Елистратов Владимир: Вожик.
У нас в Москве, в Сокольниках, на Путяевских прудах, была спортивная площадка. Она и сейчас там есть. Турник, брусья, шведская стенка. Рядом – вагончик с инвентарём.
Когда я жил около Сокольников, я каждый вечер на эту площадку приходил. С собакой.
Пса моего звали Рюрик. Порода неизвестна. Как говорится, «дитё разных породов». Хороший был пёс, мудрый. Даже слово «мама» умел говорить. За кусок колбасы. Без колбасы молчал, как партизан. Уважал почему-то ливерную чесночную.
Ну вот, приходили мы с Рюриком на площадку. Рюрик быстренько шёл по местным бездомным бабам (время у него было ограничено), а я – в компанию физкультурников. Разомнёшься, гирьки покидаешь, с людьми интересными пообщаешься.
Публика на площадке собиралась разная. Кого тут только не было! И народный артист. Этот всегда приходил под мухой. И старик-уголовник Иван Иваныч по кличке Четвертак, отсидевший в общей сложности двадцать пять лет. Весёлый, кстати, добрый, хотя и слегка в маразме, старикан. Всё время цитировал «Каштанку» вперемежку с Уголовным кодексом, что-то вроде:
- Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего, статья шестьдесят восьмая, пункт третий, до семи лет с конфискацией, и супротив человека, три года, без конфискации, колонии общего режима, ты всё равно что плотник супротив столяра, ввиду смягчающих обстоятельств, год условно…
Разминался тут и экс-чемпион мира по боксу. Лицо у экса было отбитое, улыбка печальная такая, как у шарпея. Захаживали на площадку и сотрудник одной корейской фирмы с угрожающим именем Вот Вам Пук, и один кавказский писатель, и даже олигарх один (эти тоже к народу тянутся). Олигарха, правда, народ не привечал. Кличка его была Потный Бакс.
Словом, о каждом можно писать роман. Но это как-нибудь в другой раз. А здесь – вот о чём.
Приходил на площадку один человек. Молодой парень. О нём не могу не рассказать.
Все его звали Вожик. Настоящего имени его никто не знал. Кажется, Саша. А может, Паша. А так – Вожик и Вожик.
Вожик был белорус. А по-белорусски «вожик» - значит «ёжик». Кличка приклеилась к нему сразу. Когда Вожик в первый раз появился на площадке, он был подстрижен почти под ноль. И Иван Иваныч тут же к нему подошёл, погладил по бобрику на голове и сказал:
- Ты, Каштанка, недоумение… статья тридцать три… Что, парень, семь лет общего режима с конфискацией?..
- Да не, - смутился парень. – Просто у парыкмахерскую схадзыл, падстрыгся пад вожик… Жа-а-арко.
И пошло – Вожик да Вожик.
Вожик говорил с напевным дзенькающим белорусским акцентом. Очень симпатичным. Всё время смущался, как будто бы виновато улыбался. Доброта из него так и лилась.
Сначала к нему отнеслись снисходительно. Подшучивали. Сам он был небольшой, худой. Придёт, сядет с портфельчиком на скамеечку (он всё время был с портфельчиком), сидит, улыбается.
Но один раз случилось вот что. Потный Бакс решил поразить народ. У него такие рецидивы случались часто. Он повесил на ноги две пудовые гири, повис на турнике, как нерестящаяся камбала, и подтянулся. Один раз. Весь трясущийся, лиловый, мокрый. Звуки издавал – как помесь патефона с унитазом. Спрыгнул. Походкой приблатнённого нобелевского лауреата подошёл к Вожику и сказал:
- Вперёд, малец… На сцену. Повтори-ка дядин номер…
Вожик смутился:
- Што, дзядя, мне подтцануца?
- Ага, - сострил олигарх, - «падцанысь».
Вожик, робко улыбаясь, подошёл к турнику, вдел ноги в ушки пудовых гирь, взялся за турник и «падтцанулса»… пятьдесят раз. У Вот Вам Пука аж глаза стали круглые. Подтянувшись безо всякого напряжения пятидесятый раз, он, продолжая виновато улыбаться и висеть с гирями, повернулся к Потному Баксу и спросил:
- Хвацит, дзядя?.. А то я уже вяшу-вяшу, как сасуля… Нудоел тута усем…
Здесь, конечно, все поахали, а потом набросились на Вожика и стали заставлять его показывать, что он ещё может.
Оказалось, что у Вожика фантастическая сила. С гирями он мог и на одной руке подтягиваться. На руках мог ходить часами. Гнул стальной лом. И всякое такое. И всё с виноватой улыбочкой и какой-нибудь приговорочкой, типа:
- Вот у батскы у маво, у яго и у прауду настояшша, на дзива сила была. Он «Капитал» Маркса з;раз мог разарвац.
