Дневник. 1986-87 год. Глава 30. Комиссар без пыльного шлема
Этот замечательный фильм нисколько не устарел. Несколько лет назад я его смотрел снова, и был впечатлен не меньше, чем в первый раз.
К сожалению, Александр Яковлевич Аскольдов так с тех пор ничего больше не снял. Над ним надругались, выгнали его "вон из профессии", а вернуться у него не нашлось сил. Это не самое тяжкое, но явное преступление советской власти, которая убила в человеке художника.
Теперь кажется смешным, но даже в 1987 году этот фильм разрешали с трудом, со скрипом недоумки из ЦК КПСС. Все-таки идиотская, безнадежная была та власть в СССР, она не могла не довести Союз до гибели.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
1 марта 1987 года
Надругались над режиссером Аскольдовым
Теперь - высокое произведение искусства, истинного уровня, фильм А. Аскольдова "Комиссар".
Наши фашисты-киноподонки надругались над этим режиссером вволю, выгнали из партии, с работы, и больше он в кино не работал. Это жестоко, больно, хоть плачь (фильм 1966 года).
Фильм таков: женщина-комиссар оказалась беременной (это сочли издевательством над революционной темой), ее подселяют в дом бедной, многодетной еврейской семьи (это сочли сионизмом и одновременно оскорблением чувств еврейского народа).
Он (фильм) прост и сложен, гуманен, человечен и подлинно интернационален.
Комиссарша - лучшая роль Нонны Мордюковой - выжжена войной, ожесточена, всё человеческое, женское в ней вытравлено. От ребенка она хотела избавиться, но опоздала, рожать вынуждена.
Ефим, мелкий жидок-точильщик, тоже не в восторге, когда к его многодетной семье подселяют еще женщину. Он хамствует, юродствует, выносит всё из комнатушки, к красным относится лучше, чем к белым и атаманам зеленых, но с настороженностью.
Больше всего он ценит покой и достаток, неурядицы и вихри гражданской войны замучили этого лысоватого подвижного человечка с "вековой печалью" в глазах.
Кровавые слезы Клавдии Вавиловой
Но постепенно Клавдия-комиссарша и семья Магазанников сближаются, оттаивают, теплеют. Клавдия должна рожать, Мария, жена Ефима, и его мать помогают роженице.
Эти сцены - кульминационны. Режиссер суров и беспощаден, она на всю гамму (странное выражение) пускает муки, крики, кровавые слезы Клавдии Вавиловой.
Эти кадры, искаженное болью лицо Мордюковой, ее сведенный судорогой рот, вперемешку с кошмарами и страшными снами - самое мощное в фильме.
Клавдии кажется, что она толкает тяжелую пушку, а та вязнет в песке, рядом красноармейцы, усталые, озверевшие от войны и боли. Орудие еле ползет, лошади, измученные, с трагическими глазами, выбиваются, тащат с физически ощутимой надсадой (Аскольдов изумительно снимает лошадей. Их лица - буквально лица, а не морды, чуть ли не души).
Затем в атаку скачет отряд, но ракурс меняется, и мы видим: кони без седоков, оседланные, взнузданные, летят в бой. Потом десятки коней оказываются в реке и пьют, громко, с надрывом, а рядом из той же реки по-звериному пьют красноармейцы, озверевшие от жары и песка.
Гражданская война ушла в песок
И вот уже Клавдия, на миг очнувшись от родовых схваток, впивает в себя воду, и вновь на секунду она видит реальность, два женских лица, склоненных над ней, но лица расплываются, и возникает снова пустыня, кругом сухой серый песок, а по песку идут красноармейцы с косами и с лихим свистом косят этот песок, мерно и отрешенно, истово.
Что это? Просто взыграла фантазия, смутный абстрактный ход? Или это крик о бессмысленности войны, убивающей всё живое.
Некий абсурдный вызов - вот какова суть этой кровавой жатвы, всё погибло, всё ушло в песок, и не взрастает трава. И снова, озверелые, с пустыми глазами, возникают бойцы красной армии.
Родовые муки - цена, которую платит Клавдия за измену женской природе, за измену человеческим заповедям, за то, что убивает, губит и топчет, и земля становится бесплодной, точно песок.
Аскольдов оставляет зазор, простор для мыслей, не разъясняет всего. Но мысль об античеловечности гражданской войны, да и любой войны у него сильна.
Мирные картинки первой половины фильма то и дело прерываются жесткими маршами огрубелых, покрытых пылью солдат, затем чудесные мордашки "еврейчат" (как выражается Астафьев) закрывает тяжелое и тупое орудие, грохочущее изо всех сил. Да и дети. кишащие в дому Магазанников, играют в войну, и их игра не безобидна, сначала они пытают и бьют куклу, затем набрасываются на старшую сестренку.
Есть подозрение, что именно отсюда Р. Быков взял основной принцип "Чучела", Быков играет жидка Ефима, я забыл это сказать.
Отвыкли от человеческих чувств
Но вот всё меняется, красные вынуждены уходить, а Клавдию бросают. Она чувствует себя дезертиркой, но с ребенком ей некуда деться.
Приходит командир, его играет Шукшин, смущается, мнется, он отвык от человеческих чувств, слов, курит над колыбелью, говорит нескладно и грубо, и с радостью уходит.
Его помощник, лихой рубака с трофейными золотыми часиками, подмигнув, уходит тоже. Клавдия в тоске, а ее хозяева-евреи залезают в подполье.
Весь город яростно и надсадно заколачивает окна и двери и заползает в подвалы. Клавдия понимает, что она, комиссарша, подвергает смертельной опасности Ефима. Тот запуган, забит, но благороден, он велит комиссарше остаться и не бояться ничего. "Что будет, то будет", - бросает Ефим с горьким фатализмом.
Там, в подвале идет разговор об интернационале, о будущем. Этот момент искусствен, сконструирован, как будто навязан.
Фрейлехс, полный скорби и тоски
А затем Ефим, дабы победить ползучий страх и отвлечь детей, начинает веселый и отчаянный Фрейлехс, полный скорби и тоски, в ожидании мук и горя. Ефим и его семья пляшут под заводную еврейскую мелодию, и возникает видение: пляшущий Ефим и толпа евреев идут под высокие своды какой-то крепости, где их поджидают то ли палачи, то ли заключенные в полосатых халатах. И вслед за евреями - Клавдия с ребенком на руках.
Перемучавшись, уже в реальности, она решает уйти, чтобы не быть в стороне от битвы и не подвергать лишней опасности невольных хозяев. Их она полюбила, хотя и не преодолела классовой пропасти, что вырыла сама, они частники, она борется за революцию и коммунизм.
Ребенка она оставляет, комиссар в ней берет верх над матерью, хотя и стоило это долгих мук и тяжелых мыслей. Это трагический шаг.
И финал: опять красноармейцы куда-то мчатся, атакуют под "Интернационал", опять идет тупая бойня непонятно ради чего.
Вот такой удивительный фильм.
За этот шедевр Аскольдова признали профнепригодным. Со стороны официальной народности можно поставить в вину некий пацифизм, хотя режиссер на этом не настаивает. Но сионизм! Это супрерабсурд. Как, до какой степени набекрень могут быть мозги, чтобы это увидеть!
Фрагмент
Мои дневники
Необязательные мемуары