Как тысячи храмов в России превращаются в руины и кто их восстанавливает вместо РПЦ

В России исчезают тысячи храмов . Вместе с целыми деревнями они превращаются в руины, а старинные фрески - в пыль. По умолчанию такие развалины закреплены за государством, но фактически до них нет дела ни светской власти, ни РПЦ, которые, кажется, больше сосредоточены на строительстве храмов шаговой доступности в спальных районах Москвы. Волонтеры, сбежавшие из городов ради восстановления разрушающихся храмов, называют представителей РПЦ предателями, а себя - миссионерами. Восстановление храма в деревне Нюнежской в Архангельской области выглядит, как, например, ремонт бани на даче. В разгар дневной июльской жары мужчина в рабочей одежде и женщина в свободном платье приходят в тень от серого деревянного строения без окна. В траве лежит желтый брус, и мужчина и женщина вырубают в нем киркой желоб - делают основание для оконной рамы. Плана работ нет. Каждый делает только то, что хочет. Пока одни управляются киркой, другие отдыхают в своих палатках, стоящих рядом, гуляют по окрестностям или сидят за открытым ноутбуком, поставленном на чурку. Вблизи стоят и машины, на которых волонтеры сюда приехали. У костровища - самодельные деревянные стол и лавки, скрываемые на случай дождя прозрачным тентом. 35-летний Глеб Кузнецов, который первым нашел эту церковь восемь лет назад и с тех пор возглавляет сюда экспедиции, тоже настроен на отдых. Он выглядывает из церкви и предлагает Софье Горленко, отложить кирку и спуститься к реке. Работать остается один человек. Сюда, в храм Илии Пророка, экспедиции волонтеров ездят с 2014 года. С тех пор активисты починили крышу и звонницу и установили на церкви два деревянных креста. Когда в храме закончатся работы и начнутся службы - и начнутся ли они вообще, - гости не загадывают. Они рассказывают, что в их деятельности важен процесс, а не результат. Главное, чтобы местные жители видели, что храм кому-то нужен. Те приносят добровольцам огурцы и молоко, пускают к себе заряжать гаджеты и набирать воду. До того, как найти это место, Глеб Кузнецов восемь месяцев путешествовал по миру. Только в этой исчезающей деревне он нашел, как называет его, санаторий для наших истерзанных Москвой душ . Должен заниматься тем, что люблю Кузнецов родился в 1985 году в Алма-Ате. По трем линиям у него в роду раскулаченные крестьяне. После ссылки в Казахстан они обосновались, возродили жизнь . До 1990-х мы жили в собственном коттедже - никогда у нас не было квартир , рассказывает Глеб. В 1990 году, когда Глебу было пять лет, он с родителями, дедушкой и бабушкой переехал в Тверскую область, где им дали дом в деревне: Не было ни полов, ни потолков . Через несколько лет семья перебралась в Москву. У отца была строительная компания, которая возводила коттеджи под Москвой, мать работала бухгалтером. Глеб год готовился поступить на юридический факультет МГУ. Но как-то вот я повзрослел за этот год и понял, что должен заниматься только тем, что люблю. А я любил историю . В итоге поступил на исторический факультет того же университета. Выпить полбутылки водки, подраться и пойти на лекцию было нормальным для него и его однокурсников. Он учился на пятерки. Ты должен быть очень шумным, очень талантливым, сильным, ярким, у тебя должно было быть свое мнение на любой счет, - считал Кузнецов. - А если нет, кому ты интересен? Чтобы испытать себя, после первого курса Глеб взял академический отпуск и уехал в Валаамский монастырь. В другое время пошел бы в армию, но в 2000-х годах она казалась ему хуже тюрьмы. Он считал себя человеком верующим, понимая под религией все те смыслы, которые вкладывают современные христиане - чувство Бога и этические заповеди, принципы, которым ты должен следовать в своей жизни . Его взяли трудником - разнорабочим при монастыре, не получающим за свою работу деньги. Встаешь в четыре утра, идешь на полунощницу - ночную службу. Без завтрака идешь на работу . Окончив университет, он устроился учителем истории в школу. Получал 3 тыс. рублей в месяц. Этого было мало, и