В общем, приходы Вожика превращались в шоу. Придёт Вожик со своим портфельчиком, покажет какое-нибудь чудо и пропадёт месяца на три. Потом опять придёт, удивит народ – и снова месяца три его нету.
Однажды, после перерыва, смотрим – идёт. С портфельчиком.
- Ура! Вожик идёт! Здорово, Вожик! Как дела! Куда же ты пропал?.. – обрадовался я.
- Здрасце, - отвечает лучезарный Вожик. – Дзяла-та харашо. Вот, праязджал, решил наведаца…
- Вожик! А чего ты всё с чемоданчиком ходишь? Чего у тебя в чемоданчике-то?..
- Так чшаво-чшаво… дзенги там, чшаво…
- Какие деньги?
- Так я на Ямал лятал, нефц з газам дабывал… Нада ж падработац.
И вожик виновато открыл портфельчик. Там плотненько, как пассажиры в метро в час-пик, напиханы были пачки. Много. «Жигулей» на пять-шесть.
- Каштанке стало грустно… двадцать лет строгого режима без права переписки, - задумчиво сказал Четвертак.
- Вот тебе и цоб-цобэ, – сказал кавказский писатель.
- Мама, - сказал Рюрик. Без ливерной чесночной.
Оказывается, Вожик бывал в Москве всё время проездом. То есть – пролётом. Из Ямала. Или с Таймыра. Или с Колымы и Чукотки. В Беларусь.
- Только вот бяда, - улыбался Вожик. – Ни разу дзенги до Беларуси не давёз. У Маскве трачшу. Усе уже дома смяются з таварыша…
- А как же ты их тратишь-то, Вожик? – интересовался экс-чемпион.
- Да как, как… кучшУ, вот как… - улыбался Вожик.
- Чего?..
- Кучшу, вот чшаво…
Вожик, оказывается, «кутил». Спускал тысяч десять долларов за ночь где-нибудь в ресторане Ярославского вокзала. Или Шереметьева-1. Рестораны-то Вожик выбирал ещё те. С пластмассовыми стаканчиками. Бомжам раздавал. «Дамам» местным. Его все московские «трёшки» знали. Называли ласково «Минским Чемоданчиком».
- Ты бы, Вожик, хоть ресторан какой поприличней выбрал… «Метрополь» бы какой-нибудь… - морщился народный артист.
- Так я хадзыл туда раз…
- Ну и чего?
- Так чшаво… Людзи там недобры… Богата усё, а у душе грусц…
- Так ты бы выпил как следует, - настаивал народный артист.
- Не хачшу я пиц. Я вапше не пью…
- А чего же ты делаешь?
- Угашчаю…
Так Вожик периодически появлялся на нашей площадке в течение нескольких лет.
Потом перестал появляться. Все очень скучали по Вожику. Даже Потный Бакс. А Рюрик повыл даже.
Прошло года три. Последний раз я видел Вожика при следующих обстоятельствах.
Я очень спешил в «Шереметьево». Оставалось двадцать минут до конца регистрации. На двухполосном выезде с окружной на Ленинградку «поцеловались» автобус с Жигулями. Поцеловались – и стоят в тех же позах. Ждут гаишников. Как фотографа в загсе. Все хотят на Ленинградку. Целая кишка. Гаишники не едут. Я чувствую: всё, слетал в командировочку.
Все ходят, чего-то там выясняют. Хозяин Жигулей, перегородивших полосу, сидит гордый и менять позу поцелуя не хочет. А гаишники приедут через час, не раньше.
И вдруг, смотрю, выходит из автобуса… Вожик. Берёт под зад Жигули – и отодвигает. Потом под перёд – и снова отодвигает. Все шофёры – аплодируют. Вожик садится в автобус, и движение возобновляется. Я пытался помахать Вожику, но…
Приехал я на регистрацию за минуту до конца. Больше я Вожика не видел.
О Вожике ходят самые разные слухи. По одним, он стал чуть ли не чемпионом то ли Америки, то ли Европы по боям без правил. По другим – путешественником, вроде Конюхова, и совершает всякие кругосветные плавания без паруса, восхождения без страховки и погружения без акваланга.
Спиться Вожик не мог. Потому что он не пьёт, а «угашчает».
Вы случайно не встречали Вожика? Добрый такой, коротко стриженный, худенький, всё время улыбается. Разорвёт корабельную цепь – и улыбается. Перетянет десять человек на канате – и «угашчает» всех десятерых.
И вот знаю я, что где-то на белом свете есть Вожик – и жить легче. Светлее жить, спокойнее.
Где ты, Вожик?..