Актер и режиссер Всеволод Шиловский: «Мы живем во время тотального культурного истощения»
3 июня в Москве состоится открытие Театра-студии Всеволода Шиловского. Примечательно, что именно в этот день его основателю исполнится восемьдесят пять. «Культура» беседует с народным артистом РСФСР, режиссером, сценаристом и педагогом Всеволодом Шиловским.
— Всеволод Николаевич, знаю, что к созданию собственного театра вы шли довольно долго. Расскажите о предыстории возникновения проекта.— Дело в том, что педагогикой я занимаюсь с 1961-го — в том году меня приняли в Художественный театр. И так получилось, что на сегодняшний день я остался последним из старых мхатовцев... Когда меня приняли в труппу, Василий Петрович Марков, блистательный педагог, пригласил меня в спектакль, который ставил вместе с Борисом Николаевичем Ливановым. Василий Петрович решил меня показать Ливанову, который тогда сказал, что юное дарование будет у него играть. Но в той самой заглавной роли, которую мне предложили в спектакле на четвертом курсе, роли как таковой я изначально не увидел.
А надо сказать, что самолюбие и тщеславие молодого Севы Шиловского были довольно сильными. На сцене в то время блистали Прудкин, Яншин, Зуева — словом, потрясающие артисты. И однажды я подошел к рампе, — а Борис Ливанов как раз сидел в зале, — и говорю: «Борис Николаевич, можно обратиться?». А такого еще не было в истории Художественного театра: мол, молодой щенок что-то там бурчит. «Да, я слушаю» — отвечает Ливанов. И я, понимая, что это, возможно, мое последнее слово, осмеливаюсь заявить, что новой информации много, а собственно роли-то нет.
Вижу, что и в кулисах, и на сцене все замерли от такой моей наглости. Но вдруг из зала раздается рык: «А ведь юное дарование право. Сегодня вечером Игорь, автор сценария пьесы, — ко мне домой!» И, уже обращаясь ко мне, говорит: «И ты приходи!» В итоге мы всю ночь проработали над моей ролью... Потом, когда в конце спектакля мы выходили на поклоны, Борис Николаевич выводил меня вперед и говорил: «Ешь славу, юное дарование!»... Вот таким образом самолюбие иногда спасает. (Улыбается).
Потом уже, когда я окончил Школу-студию МХАТ, Василий Петрович Марков пригласил меня своим ассистентом на курс. А на этот курс попали молодые студентики: Володя Меньшов, Андрюша Мягков, Ира Мирошниченко, Ася Вознесенская... И я был их педагогом. А потом мои отрывки, режиссерско-педагогические наработки увидел Виктор Карлович Монюков, самый молодой на тот момент профессор Школы-студии, и сказал: «Переходи ко мне на курс, ты будешь еще больше работать».
И я начал работать на курсе Монюкова, а шефом этого курса был Виктор Яковлевич Станицын, гениальный режиссер и актер. А в это же самое время я параллельно на другом курсе у Павла Владимировича Массальского поставил спектакль «Медея». И когда этот спектакль увидел Монюков, то сказал: «Надо бы его показать деду». То есть, Станицыну... Тот, посмотрев его, был очень доволен... В общем, я так долго рассказываю в деталях и в лицах, чтобы проиллюстрировать, какая счастливая карта легла у меня в жизни.
— Таким образом, как я понимаю, ваша артистическая деятельность неизменно шла рука об руку с педагогической?
— Совершенно верно. Но когда случилась трагедия (а иначе это назвать нельзя), кончилось существование Московского художественного академического театра СССР имени Горького, а впоследствии и буква «А» была вынута из этой славной аббревиатуры, я подумал, что мой роман с педагогикой закончился. Из Школы-студии ушел. И меня три года уговаривал потрясающий человек Константин Огнев, — которого, к сожалению, с нами уже нет, — чтобы я взял актерский курс во ВГИКе. Не просто даже курс, а курс повышения квалификации.
Я наконец согласился, и в итоге так получилось, что с этим курсом, с этой мастерской я проработал почти четверть века. На протяжении этого отрезка времени выходили хорошие спектакли, которые пользовались успехом. Но все дело в том, что когда училось наше поколение, заканчивало образование и получало дипломы, то сразу же пять-шесть театров предлагали свои услуги. Сейчас времена изменились, за все надо платить — за учебу, общежитие и так далее: примерно два миллиона рублей за четыре года обучения на актерском факультете ВГИКа.
И я, пока авторитет еще есть, устраивал своих учеников — не просто способных, а талантливых, — в разные театры и кино. Благодаря этому мои молодые воспитанники могли существовать, но беда в том, что у них не было своего дома — коим для меня в свое время являлся МХАТ. И я решил построить небольшой театр. С этой целью я обратился за помощью к замечательным людям, которые любят искусство — Сергею Семеновичу Собянину и министру культуры города Москвы Александру Владимировичу Кибовскому.
