Владимир Кудрявцев. Зачем человеку нужна «короткая память»?

Эволюционисты и, вообще, биологи мыслят глобально. Для них человеческий организм обладает «памятью» о всех своих предшествующих «реинкарнациях» в материале живого: от приматов – до бактерий. Эта длинная (не путать с долговременной) «память» по-своему воссоздает единство живого, но особой избирательностью не отличается. А избирательная человеческая память становится памятью обо всем мире.

Источник фото. Опубликовано в кн.: PR и СМИ в Казахстане: сост. и гл. ред. Л.С. Ахметова. Вып. 17. Алматы: Қазақ университеті, 2019. Эволюционисты и, вообще, биологи мыслят глобально. Для них человеческий организм обладает «памятью» о всех своих предшествующих «реинкарнациях» в материале живого: от приматов – до бактерий. Эта длинная (не путать с долговременной) «память» по-своему воссоздает единство живого, но особой избирательностью не отличается. А избирательная человеческая память становится памятью обо всем мире. Ключевые слова: эволюционизм, память, смысл. Вначале мы все на обезьяну грешили. Дескать, расплачиваемся своим человеческим существованием за грехи ее обезьяньи. Но наука не стояла на месте. Неунывющие эволюционисты человеку новых родственников. И находили - то лемуров, то позднемеловых грызунов. Принимайте родственников! В Мертвом море был обнаружен микроорганизм, который по своему белковому составу идентичен человеческому глазу. Днем это одноклеточное око всплывает из глубин к поверхности воды - но не для того, чтобы полюбоваться щедрым ближневосточным солнцем. А для того, чтобы заполучить от светила необходимую для жизни дозу энергии, которую к ночи эта бактерия отправляется перерабатывать обратно в глубины. Совершать там таинство хемосинтеза. Генетика тут ни при чем – просто так «причудливо тасуется колода». Зато развитие генетики вооружило эволюционистов более совершенными методами идентификации родственников. И нанесло удар по некоторым эволюционным представлениям, школьного, правда, свойства. Так, выявилась некоторая несостыковка с высшими приматами. Оказалось, что в структуре ДНК обезьян и человека при всей их близости имеется около полусотни отличий, в том числе, достаточно принципиальных. Т.е. Бог создал человека не совсем по образу и подобию обезьяны. Простите, сэр Чарльз, хотя вы никогда и не называли нашим отцом обезьяну, а лишь осторожно намекали на то, что у нас имеется общий с ней предок. Так что, мы – скорее, братья. Гусь – свинье не товарищ, зато нам свинья (видимо, в порядке компенсации) – генетический собрат. ДНК свиней позволяет использовать их в качестве идеального поставщика донорских органов. Впрочем, если верить журналу ‘Science’, весь домашний скот генетически совместим с людьми почти на 80%. «Кошки – это кошки, кошки не похожи на людей?» - поэт Уильям Джей Смит (в переводе Бориса Заходера) мог позволить себе такую поэтическую вольность. На 90% генный набор кошек абиссинцев не отличишь от человеческого. Если взирать на него «одноклеточным» подводным глазом. Лет 12 назад снова в морских глубинах выловили червя, генетический код которого, разве что, не воссоздает один в один генетический код человека. Я ничего не хочу сказать. Против генетики не пойдешь. Свинья - так свинья, червь - так червь. Родственники – так родственники. Принимаю и не стесняюсь. Потому что с детства люблю Самуила Яковлевича Маршака, который написал замечательные строчки: Человек - хоть будь он трижды гением - Остается мыслящим растением. С ним в родстве деревья и трава. Не стыдитесь этого родства. Вам даны до вашего рождения Сила, стойкость, жизненность растения. Правда, невольно приходит на память и Цветаева: Это ты - тростник-то Мыслящий - Биллиардный кий! Я понимаю, что все живое - едино внутри себя. И не только живое - все сущее. Даже Божий дар и яичница. А для кого-то яичница - и вовсе Божий дар. Но давайте поймем и другое. Мой учитель психолог Василий Васильевич Давыдов как-то сказал: «Может, кто-то и произошел от обезьяны, но я – точно от человека. Я своих родителей помню». Эволюционизм без границ Эволюционисты и, вообще, биологи мыслят глобально. Для них человеческий организм обладает «памятью» о всех своих предшествующих «реинкарнациях» в материале живого: от приматов – до бактерий. Эта длинная (не путать с долговременной) «память» по-своему воссоздает единство живого, но особой избирательностью, увы, не отличается. Слепо доверяясь ее показаниям, можно придти к выводу о том, что между амебой и Эйнштейном никакой существенной разницы нет. О чем и сказал философ Карл Поппер. Правда, его язвительный коллега Бертран Рассел заметил по сему поводу: плохо, что это сказал философ, а не амеба. Память, которую имели в виду психологи, намного короче (не путать с кратковременной памятью). Но именно она позволяет человеку связать мир в себе в некое целое. Именно благодаря ей человек становится по-настоящему родственен всему живому и неживому. Расставаясь раз и навсегда с материнским лоном, он не попадает в абстрактную внешнюю среду, состоящую из ничего не значащих вещей и явлений. Эту среду с заботой и любовью создают для него мамы и папы, бабушка и дедушки в пространстве детской. Потом – всего дома. А позже приходят другие люди, через которых он открывает