Дмитрий Веденеев "УПА и нормы международного гуманитарного права. Часть 1. Сколько было повстанцев?"

Современные граждане Украины способны и должны в интересах будущих поколений устранить политические и морально-психологические последствия того конфликта из общественной жизни. Чтобы он не был препятствием на пути формирования консолидированной украинской политической нации.

Дату 14 октября в конструктивистском духе «возрождения традиции» принято считать датой образования Украинской Повстанческой Армии.

Эта идея, как известно, родилась в конце 1940-х годов в среде украинской политической эмиграции и была имплементирована в 1949 г. приказом Главного командира УПА Романа Шухевича.

Идейно-политический замысел введения «красного дня календаря» был обусловлен не только потребностями воспитательной работы с участниками подполья в Западной Украине и членами иностранных формирований ОУН.

Оказавшись под понятным контролем западных демократий, зарубежные политические центры националистов хотели подчеркнуть странам-победительницам, что украинское националистическое движение включилось в активную антинацистскую борьбу еще до коренного перелома в ходе Второй мировой.

К тому же в руках англосаксов оказались архивы немецких спецслужб, где хватало документов о сотрудничестве командования УПА с немцами и их союзниками в разведывательно-диверсионной сфере в конце 1943-го — весной 1945-го гг.

На самом деле в октябре 1942 г. имели место лишь весьма локальные боевые столкновения повстанческих отрядов на Волыни с гитлеровскими оккупантами (в частности, подразделения Григория Перегийняка-«Коробки»).

Некоторое время название «УПА» вообще принадлежало вооруженным формированиям Тараса Боровца-Бульбы (частично уничтоженным отрядами, подконтрольными ОУН (Бандеры), частично «добровольно-принудительно» влившимя в «классической» УПА).

Политически подконтрольная ОУН (Б) УПА реально начала формироваться как организованная военная сила весной-летом 1943 г. Однако мы бы сосредоточились на проблеме, которая более значима и для понимания истории УПА, и для понимания в современном украинском обществе.

Крайне неоднозначное отношение в независимой, но пестрой в социокультурном и регионально-цивилизационном измерениях Украине, к проблеме оценки деятельности украинского освободительного движения и усилиям государства по формированию официальной позиции относительно ОУН и УПА вызывает необходимость анализа повстанческого движения в свете норм международного права. А также действующего законодательства Украины.

К сожалению, сегодня преобладают эмоциональные, предвзятые подходы, а сугубо научная оценка подменяется втягиванием проблемы прошлого ОУН и УПА в водоворот конъюнктурных политических баталий.

При этом носители разных взглядов или обходят правовой аспект проблемы, или создают «международно-правовые мифы» вроде выдумки об «осуждении УПА Нюрнбергским международным трибуналом», или тиражируют стандартные советские обвинения повстанцев в «политическом бандитизме».

Практически отсутствуют и попытки рассмотреть украинское повстанческое движение 1939-1950-х под углом зрения устоявшихся норм международного гуманитарного права (МГП).

Да и о каком применении норм МГП случае к «лесной армии» можно было говорить, если советская литература тщательно избегала употреблять по отношению к ним даже термин «повстанцы» или «партизаны», хотя эти дефиниции в основном просто указывают на образ действий, тактику борьбы.

По нашему мнению, в интересах объективизации взгляда на эту сложную и болезненную проблему нашего общего прошлого необходимо прибегнуть к «лекалам» правовых норм.

Целесообразно, наконец, перевести ее обсуждение в рациональную плоскость, рассматривая украинское повстанчество компаративно, как один из исторических примеров внутреннего вооруженного конфликта, пример острого противоборства национал-патриотических сил против силового навязывания определенной модели социально-экономического и духовного развития.

Трудно не согласиться, что во время Второй мировой и послевоенная история человечества изобилуют десятками, если не более, подобных примеров.