пошел прорабом на стройки отца. Мы работали с семи утра до полной темноты - первый прием пищи был только в час дня. Мои узбеки курили только бегом . Долго оставаться на стройках не хотел, а увлечение историей его прокормить не могло. Подумал: блин, надо найти такую работу, чтоб тоже был кайф, но чтоб за нее платили . Окончил курсы сценарного мастерства, но после этого пришел к выводу, что авторское кино, к которому он тяготел, не востребовано. Стал судебным репортером, но через два года приелись и походы в суды. Восемь месяцев путешествовал по Азии, а затем Северной и Южной Америке. В начале 2010-х - он продолжал время от времени писать репортажи из судов и сценарии на заказ - попал на Бакшевскую Масляницу в Подмосковье. Там захватывали снежную крепость и сжигали чучело - с мордобоем настоящим, со всякими перетягиваниями каната . Кузнецову понравилось, и он написал организаторам, проводят ли они еще что-то подобное. Ему дали контакт Маргариты Баевой, которая летом вместе с другими волонтерами собиралась поехать в Архангельскую область восстанавливать православную часовню. Она предложила ему присоединиться к их команде. Приехал с летним спальником - меня не предупредили, - вспоминает Глеб, как впервые оказался на севере России. - Всю неделю в полночь я просыпался от холода - меня просто колотило, и засыпал только в шесть утра, когда солнце вставало . Но скоро он почувствовал себя здесь комфортно, как нигде. Тройная доза ЛСД За несколько километров от их локации должна была быть еще одна церковь - в деревне Нюнежской. В выходной день они отправились туда по реке в железной лодке с веслами, ее им дала хозяйка дома, где они остановились. С воды увидели наклонившуюся звонницу в заросшем травой поле. Это и была церковь Илии Пророка возрастом больше века. Я испытал сильное вдохновение от этого места - сравнимое с тем, что испытывает человек, который впервые съел тройную дозу ЛСД. Почувствовал, что это место мое абсолютно, что здесь я нахожусь в совершенной гармонии. У этого не было никаких материальных, практических обоснований . Окон и крыши в постройке не было, внутри на земле лежала груда гнилых досок с рост Глеба, стены завалились. Баева сказала, что работы на этом объекте слишком много. Единственный плюс - это предположили сначала, и потом это подтвердилось - у строения не было статуса объекта культурного наследия, оно не стояло ни на чьем балансе. То есть никто бы не контролировал, что с ним делают. Местные жители, некоторые из которых работали с лесом, сказали, что помогут с бревнами и досками. Кузнецов утверждает, что не раз звал отца Олега, но тот не хочет двадцать километров от города проехать . В том же году, когда нашли храм в Нюнежской, Кузнецов и Баева придумали фонд Вереница и занялись его регистрацией (Глеб стал его учредителем, а Маргарита директором). Так было проще получать разрешения на работу с памятниками и привлекать гранты. Кузнецов написал в своем Живом журнале , что организация будет заниматься шестью объектами, в том числе и церковью Илии Пророка. Но только насчет храма в Нюнежской он писал у себя во ВКонтакте , что туда нужны волонтеры и просил по всем вопросам обращаться к нему. Я умею работать с деревом, потому что я люблю дерево, мне нравятся эти старые деревяшки, - рассказывает Глеб Кузнецов. - Вообще, в жизни всегда есть такая история: что бы ты ни делал, ты кому-то переходишь дорогу. Если ты выигрываешь какой-то конкурс, получаешь где-то работу - кто-то другой не получил работу, кто-то другой проиграл конкурс. А здесь, на церкви, ты абсолютно никому не приносишь никакого вреда. Это момент, когда нет ни сучка, ни задоринки в твоей деятельности . У него появилось место, где я могу неделю забивать гвозди, мы можем сесть у костра, общаться, что-то получать от этого, и при этом мы делаем что-то хорошее . Страшно достроить На смену 2021 года не было много работ, но экспедиция все равно состоялась. Глеб Кузнецов и Софья Горленко позвали, как и раньше, плотника, а также пару своих знакомых и двух человек, которые помогают им делать одежду