Александр Бестужев-Марлинский. Декабрист, павший во славу империи. Часть 2
Будучи «узником» Дербента, как считал сам Бестужев, он не мог рано или поздно снова не стать жертвой своего же характера. Не секрет, что Александр был завзятым ловеласом, который к тому же бравировал своими победами на любовном фронте. Правда, всегда за это ему приходилось расплачиваться, но, как говорится, горбатого могила исправит.
Но в Дербенте его отношения с женщинами закончились трагедией, которая со временем обросла огромным количеством мифов. И по иронии судьбы, как раз в этой трагедии большой вины самого Бестужева, верно, и не было, просто его легкомысленность когда-то должна была окончиться кровью. Проживая в Дербенте, Бестужев свёл связи со многими женщинами настолько, что, по его же словам, всегда был готов к визиту ревнивого мужа.
Его скромное жилище навещала и унтер-офицерская дочь Ольга Нестерцова. Были ли они любовниками, доподлинно неизвестно, но сам Бестужев, некогда не скрывающий своих любовных приключений, писал об Ольге крайне сдержанно и только как о друге и умной, весёлой и милой девушке. Последний свой визит Ольга совершила в девятом часу вечера 23 февраля 1834 года. Соседи слышали привычную весёлую дружескую болтовню и смех, ничто не предвещало трагедии. Известный каламбурист Бестужев всегда мог поддержать беседу шуткой.
Ольга была, верно, очарована ссыльным дворянином и, обладая и без того весёлым нравом, резвилась как дитя, прыгая на кровати (никакой пошлости, просто в комнате было не так много мебели) и падая на подушки. Внезапно грянул приглушённый выстрел. Из-за частых бандитских набегов, преступности и просто по факту пребывания на Кавказе Бестужев всегда под подушкой держал заряженный пистолет и кинжал, в любой момент будучи готовым отразить нападение. Видимо, несчастная Ольга так разрезвилась, что невольно привела оружие в действие. Пуля прошла через плечо и застряла в груди.
Александр за считанные минуты привёл подмогу с лекарем во главе. Извещён был и комендант и батальонный командир Бестужева, поэтому к месту происшествия прибыли и служащие, уполномоченные провести следствие. Вскоре Ольга пришла в себя и сразу же в присутствии нескольких человек (в том числе и православного батюшки, и лекаря, и «следователей») отвела от Александра любые подозрения в убийстве. Несчастная прожила ещё два дня…
Дербентский дом, в котором жил Бестужев
Бестужев всячески оберегал честь девушки и даже перед кончиной Ольги назвал её своей невестой, дабы злые языки не тревожили память по ней. Можно только догадываться, как казнил себя обладающий бурной и мрачной фантазией Александр. Он даже начал подумывать, не свести ли счёты с жизнью, которая принесла ему столько несчастий. Позже всю эту историю сам Кавказ превратит в красивую и трагическую легенду, а в доме-музее Бестужева-Марлинского в Дербенте одним из экспонатов станет надгробная плита с могилы Ольги Нестерцовой.
Но легенда — это одно, а открытая манипуляция смертью — совсем другое. Так, несколько старших офицеров дербентского гарнизона, открытые ненавистники разжалованного Бестужева, решили использовать эту трагедию в своих целях. Для начала, несмотря на показания самой Ольги и прочие факты, под вопрос поставили итоги следствия, оправдавшего Александра. Когда же эта авантюра не удалась, батальонный командир представил дело в ином свете, утверждая, что распутный нрав самого Бестужева привёл к гибели девушки.
Слухи и пересуды дошли до Петербурга в самом неприглядном свете. Но тут в дело вмешался легендарный генерал Алексей Александрович Вельяминов.
Отдельно стоит упомянуть о самом Вельяминове. Алексей Александрович был человеком сложным и выдающимся. Одновременно с жёстким и порой циничным взглядом на процесс замирения Кавказа, Вельяминов, по воспоминаниям современников, знал регион, как никто. Он на память мог перечислить всех кавказских лидеров (вплоть до имён старост самых малых племён и кланов), без всяких выкупов отдавал представителям черкесов тела их погибших воинов, если, конечно, вопрос не стоял об обмене на тела своих товарищей, и держался в общении с черкесскими воинами с достоинством, но без надменности.