При ближайшем рассмотрении вооруженных конфликтов внутреннего характера возникает крайне неприглядная картина: взаимное бешенство, кровь, козни, насилие в отношении мирного населения. Проведенное нами исследование, приведенные документальные свидетельства не оставляют в этом никаких сомнений.

Вряд ли приходится сомневаться, что во всех случаях, когда народ становится объектом насилия, то часть демонстрирует радикальную реакцию, применяет крайние средства, которые не оставляют места для общечеловеческих норм морали.

Это закономерность мировой истории, и Украина здесь не исключение — вспомним кровавые эксцессы эпохи Хмельнитчины или Колиивщины...

«Дикое безумие, невиданные изуверства и жестокость, — пишет современный исследователь К.Лагунов, — вот что отмечало крестьянское восстание 1921 года... Коммунистов не расстреливали, а распиливали пополам пилами или обливали холодной водой и замораживали.

А еще разбивали дубинками черепа; заживо сжигали; вспарывали животы, пихая в полость зерно и мякину; тянули за лошадьми; протыкали кольями, вилами, раскаленными пиками; разбивали молотками половые органы; топили в прорубях и колодцах.

Трудно представить и описать все те нечеловеческие муки и пытки, через которые на пути к смерти прошли коммунисты и все, кто хоть как-то проявил доброжелательное отношение к Советской власти (подчеркивание наше — Д.В.) ...» [1 — смотри примечания об источниках конце текста].

В данном случае описаны эксцессы во время антисоветского крестьянского восстания в Сибири (Тобольское восстание, которое на полгода отрезало Западную Сибирь от Центра; оно значительно хуже известно по сравнению с менее масштабным восстанием на Тамбовщине того же года под предводительством атамана О. Антонова, хотя и того с ужасом вспоминали очевидцы).

О подобных изуверствах тогдашних повстанцев Украины писали и другие авторы [2].

Вспомним слова участника повстанческого движения на Волыни 1940-х гг М. Подворняка: «Не было тогда у людей ни милосердия, не было ни малейшей искры совести, потому что люди стали зверьми. Казалось, что дьявол со своей темной силой вышел из бездны и овладел человеческими сердцами...» [3].

Такие противостояния надо в любом случае рассматривать как трагедию для нации (народов), где обе стороны не останавливались перед антигуманными методами. И лишь потом победившая сторона пропагандистскими средствами и тотальным переписыванием (умолчанием) истории создает выгодную для себя интерпретацию событий, глорифицируя себя и всячески демонизируя противника.

Ситуация в современной Украине (в морально-политическом и научном измерениях) осложняется тем, что часть участников дискуссий вокруг ОУН и УПА пытается законсервировать, отстоять мифы компартийной пропагандистской машины, а часть их оппонентов — создать мифы новые.

Методология обеих сторон практически идентична, только с содержанием наоборот.

При этом обе стороны тщательно обходят те исторические реалии, которые не укладываются в их концептуальное видение событий. Событий, которые в основном заслуживают скорбь и раскаяние, а не превращение их в заложников борьбы за политическое влияние на население или внешнеполитическую ориентацию.

Кроме того, в плоскости «экспертизы» Украинского радикально-освободительного движения необходимо вводить и все «без купюр» исторические обстоятельства его развертывания. Непременно, в частности, нужно учитывать особенности политики советской власти и методов действий ее силовых структур в Западной Украине как главной причине эскалации насилия.

***

Нас, прежде всего, интересует, насколько построение и деятельность милитаристских формирований украинского радикально-освободительного движения отвечала законным правам украинской нации, прежде всего — на государственное существование, а во-вторых — возможно ли отнести их участников к комбатантам по представлениям устоявшихся норм МГП.

При этом, для полноты анализа мы используем документальные данные о противоборстве ОУН и УПА с советским режимом в 1943-м — середине 1950-х гг.