для их интернет-магазина. Тот открыли, чтобы был постоянный доход. Глеб и Софья занимаются и коммерческими видеопроектами - получали заказы от РБК, РЖД и правительства Москвы. Один раз должны были сотрудничать и с Единой России , но проект сорвался. В один из дней Глеб просыпается раньше всех и купается в реке. Завтракает кофе с баранками и надолго уходит в дом местного жителя, который пускает к себе гостей заряжать гаджеты. Волонтеры собираются у пустого костровища. На всех завтрак не готовят - по словам Глеба, кто хочет, варит себе сам, потому что это не пионерлагерь . Кто-то варит кашу на газовой горелке, кто-то - спрашивает у других, как сделать кофе. - Я знаю, что 15 июля я буду здесь с моими друзьями, - говорит Кузнецов мне вечером, стоя у костра. - Мы будем сидеть у костра и будем заколачивать доски. Это островок стабильности, который очень нужен. Это как в том фильме - каждый год, на Новый год, мы ходим в баню. - А если достроите? - Страшно представить. Нет цели достроить, повесить на замок и умчать. Наоборот, чем больше мы сюда будем приезжать, тем ближе будет ментальная граница деревни к церкви. Он уточняет, что мы с этим делом не спешим, потому что процесс даже важнее, чем конечный результат : Это было бы враньем, если бы я сказал, что мы вкладываем такие огромные усилия, чтобы здесь велись [церковные] службы. Ты восстанавливаешь церковь, потому что у тебя есть духовная потребность. Материальная, физическая - неважно . Для Глеба мотивация изначально была и сейчас осталась в чувстве, которое можно назвать кайфом - только здесь я получаю этот кайф, не неся за это ответственность и не делая ничего дурного . Вообще, неважно, будут здесь службы или нет. Если будут - хорошо. Если не будут, то она сама по себе имеет огромное значение, потому что люди на байдарках плывут, смотрят - стоит церковь с крестом. Значит, она уже нужна . Темнеет, Глеб сидит за столом у костровища и общается с друзьями. Со стороны храма слышался стук по дереву. Он разливает коньяк и продолжает: Мы фактически занимаемся миссионерской работой сами с собой, потому что уезжаем из города и отрываемся от опостылевшей реальности. Приезжая сюда, мы сбрасываем с себя эту чешую. Эти комплексы какие-то, страхи. Обновляемся . Кузнецов и другие волонтеры, на его взгляд, здесь соприкасаются с богом в той форме, в которой верят в него . Мы русские, пока в это верим Сам Глеб, в отличие от периода, когда он был в монастыре, сейчас соприкасается с богом без обрядовой составляющей . Представителей Русской православной церкви он называет предателями , запустившими такие храмы, как в Нюнежской. Это неизгладимое, ужасное преступление, самое главное. Все, что они делали - поддерживали аресты Pussy Riot, и все эти скандалы, это все мелочи . Только благодаря сохранившимся церквям, по мнению Кузнецова, жители деревень осознают, что это наша культура, мы русские люди, это наша страна . Что наш мир не ограничивается нашим забором, внутри которого мы сидим, как сычи, и нам все равно, убивают там кого-нибудь, грабят, насилуют . Я живу на территории моей страны, но она оккупирована - большевиками, Советским Союзом, государством эр-эф, - считает Глеб. - Россия существует где-то под этим огромным слоем. При этом я думаю, что Путин - находка для России, потому что если бы не он, то здесь бы давно уже Если дать волю этим людям, они себе нового Сталина выберут. То, что мы русские - это, конечно, ложь. Что такое русские? Это только пока мы верим в это, мы русские. Но пока мы в это верим, у нас есть общность. А пока у нас есть общность, у нас есть сила. Как только вся эта система начинает рушиться, мы окунаемся в 90-е годы . Кузнецов забирается на восстановленную звонницу церкви Илии Пророка. Он смотрит на реку, деревню и поле вокруг. - Стоя здесь, ты становишься частью этого мира, - говорит он. - Потому что ты не просто как турист, знаешь, зашел посмотреть. Это твое. Ты гармоничная часть этого пространства. Почувствовав это дерево, это место, все вокруг, ты проникаешься этим чувством [кайфом] - и вот это вот оно.