими вашими действиями. Вы представляете Временное правительство, работая в одном из государственных учреждений. Я не окажу физического сопротивления, но добровольно с вами не пойду. Я пойду только тогда, когда вы примените грубую силу». После этих моих слов люди из бюро контрразведки сказали другим, чтобы те взялись за дело, а сами вышли. Мне снова предложили мы пойти с ними добровольно. Я повторил приведенные выше слова. Тогда солдаты со штыками силой вывели меня и забрали с собой. Я сказал, что не признаю себя арестованным и выразил несогласие с такими действиями. В Севастополе я повторил те же слова несогласия. Я выразил свой протест в связи с арестом, требовал гласности и соблюдения законности и смог добиться, чтобы такая моя позиция была отражена в протоколе. И то, что я как муфтий не склонил голову перед контрразведкой, меня спасло».
Арест в тот же день вызвал настоящий шторм. В адрес губернского комиссара, Временного правительства и Второго Всероссийского мусульманского съезда посыпались гневные телеграммы со всего Крыма и из-за границы с протестами против задержания «любимого муфтия». В Симферополь начали съезжаться тысячи и тысячи крымских татар. Они митинговали под домом Богданова и в поисках Челебиджихана обыскали городскую тюрьму, при этом сбежали несколько арестантов.
Под началом в.о. комиссара Поля Бианки в 16 часов состоялось совместное заседание исполкомов 9 организаций и представителей духовенства и прокуратуры. Было принято решение отправить в Севастополь делегацию из 9 человек (интересно, что двое из них были от украинского исполкома), чтобы узнать судьбу муфтия и прапорщика. Им были выданы специальные пропуска.
На следующий день, 24 июля 1917 года, с утра и до 8 августа в Таврической губернии были запрещены «всякого рода митинги, собрания, шествия и скопления народа», а милиция Ялты, Феодосии Джанкоя и Евпатории была приведена в повышенную готовность. Несмотря на это, в Симферополе открылся крымскотатарский делегатский съезд.
Челебиджихана освободили в тот же день, и выяснилось, что оснований для его ареста не было (16 августа контрразведка отказалась оплачивать автомобиль, на котором привезли Шабарова – его арест вообще был инициативой губернской власти). Муфтий вернулся в поезде в губернскую столицу, и от вокзала до здания Мусисполкома его несли на руках. Съезд заседал два дня и пришел к выводу, что на Временное правительство ориентироваться больше нельзя. Зато следует внимательнее присматриваться к украинскому движению.
Крымскотатарский батальон, из-за которого разгорелся конфликт, так и не был отправлен на фронт и остался в Симферополе. 6 ноября следователь по особо важным делам, открывший производство против Челебиджихана, закрыл его за отсутствием оснований.
Но в тревожную осень крымские силы входили порознь.
Продолжение следует.