Документальные материалы, свидетельства современников, работы исследователей и рассмотренные нами аспекты специальной деятельности ОУН и УПА свидетельствуют, что это было вполне организованное патриотическое милитаристское движение:

— оно разворачивалось под политическим руководством государственнически ориентированной ОУН;

— формирования УПА и вооруженного подполья имели четкую организационную структуру, определенный командный состав, нормативные документы, боевые и общевойсковые уставы, написанные по образцу аналогичных документов регулярных армий, систему военного планирования, обучения, снабжения и т.д.;

— повстанцы открыто выступали против советского режима, прозрачно декларировали перед населением готовность вооруженным путем блокировать меры враждебной власти, при проведении боевых операций преимущественно пытались отличаться от гражданского населения;

— в УПА, а затем (с 1948 г.) в Службе безопасности ОУН вводятся субординация, воинские и специальные звания, разрабатываются и по мере материально-технических возможностей внедряются проекты формы одежды, знаков различия, наградная система [4];

— на воинов повстанческо-подпольных формирований распространялись нормы дисциплинарного воздействия, была введена система военного (в УПА) и организационного (в ОУН) судопроизводства, разработаны своеобразные кодексы наказаний, в том числе — за преступления против гражданского населения;

— повстанцы опирались на широкую поддержку населения, часть которого также подпадало под определение комбатантов (опосредованным подтверждением этому служат массовые репрессии советской и польской коммунистической власти против собственного населения территорий, где оперировали УПА и подполья ОУН).

Нормативные и директивные документы ОУН и УПА постоянно подчеркивали важность соблюдения толерантного отношения к населению, военнопленным, поддержания законности в действиях повстанцев.

Приведенные исследователями и авторами книги материалы убедительно свидетельствуют, что УПА рассматривалась как зародыш регулярных вооруженных сил УССД [Украинской Самостийной Соборной Державы — политической цели украинских националистов XX века — ІП].

По нашему мнению, бесспорным и крайне важным для правовой оценки освободительного движения является то, что формирования УПА и вооруженное подполье ОУН выступали с четко очерченной политической целью восстановления суверенитета и территориальной целостности Украины (лозунг борьбы за Украинское самостийное соборное государство, которое впоследствии появилось 24 августа 1991 г.).

При этом украинская суверенная государственность реально существовала в 1917-1920 гг, выступала субъектом международных отношений и была насильственно ликвидирована в результате внешнего вооруженного вмешательства. Стоит вспомнить, что в Акте провозглашения суверенитета Украины от 24 августа 1991 г. именно тысячелетняя традиция государства фигурировала как одно из ведущих оснований нашего суверенного существования.

Следовательно, отрицание правомерности борьбы определенных украинских военно-политических сил за независимость, включая, разумеется, ОУН и УПА, является нонсенсом в политико-правовом отношении. Иначе — мы государство без легитимных корней и чувство самоуважения.

Порожденное особенностями послевоенных глобальных процессов в мире международное право приобрело новые формы легитимности. И оно полностью распространяется на вооруженное движение под политическим руководством ОУН, не случайно официальным названием ее бандеровской фракции была «ОУН (самостийников-державников)».

С самого возникновения ОУН в 1929 г. главным постулатом ее программных документов выступала идея возрождения независимого украинского государства, а радикальные изменения программных установок ОУН (Б) в августе 1943 г. показали о намерении строить суверенное, демократическое, социально-ориентированное государство с обеспечением широких гражданских прав без оглядки на национальность человека.

Созданная по инициативе бандеровцев летом 1944 г. Украинская Главная Освободительная Рада (УГВР) рассматривалась как надпартийный орган консолидации украинства в интересах независимого государства.

К слову, проекты ОУН (Б) по построению органов госбезопасности будущей суверенной Украины свидетельствовали о выразительной государственной направленности военно-политического курса националистов, которые понимали значение органов охраны правопорядка и специальных служб как обязательной составляющей аппарата власти и управления.