Алексей Александрович всегда был рассудителен и холоден в принятии решения и обладал весьма обширными для того времени знаниями. Даже собственную смерть, растянувшуюся на целые дни, он наблюдал со стоическим спокойствием. Одновременно с этой кажущейся холодностью Вельяминову не были чужды новые идеи. Более того, некоторые офицеры, а позже и историки считали генерала в каком-то роде вольтерьянцем, правда, все губительные романтизированные радикальные порывы этого движения в случае с Вельяминовым гасились житейской мудрость и опытом.
Несмотря на то, что в России вольтерьянство носило несколько поверхностный характер и само по себе не смогло вырасти в полноценные политические постулаты, способные сплотить людей в партию, оно посеяло во многих людях того времени желание реформ, в чём их трудно винить. Не исключением был и Вельяминов, во множестве читавший труды французских философов 18 века. Таким образом, Алексею Александровичу не чужды были идеи равенства, а также идеи верховенства разума и образования.
Генерал Вельяминов
Естественно, Вельяминов, хоть и ставил на первое место службу Отечеству, правда, без какого-либо раболепия перед начальством, сочувственно относился к сосланным на Кавказ офицерам. Узнав про беды Александра Бестужева, его храбрость и мечту о ратных подвигах, Алексей Александрович решил дать возможность декабристу освободиться от солдатской службы, которая для него как ссыльного была вдвойне тяжка.
В 1834 году место Паскевича на должности командующего Кавказским корпусом уже как три года занимал Григорий Владимирович Розен, к которому с просьбой перевести Бестужева в части Кавказской линии и обратился Вельяминов. Он в то время как раз и командовал войсками линии.
Вскоре через Тифлис и Ахалцых, а позже морем Бестужев прибыл на Кавказскую кордонную линию. В это же время у Ольгинского кордона (ныне это район хутора Тиховский в Краснодарском крае) Вельяминов собирал военный отряд для своей экспедиции в неизведанные тогда земли натухайцев, шапсугов и прочих черкесских племён. Основными задачами экспедиции были – постройка Абинского укрепления (ныне город Абинск) и прокладка сухопутной дороги к Геленджикскому укреплению, которое с момента основания снабжалось исключительно морским путём.
Река Абин
В августе 1834-го года экспедиция, в составе которой оказался и Бестужев, выдвинулась в сторону реки Абин, где и надлежало возвести новое укрепление. Описывать все тяготы, лишения и боевые подвиги того похода автор не станет, т.к. более подробно об этих малоизвестных, но судьбоносных для всего Северного Кавказа походах он уже писал в цикле «Забытые кавказские походы генерала Вельяминова». Поэтому ниже приводятся лишь некоторые воспоминания о том походе самого Александра Бестужева.
Вот как писал Александр Александрович о переходе к берегу реки Абин:
«Пишу к вам усталый от двухдневной фуражировки, то есть боя, потому что нам каждый клок сена и сучок дерева, даже пригоршня мутной воды стоит многих трудов и нередко многих людей».
Несмотря на дикую усталость, сквозь письма Бестужева всегда сквозила восторженная весёлость, свойственная его излишне романтичному характеру (и не стоит это принимать за браваду – это было просто его неотъемлемой частью души):
«Идут ли стрелки занимать лес, аул, реку, я кидаюсь впереди: скачут ли казаки за всадниками, я несусь туда. Мне любо, мне весело, когда пули свищут мимо…»
Александр Бестужев-Марлинский
Пройдя ущельями и хребтами, форсировав десяток горных рек, которые в ливни превращаются в неудержимые потоки, пробив путь в непроходимых лесах, отряд, наконец, взошёл на горный хребет, у подножия которого плескалась Геленджикская бухта. Бестужев писал о том восторге и жажде отдыха, обуявших их в конце своего тяжёлого пути:
«Мы вошли в ущелье 10 октября. Мы дрались за каждую пядь земли, завоевывали дорогу кирками… Перешли через огромный хребет со всеми тяжестями. Ура, мы в Геленджике!.. Вы не сыщете Геленджика на карте, может быть, не подозреваете его и на белом свете. Эта крепость не более 3-х лет вышла на Черкесский берег, в бухте весьма удобной для рейда. Отдохнули в Геленджике, где я был на море, на судах, купался в фосфорных зеленых волнах, парился лавровыми вениками, ел летучих рыб, камбалу… И потом, околесив кругом, проложив другую дорогу, мы возвратились к Кубани. Каких трудов и сколько крови стоило нам это!»
Продолжение следует…