Эти люди выделили мне грант на постройку театра. И это счастье — не только то, что моя идея воплотилась в жизнь, но и то, что есть люди, которые по-настоящему верят в старое русское искусство. Полное название театра звучит так: Московский Театр-студия Всеволода Шиловского. Располагается здание по адресу: Петровка, 17.
— Помимо работ в театре, многие ваши кинороли тоже хорошо известны. Кем вы себя в большей степени ощущаете именно как актер — тружеником сцены или работником широкого экрана?
— Когда рухнул МХАТ, я принципиально не снимался, хотя и была масса предложений. Сказал, что кино мне ваше не нужно. Но однажды десять лучших режиссеров Ленфильма предложили мне разные роли — от Наполеона и Россини до алкоголиков и прочее. То есть, колоссальный диапазон. А связан подобный разброс предложений, видимо, был с тем, что у меня накопился очевидный и неоспоримый опыт. А ведь без опыта никуда нельзя соваться. В противном случае, это — самодеятельность.
И режиссеры, видя этот мой опыт, не повторяли меня в своих ролях. Что, к сожалению, с артистами случается довольно часто: бывает, приварят, приклеят определенный образ — и это остается на всю жизнь. Мне здесь опять же повезло: у меня были разные роли. Меня снимали такие мастера, как Тодоровский, Усков и Краснопольский, Матвеев.
Я и сам снимал громадные фильмы. Например, «Кодекс бесчестия», где участвовали Вячеслав Тихонов, Леонид Куравлев, Татьяна Васильева, Игорь Костолевский. «Избранник судьбы», «Блуждающие звезды», «Линия смерти»... Эти и некоторые другие картины, включая множество телесериалов, — важнейшие вехи в моей режиссерской киносудьбе.
Кстати, я являлся режиссером первого советского телесериала «День за днем», выходившего в 1971 — 1972 годах. Сериал этот, став первым проектом подобного рода, пользовался огромной зрительской любовью. Нам пришло более 300 тысяч писем, что, между прочим, является рекордом, не побитым до сих пор...
А театр — отдельная и, наверное, самая трогательная часть моей творческой биографии. Ставить и играть произведения классиков — Гоголя, Чехова, Булгакова, Ильфа и Петрова, а также лучшие вещи западной драматургии, причем делать это все без чернухи и порнухи, — это и называется Малый художественный театр. Школа МХАТа сидит во мне, и я ее переношу в свой маленький театр, который сделал меня счастливым человеком.
Вдвойне отрадно, что открытие театра происходит аккурат в мой день рождения. Такого в истории русского театра, по-моему, не бывало — ведь обычно 85 лет случается «отметить» уже в другом месте... А этот Шиловский мало того что открывает свой театр, так еще и в день собственного юбилея! Словом, наглость невероятная (Смеется).
— Какие самые первые репертуарные планы? Как вообще выстраивается рабочий график, ведь новая должность директора собственного уютного культурного дома требует и особой ответственности?
— У меня двенадцатичасовой рабочий день, я провожу в день по три репетиции. Восстанавливаю спектакли — а это самое сложное дело. Каторжный труд. Потому что всех моих бывших студентов я устроил в разные театры, почти каждый из них снимается в кино. У всех свое расписание, свой творческий распорядок. Поэтому в моем театре репетиции идут как в восемь утра, как в три часа дня, так и в восемь вечера...
У нас будет самый что ни на есть классический репертуарный театр. Вообще, для того чтобы русский театр и отечественный кинематограф воспрянули, необходима политическая воля. Да, на словах говорится, что нельзя ругаться матом, скакать по сцене голыми и так далее, но все это постоянно нарушается. И никого, по большому счету, не наказывают.
Люди не виноваты, что их с малых лет заряжают плохой и вредоносной индустрией «ящика». Равно как и нет вины зрителей в том, что в театрах им демонстрируют пошлые вещи. Их просто сызмальства к этому приучают. Что представляла собой музыкальная Москва раньше? Это симфонические оркестры, громадные композиторы, певцы, художники-колоссы. Где они сейчас? Таково мое отношение к сегодняшнему дню в его культурном выражении, если хотите. Пусть оно и несколько унылое, но искреннее.
Для меня эталон жизни, совести и чести — мой друг Юрий Мефодьевич Соломин, который сохраняет Малый театр. И за поддержание славных классических театральных традиций народ его искренне благодарит. Ведь очень мало осталось театров, которые берегут русский репертуар. Я очень много работал за рубежом и знаю, как там завидуют самому термину «Русский театр». Не случайно поэтому все лучшие западные театры работают по системе Станиславского.
Сейчас, к сожалению, в нашей театральной жизни много цинизма и маразма. Мы живем во время тотального культурного истощения. Поэтому мне кажется, да не прозвучит сие нескромно, надо иметь мое мужество, чтобы верить в старый МХАТ — в то, что он вечен для зрителя. Именно эти традиции Театр Шиловского и будет стараться всячески поддерживать и сохранять.
Фото: Кирилл Зыков/АГН "Москва"