Обязательно следует помнить, что УПА приняла участие в противоборстве с нацистскими захватчиками. Изученные нами разведывательные документы советского партизанского движения прямо констатировали, что УПА является серьезной боевой силой, ведет вооруженную борьбу с немцами.

Неоднократно происходили переговоры с повстанцами о нейтралитете и возможном взаимодействии. Более того, в директиве Оргбюро ЦК КП(б)У (март 1943 г.) командованию партизанских отрядов рекомендовалось не вести боевых действий против повстанцев, из этого же документа был изъят тезис о целесообразности координации антигерманских действий партизан с воинами УПА [5].

Указанный фактор, о котором предметно говорится в книге, ставит украинское самостийницкое движение в ряды мирового сопротивления гитлеризма.

Украинское государство стремится к формированию официальной позиции относительно деятельности ОУН и УПА, видя в этом важный шаг к достижению согласия в обществе.

Согласно п.16 ст. 6 Закона Украины «О статусе ветеранов войны, гарантии их социальной защиты», воины УПА, принимавшие участие в боевых действиях против нацистов, не совершившие военных преступлений и реабилитированные в соответствии с действующим законодательством, признаются участниками боевых действий. Важно, что закон четко распространил на участников освободительного движения сопротивления принцип индивидуальной правовой ответственности, неотъемлемый для юриспруденции.

В то же время нами раскрыты и объективные причины фактов сотрудничества лидеров и отдельных сотрудников спецподразделений ОУН и УПА с военным руководством спецслужб государств гитлеровского блока. Упомянутое нельзя рассматривать в отрыве от мировой проблемы коллаборационизма, что во многом обусловливается нарушениями прав народов со стороны как сталинского СССР, так и западных колониальных держав.

Хорошо известно, что около 1,5 млн. советских граждан сотрудничало с оккупантами, четверть из них — с оружием в руках (т.е. столько же, сколько участвовало в партизанском движении в Украине по принятым оценкам советской историографии).

Одновременно активный коллаборационизм, участие в нацистских репрессиях, военные преступления преследуются по закону, и правовое государство должно применять исключительно дифференцированный подход для соблюдения краеугольного принципа личной ответственности перед законом.

Поскольку сувереном власти в демократическом государстве является народ, не лишним будет коснуться вопроса о степени участия населения Западной Украины (а фактически — и выходцев из других регионов Украины и СССР, доля которых в отдельных формированиях УПА достигала 20-40% по признанию той же советской партизанской разведки) в антисоветском движении сопротивления.

Командующий Группой УПА «Запад» А.Луцкий свидетельствовал, что до 15% личного состава этого соединения составляли «схидняки» [6].

Мы далеки от упрощенного подхода по отношению населения как к советскому режиму, так и к националистическому движению.

Население Западной Украины была дифференцировано по социально-экономическим и идейными признакам, да и само его отношение к упомянутым политическим силам претерпевало изменения по мере изменения ситуации в регионе, роста усталости от кровопролития и противостояния, укоренения социально-экономических мер новой власти.

Бессмысленно отрицать, что советский строй принес в Западную Украину индустриализацию, социальные программы и общее образование — такие возможности для роста благосостояния и социального статуса для многих галичан и волынян, буковинцев и жителей Закарпатья, о которых они не могли мечтать во времена господства Польши и других иностранных государств.

В довоенной Западной Украине действовали десятки легальных общественно-политических и других украинских организаций, стоявших на патриотических позициях (включая и Компартию Западной Украины, которая первая в мировом коммунистическом движении, на рубеже 1920/1930-х гг открыто выступила против политики Сталина).

До 1939 г. ОУН была радикальной, сектантской организацией, откровенно противопоставляла себя остальным «угодническим» легитимным организациям [7]. Однако через несколько лет именно ОУН уже была политическим руководителем массового вооруженного движения, опиравшегося на содействие значительной части населения региона.

В чем искать причины такой метаморфозы? Думается, что прежде всего в том впечатлении, которое произвела на разные слои населения политика сталинского СССР...