куда более широкий и далекий мир. Что человеку до птиц? Ничего – если они не напоминают ему об эмоциональной связи со значимым человеком. С другими людьми, в пределе – всем человечеством. Из детства мы выносим не только воспоминания о веселых попугайчиках, но и о том, как в погожий весенний день выбирали их с мамой в зоомагазине, а вечером дома учили с папой разговаривать. Это было так замечательно! Как и соловьиная трель в парке, которая так волновала мое сердце, потому что рядом сидела Она. Как и полет чайки Джонатан Ливинстон, в котором я узрел образ собственной свободы… Что человеку – птица? Гекуба? Мир? Самые далекие, да еще и гипотетические «черные дыры»? Что я потерял в это дыре? «Степень родства» во всех случаях подсказывает не длинная, но лишенная осмысленности, «природная», эволюционно-генетическая память, а та самая короткая – истинно человеческая. Которая может стать память обо всем мире. Как тут не вспомнить Экзюпери: Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мной. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь точно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом - смотри! Видишь, вон там в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят, И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру... Человеческая память – проблема психологии личности, ее сознания и самосознания. И лишь постольку – проблема психологии познания. Впервые столкнулся с этим обстоятельством и зафиксировал его З. Фрейд. Сейчас, уже независимо от психоаналитической традиции, это стало трендом внутри различных психологических направлений. В культурно-исторической и деятельностной психологии посыл к этому мы обнаружим в работах Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, П.И. Зинченко, А.А. Смирнова, В.П. Зинченко, Т.П. Зинченко и др. Фундаментальным прорывом здесь стала концепция автобиографической памяти В.В. Нурковой. В чем отличие этого подхода от психоанализа, который возделывает то же проблемное поле? Воспоминания психоанализа – это «воспоминания о прошлом», которые предзадают образ настоящего, заранее наполняя его смыслом. Психоаналитику остается лишь уловить его в потоке «свободных ассоциаций», а анализант может при этом испытать «шок из прошлого». У автора исследования автобиографические воспоминания – это «воспоминания для будущего». Цель – как осмысливаемая перспектива – не просто «притягивает» их из прошлого, но по-особому реорганизует содержания автобиографической памяти. Мы любим повторять тезис о том, что память, воспоминания человека – это гарант целостности его личности. Иногда условно вынося за скобки то не менее очевидное обстоятельство, что речь всегда идет о развивающейся в постоянном смыслообразовании личности. Автобиографические воспоминания – всегда развивающиеся и развивающие. Это – нескончаемое путешествие во времени жизни личности, цели которого могут меняться. Процитирую поэта Циприана Норвида: …Мысль моя, плыви с ангелом, Плыви, как когда-то я плыл: За воспоминанием - плыви воспоминанием… Вероятно, Платон был бы очень удивлен (не в его, «платоновском», смысле), что мы, изучившие еще на студенческой скамье его диалог «Менон», где развернута идея анамнезиса (припоминания как творчества) по-прежнему продолжаем рассматривать воображение и память (даже трактуя ее как «активную», «конструктивную», «деятельную) в качестве антонимов, если не антагонистов. Человек человеку - человек Еще одна иллюстрация о различии «природной» и «человеческой» памяти, и не только памяти. Всем известна та ревностность, которую в материнстве проявляют лосихи. Не приведи встретить лосиху с детенышем в лесу. Любое неловкое телодвижение может быть расценено мамой как потенциальная угроза для детеныша. И тогда останется лишь уповать на судьбу или на умение лазить по деревьям. Но зоопсихолог и охотовед Ю.А. Курочкин провел опыты: лосенка подбрасывали лосихе не на ее территории. Так вот, в «чужом» месте лосиха не узнавала собственного детеныша, более того – пыталась забить его ногами. Так же и самая идеальная – заботливая, внимательная, самоотверженная - в животном царстве мама, мама-волчица, убегает, побросав волчат, если нору разбередил человек с ружьем. К счастью, не только ружье делает человека человеком. Многим знаком рассказ Рэя Бредбери «Голубая пирамидка» [1]. Напомню сюжет. В далеком будущем роды принимает специальная родильная машина. И вот, однажды машина дала осечку: отправила новорожденного в иное измерение. В итоге в «родном» измерении он принял вид голубой пирамидки. Родители впали в смятение: существо, имеющее такой образ, не может жить в нашем мире. Но специалисты сказали им, что в другом измерении голубая пирамидка имеет вид обычного человеческого ребенка. Они предложили родителям самим удостовериться в этом, перенесясь при помощи техники в то же измерение. Но предупредили, что вернуться оттуда будет уже невозможно. Там они навсегда останутся со своим ребенком. А в этом мире приобретут образ голубых пирамидок. Рассказ завершается описанием того, как на лужайке около дома две большие голубые пирамидки заботливо выгуливают третью - маленькую… Все мы – немножко голубые пирамидки. Потому что это и есть человеческое в нас, людях. Брэдбери Р. Соч. в 2 тт. М.: Терра, 1997. Т. 1.