Вспомнить все

Знаете, когда вы становитесь взрослым?
Когда не понимаете, как можно было творить то, что творили в пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет. А некоторые иногда и в сорок.
Я, к сожалению, взрослая. Наверно.

У меня был очень дружный курс в институте. Специальность я получала мужскую, соответственно, на двадцать человек мужиков было пять девушек.
Всяческие "красные" даты, вроде дня железнодорожника и водителя мы обожали отмечать коллективно. Болезнь педагога приравнивалась к национальному празднику.

Парни были, в основном, холостые и неженатые, но встречались и матерые зубры с детьми, женой и тещей. И те и другие были не дураки погулять: одни – в силу беспечности и молодости, другие – чтобы вспомнить светлые времена беспечности и молодости.

Любимым местом наших танцулек-гулянок был прилегающий к институту парк (типа детский с каруселями и кафешками), а, в дальнейшем, коллектив рассортировывался согласно привязанностям и пристрастиям. Кто-то шел домой, кто-то в кино, кто-то на свободную квартиру предаться утехам плоти. Да, такие незатейливые были развлечения у студентов много лет назад. Может быть, золотой молодежи не понять таких растительных увеселений, но это была юность, которой плевать на подстольные минеты олигархам.

К одному нашему сокурснику, Вовусе Чернову, мы обожали ходить более всего, ибо у него была роскошная фазенда, в которой он периодически скрывался от трудностей семейной жизни с двумя детьми, женой-милиционером и тещей-чумой. Фазенда представляла из себя приличный по площади коттедж с садом, колодцем, парниками на полгектара и огромным кавказцем во дворе.

Мы наизусть знали график дежурств жены-милиционера и грамотно сопоставляли его с нашим расписанием, высчитывая, с каких занятий мы можем позволить себе сорваться. Особенно удавались зимние вечера или гулянки с куриным шашлыком в умирающем на зиму саду - красном, желтом, шуршащем, с лиственным ковром под ногами и запахом яблок, тронутых первыми заморозками.

Тот наш банкет был в январе. Мы отмечали сдачу зимней сессии. А заодно новый год, рождество и день рождения Вовуси, который был Козерогом, как сейчас помню.
Спиртное было закуплено в обычных количествах, но оно, по обыкновению, закончилось быстро, и Вовуся, с отчаянным жестом «гуляем, братва!» выкатил из погреба питьевую флягу с домашним вином на сорок литров.
Это был апокалипсис нашего развлекательного сезона. После водки перейти на брагу домашнего изготовления… Как говорили древние латиняне - «понимающему довольно».

Я, по тем золотым восемнадцатилетним временам, не пила, ибо было невкусно. Водка драла рот горечью, брага пахла хлевом, полусухое и сладкое вино кончалось быстрее, чем начиналось.
Первым на браге сломался мой одноклассник, который отродясь не пил спиртного. То ли подумал, что винцо слабенькое, то ли вместо компота ему кто-то налил вина, но, обернувшись к нему как-то раз с просьбой передать лимонад, я обнаружила его тело под столом.

И тут оргия покатилась под откос: девчонки танцевали какой-то немыслимый стриптиз на столе и требовали затопить баню, мужики пытались объясняться в любви, а потом переходить к более тесной интимной программе, хозяин же вдруг непонятным образом исчез.
Нас это не смущало никоим образом. Пока кто-то не обнаружил при попытке выйти в сад, что огромный кобель Хан носится вокруг дома по саду без привязи, как Годзилла по ночному Нью-Йорку.
Далее история наших попыток прорваться на свободу. Почти побег из тюрьмы.

Хозяин нашелся в спальне мирно спящим и не реагирующим ни на какие аргументы, типа похлапывания по щекам, обливания водой и криков в ухо. Коллективная ночевка в его доме тоже не входила в наши планы. Мы стали ковать стратегию освобождения из плена - партизаны в брянских лесах.
Самым смелым предлагалось дразнить собаку в дверную щелку, а прочим покидать суверенную территорию через задний ход по заснеженному саду. Экзотика, как она есть.
Дверь подперли тремя самыми крупными мужиками, которые рычали, гавкали и всячески отвлекали на себя кобеля. Дело осложнялось тем, что не все могли перемещаться на своих ногах (брага это вам не молоко с огурцами).
Сначала тела безвременно уснувших одевали и паковали для переноски. Потом относили к забору, весьма высокому, в человеческий рост, и сгружали в снег, как мешки с яблоками. После отгрузки тел приступили к их эвакуации. Девочки в отгрузке участия не принимали, и вообще, были навеселе, поэтому стояли рядом, хихикали и делали язвительные замечания. После траспортировки спящих, через препятствие начали перекидывать теток.