В тему: Геноцид в СССР. Как убивали заключенных в тюрьмах в 1941 году

Выяснение степени участия населения в повстанческо-подпольной борьбе против тоталитаризма особенно важно не только для определения политического и правового статуса ОУН и УПА. Но и на фоне утверждений советской историографии об участии в крестьянском по составу движении сопротивления мифических «украинских-немецких националистов», «одураченных националистической пропагандой» маргинальных лиц, «кулацких сынков» и т.д..

Здесь свое компетентное слово должны сказать демографы. Мы же только обозначим ту часть населения в регионе, которая потенциально могла стать комбатантами ОУН и УПА.

Итак, по переписи 1931 г. в западноукраинских воеводствах Польши проживало всего 8,9 млн. человек (66% из них — этнические украинцы), т.е. к рассмотрению целесообразно брать около 6 млн. человек, лишь часть из которых, разумеется, могла из-за возрастных и других показателей участвовать в активном противоборстве. Из этого числа следует отбросить часть граждан:

— в 1939-1941 гг из региона депортировано около 400 тыс. человек разных национальностей, примерно 60 тыс. осуждены (расстреляны и лишены свободы, в первые дни войны в регионе уничтожено 10-15 тыс. заключенных, преимущественно этнических украинцев);

— к ним необходимо добавить потери периода войны и нацистского террора, «перемещенных лиц» в Германию, галичан — участников вооруженных и вспомогательных формирований на стороне Германии (только первый набор в дивизию СС «Галичина» составил около 14 тыс. человек);

— значительная часть самодеятельного мужского населения попала в Красную Армию на заключительном этапе войны. Только до марта 1944 г. и только в Ровенской и Волынской областях мобилизовано в советскую армию более 66 тыс. человек (небольшая их часть отбита УПА и «уведена в лес»);

— немалая доля мужского населения влилась в советские парамилитарные (военизированные — «А») формирования — истребительные батальоны (впоследствии — группы охраны общественного порядка, ГОГП (от «групи охорони громадського порядку», укр. — «А»). До апреля 1946 г. они насчитывали 37,7 тыс. бойцов [8], в 1948 г. численность ГОГП превысила 86 тыс. штыков. Они были расформированы только в 1954 г. «в связи с окончательным разгромом банд оуновского подполья»;

— необходимо учесть ту часть граждан, которая сменила место жительства в связи с экономическими мерами советской власти, например, из-за направления их на восстановление горно-промышленных объектов Востока СССР.

Только в 1948-1949 гг из региона мобилизовали на учебу в фабрично-заводские училища 312 345 молодых людей, из которых 43 539 «дезертировали». Определенная их доля попала в подполье: в Дрогобычской области, например, 40 из 755 «дезертиров» [9].

Свет на вовлеченность населения в движение ОУН и УПА проливают статистические данные органов госбезопасности:

— Утверждалось о гибели в ходе оперативно-военных операций и внутреннего террора в ОУН и УПА в 1944-1956 гг 155 108 участников сопротивления. При этом документальные материалы дают основания рассчитывать количество жертв внутреннего террора СБ ОУН в движении сопротивления минимум в несколько тысяч человек.

Определенное количество повстанцев погибло в результате боевых столкновений между различными формированиями подполья в результате вражды между их лидерами.

Так, в 1948-1949 гг в результате столкновений между сторонниками руководителя краевого провода «Одесса» С. Янишевского («Дальнего») и проводника ОУН Волыни Б. Козака («Смока») погибло до 120 членов ОУН [10].

— По официальным данным в 1943-1956 гг по обвинениям в причастности к ОУН и УПА были арестованы 103 866 и приговорены из них 87 756 человек, а до 77 тыс. (в 1944-1945 гг — 30 тыс.) участников движения и лиц, их поддерживавших, добровольно отказалось от сопротивления («вышло с повинной»), воспользовавшись несколькими объявленными властями амнистиями [11];

— В 1944-1952 гг из региона депортировали в другие районы СССР 203 тыс. человек [12], значительную часть выселенных и депортированных составляли, по тогдашней терминологии, «бандпособники».

