Александр Москвин // "Литературная газета", №13, 1 апреля 2020 года

В современной русской литературе мало кто способен сравниться с Дмитрием Быковым по раскрученности. Кажется, будто убеждённые сторонники и ярые противники только и ждут его очередного неоднозначного заявления, чтобы сойтись в жаркой фейсбучной полемике. К позиции Дмитрия Быкова можно относиться по-разному, но в эрудиции интеллектуала, злободневности публициста и обаянии лектора ему не откажешь. Хотя передачи или записи выступлений собирают бóльшую аудиторию, чем иная его книга, в любом амплуа Дмитрий Быков остаётся в первую очередь писателем. Образное мышление, поиск глубинных смыслов и отношение к реальным людям как к литературным персонажам сопровождают практически любой его текст.

Книгу «Русская литература: страсть и власть» сложно назвать книгой в полном смысле слова, ведь это записи выступлений в лектории «Прямая речь». Такие «стенографические» сборники у Дмитрия Быкова выходили уже не раз. Книжное воплощение обрела даже его радиопередача «Один». У подобных изданий есть общие недостатки. Даже самая тщательная редактура не устраняет «разговорность». Риторические приёмы и сама структура устной речи намертво врастают в текст, а прорехи в аргументации без мастерства оратора зияют пустотой. Однако так появляется возможность лишить лекцию ускользающей сиюминутности и глубже проникнуть в её суть.

Интеллектуальное саморазвитие снова в моде. На публичные лекции собираются толпы заинтересованных слушателей, а научно-популярная литература отвоёвывает всё больше процентов на книжном рынке.

В искусстве неординарных выводов Дмитрий Быков особенно силён. Он то приписывает Гоголю «выдумывание» Украины, то отыскивает в шуточном экспромте Пушкина нравственные заповеди общечеловеческого значения.

Эрудиция Дмитрия Быкова отличается небывалой широтой – тематика его лекций простирается от Гомера до Стивена Кинга. Однако наибольшие симпатии он питает к литературе советской эпохи со всеми её страхами, энтузиазмами, соглашательствами и иносказаниями. Лучшие свидетельства тому – написанные им биографии Бориса Пастернака, Булата Окуджавы, Владимира Маяковского. Даже роман «Июнь», не называя конкретных имён, вещает о реальных судьбах литераторов в преддверии Великой Отечественной войны. В книге «Русская литература: страсть и власть» Дмитрий Быков обращается к более раннему периоду – от раскольничьих писаний до бунинской нобелевки. В любом месте и в любое время он чувствует себя уверенно – сыплет цитатами, играет фактами и даже в давно минувших событиях видит сегодняшнюю повестку.

Отправной точкой Дмитрий Быков выбирает протопопа Аввакума – именно в житии мятежного еретика, по мнению писателя, закладывается матрица всей русской литературы. Исповедальность, радикальность, иррациональность, противоречивость, тяга к документальности и революционная архаика – эти характеристики легко отыскиваются как у классиков, так и у наших современников. Описывая их проявления, Дмитрий Быков не замечает, что и сам находится в матрице. Всё-таки он тоже представитель русской литературы. Выпивать красную таблетку в его планы не входит. Удвоение матрицы зацикливает автора на выявленных характеристиках. В его интерпретации реальные личности вытесняются сверхидеями – бесспорно, масштабными и глубокими, но неживыми.

Выводы Дмитрия Быкова порой кажутся парадоксальными и провокационными, но за эксцентричностью просматривается педагогическая технология. Он противостоит иссушающему егэшному подходу, который сводит русскую литературу, литературу великих страстей и великих событий, к набору клише. Лекции Дмитрия Быкова не рассчитаны на то, чтобы их записывали каллиграфическим почерком, а потом дословно воспроизводили на экзамене. Они призваны вызвать желание ввязаться в спор (неважно, за или против автора), отправиться на поиски аргументов. Дорогу к знаниям Дмитрий Быков вымостил скользкой плиткой. Чтобы достигнуть цели, придётся потрудиться, удерживая равновесие.

В современном споре редко рождается истина – поколения постправды предпочитают фактам эмоции. Нынче в споре рождается шумиха, как сказали бы отцы, или хайп, как сказали бы дети. Хотя ажиотаж не приводит к истине, он ненадолго возносит знаковые имена и сюжеты над пустопорожним информационным шумом. Дмитрий Быков мастерски отыскивает дискуссионные темы, выступая этаким пиар-менеджером отечественной классики. Не всегда понятно, где он серьёзен, а где ироничен: неужто «Зачем Герасим утопил Муму?» и впрямь главный вопрос русской литературы? Но ведь именно дискуссионность жизненно важна для литературы – чтобы её не только читали, но и как можно чаще говорили о ней.