Думаю, все могут себе представить это шоу - накрашенные дамочки в сапогах на шпильках, норковых шубках, коротких юбках лезут через забор, подпихиваемые снизу крепкими мужскими дланями.
Последними эвакуировались те, кто держал дверь. И я. Потому что была сердобольной и наводила в его доме порядок, представив, что сделает с Вовусей жена, если обнаружит подобный бедлам – сорванные шторы с окон (из них пытались соорудить кому-то юбку взамен порванной), чей-то лифчик в хозяйской спальне, гору грязной посуды на столе. И я, как добрая самаритянка, давай наводить марафет в доме.

Наконец нам дали отмашку: народ целиком просочился на улицу без потерь, можно покидать дзот. И тогда оставшиеся в доме – три мужика и я - стали думать, как проделать этот марафон по саду без потерь органов. Держать дверь одному человеку было нереально, собака была силищи медвежьей. Решили бросить Хану пакет пельменей, которые нашли в холодильнике, и остатки холодца, который с брагой почему-то не пошел. Бросили с другой стороны дома из окна, а потом стали кричать тем, кто уже был за забором, что теперь их очередь отвлекать пса.

Я думаю, у Хана за всю его предыдущую жизнь (да и последующую) не было такого количества нервных потрясений, как в эту ночь. Он, даже не взглянув на холодец, умчался облаивать подзаборников, а мы собрали ноги в руки и огородами, огородами прокрались к точке переваливания через забор.
Сначала бросили меня в шесть рук, потому по одному стали подтягиваться и перепрыгивать сами. Третий парень был не худеньким, поэтому подтягивание ему давалось с трудом. Он пыхтел и сопел, как кабан под корытом, к тому же очень мешал зимний тулуп. Мы его подбадривали слоганами «меньше надо есть» и реже надо пить», и Вася почти уже вылез, перекинув ногу на нашу сторону…
Но тут вдруг, издав придушенный писк, он исчез с забора, как подстреленная с ветки куропатка. Мы думали, что у него просто перевесила вдруг кормовая часть, и он упал в снег, но это был Хан, который явно понял, что в саду творится что-то нечистое. Бесшумными прыжками он подлетел с тыла к висящему Васе и дернул зубами за подол тулупа.

Чтобы посмотреть, что там волкодав творит с Васей, нужно было лезть снова на забор. Мужики переглянулись и замялись. Я, понятно дело, для высотных работ тоже не годилась, поэтому нашла в заборе щель пошире и попыталась рассмотреть, что там Хан делает с Васей.
Яркая луна освещала поле битвы мертвенным белым светом, как сцену в Малом театре. Похолодев, я увидела, что кобель рвет тело, лежащее ничком, и отплевывается темными кусками. Причем Вася лежит совершенно неподвижно, а возле него в сугробе расплывается темное пятно.

- Мальчики, - в ужасе сказала я напарникам, топтавшимся у забора, - он его на части пластает! И там море крови!
Мальчики переглянулись, вздохнули и стали совещаться, что делать, а я их подгоняла и кричала, что Васю сейчас пустят на фарш.
Наконец подошла остальная гоп-компания, которая поняла, что остатки алкоголиков потерялись. Все махом протрезвели и начали отвлекать собаку, бегая вдоль забора и стуча по ней палками. Хан наконец бросил бедного Васю и начал бросаться на забор, а девочки визжали и кричали, что сегодня полнолуние, и кавказец обязательно вырвется и сожрет нас всех.

Посмотрев снова в щелку, я увидела, что живой Вася (слава те господи!) ползет к бане, стоящей неподалеку. А за ним по снегу тянется темная, почти черная полоса.
Я клялась небесным силам: если Вася останется жив - я больше никогда не буду ходить в гости к людям, держащих волкодавов.
Вообщем, Вася дополз до бани, и забаррикадировался в ней.

И тут пришла с дежурства жена. Это самая страшная часть моего рассказа. Ну вы понимаете. Она нашла мужа в закромах дома, освободила Васю и дала ему фуфайку, чтобы он не поморозил органы.
К счастью, пострадал только его натурально-овчинный полушубок, который драл Хан, бутылка браги, (на утренний посошок), которая раскупорилась от тряски и медленно проливалась в процессе ползания Васи по снегу и Васино достоинство. Моральное.

С Вовусей жена сначала скандалила, потом разводилась, а потом забеременела третьим ребенком и ход на его фазенду нам был плотно закрыт.
Видимо, Бог услышал мою молитву.