В 1944-1946 гг количество украинцев в лагерях выросло на 140%, и к концу 1946 г. «население» ГУЛАГа состояло из них примерно на 23%. Многие из них оказалось в созданных по тайной инструкции МВД СССР от 7 февраля 1948 г. 15 лагерях «особого режима» для «особо опасных политических преступников» [13].

Конечно, в число убитых советскими силовыми структурами повстанцев засчитывалось и немало некомбатантов, о чем свидетельствуют приведенные нами данные о соотношении между погибшими и изъятым количеством стволов оружия (с 1943 г. и до 1 января 1957 г. советской стороной было изъято в ЗУЗ [западноукраинских землях — ІП] 131 510 единиц огнестрельного оружия — то есть почти на 25 тыс. меньше, чем заявленных убитых повстанцев [14]).

Многие люди пострадали по сфальсифицированным обвинениям в причастности к подполью.

Официальная советская статистика свидетельствует о непосредственном участии в сопротивлении или активной помощи повстанцам более 300 тыс. социально активных жителей региона — то есть был действительно массовый характер движения и вовлеченность в него высокой доли самодеятельного населения.

По статистическим данным КГБ УССР, в 1972 г. только в Украине проживало 132 тыс. участников движения ОУН и УПА и «активных пособников», до 40% из которых «остаются на вражеских позициях», устанавливают связи с участниками движения «шестидесятников» (на август 1981 г. КГБ УССР держал в поле зрения более 75 тыс. бывших повстанцев) [15].

В нем участвовали представители всех слоев населения. Так, в 1950 г. — первые три месяца 1951 г. только в Станиславской (ныне Ивано-Франковская — «А») области правоохранительные органы разоблачили 103 ячейки ОУН, из них 69 в колхозах, 7 в учебных заведениях, 10 в лесной промышленности.

Вместе они объединяли 677 участников, среди которых 7 председателей колхозов, 56 председателей поселковых советов, 53 учителя, 40 должностных лиц из колхозов, 35 комсомольцев, 8 бойцов самообороны, 84 — ученики и студенты [16].

Целесообразно учесть и методику известного советского исследователя проблем партизанского движения, полковника КГБ В.Боярского.

Боярский считал, что во время оккупации (конечно, этот термин может быть использован в случае с Западной Украиной с оговоркой, хотя грубый, репрессивный характер политики советизации региона научно доказан и осужден в современном Украинском государстве) 70% населения займет пассивную, выжидательную позицию, и только до 20% могут принять участие в сопротивлении (речь идет о сегменте социально активного населения) [17].

Необходимо учитывать и такой важный фактор — участники движения ОУН и УПА, воюя со сталинским режимом, считали его внешним агрессором, оккупантом.

Правда заключается в том, что борцы против тоталитарного режима, и та немалая часть населения, что им помогала (и которую можно правомерно относить к комбатантам согласно упомянутых норм МГП), не считала советский режим своим и легитимным для себя.

Учитывая реальный статус украинской советской квази-государственности и особенности методов действия тоталитарного режима, такая ситуация кажется вполне понятной. Однако советская власть трактовала этих людей как граждан СССР и распространяла на них свою юрисдикцию.

Следует учитывать, что повстанцы считали врагом не собственно советских воинов, а компартийный режим.

Красноречивыми являются слова проводника «Шугая» из его письма от 18 декабря 1945 оперработнику ст. лейтенанту Кудринову: «Мы к простым советским солдатам или старшинам злобы никакой не имеем, только против жестоких партийщиков-душегубов, головы которых скоро покатятся по украинской земле».

Подпольщик отвергал предложение сдаться и призвал офицера: «Станем оружием против всенародного врага палача народа Сталина» [18].

Открытка УПА «Братья красноармейцы — украинцы!»